II
Два дня спустя, когда Йенни работала в своем ателье, к ней пришел отец Хельге.
Он остановился у дверей со шляпой в руках, и тут Йенни заметила, что он совсем седой, такой седой, что нельзя было бы сказать, блондин он или брюнет. Но вид у него все-таки был чрезвычайно моложавый. Фигура у него была стройная с несколько покатыми плечами, а глаза молодые и большие и точно заполняли все лицо. Эти голубые глаза поражали своим грустным и вдумчивым выражением.
– Не удивляйтесь моему визиту, фрекен Винге, – начал он. – Так понятно, что мне хотелось поскорее видеть вас… Нет, пожалуйста, не снимайте вашего халата. И скажите откровенно, если я помешал вам.
– Ах, нет, – ответила радостно Йенни, – я так довольна, что наконец вижу вас. – Она сразу почувствовала симпатию к этому человеку, и ей понравились его голос и улыбка. Она все-таки сняла с себя халат и прибавила: – Все равно, здесь скоро станет темно и работу придется прекратить… Как это мило с вашей стороны, что вы заглянули ко мне!
– Мне кажется, что прошла уже целая вечность с тех пор, как я в последний раз был в каком-нибудь ателье, – сказал Грам, оглядываясь по сторонам и садясь на диван.
– Разве вы не поддерживаете знакомства с другими художниками, хотя бы с вашими бывшими товарищами? – спросила Йенни.
– Нет, ни с кем, – ответил он коротко.
– Но скажите… – Йенни запнулась и после некоторого молчания продолжала, – каким образом вы отыскали меня здесь? Вы заходили, может быть, ко мне домой? Или узнали адрес моего ателье в Союзе художников?
Грам засмеялся:
– Нет, ни то ни другое. Третьего дня мы встретились с вами на лестнице. А вчера, когда я шел в свою контору, я снова увидал вас и… пошел следом за вами. У меня появилось желание остановить вас и представиться вам. Но вы успели уже зайти сюда, а я знал, что в этом доме есть художественное ателье. И вот я решил сделать вам визит в вашем ателье…
– Как это странно… – Йенни весело расхохоталась, – Хельге тоже шел за мной следом по улице, за мной и моей подругой. Дело в том, что он в первый день своего пребывания в Риме заблудился, и вот он набрался смелости и подошел к нам, чтобы спросить, куда ему идти. Так мы и познакомились. Сперва нам показалось, что с его стороны было дерзостью остановить нас на улице… Но, по-видимому, его смелость в этом отношении наследственна…
Грам слегка сдвинул брови и ничего не сказал. Йенни испугалась, что обидела его, и смутилась, не зная, чем загладить свои слова.
– Могу я предложить вам чашку чаю? – спросила она. И не дожидаясь ответа, она зажгла спиртовку и поставила на нее чайник с водой.
– Да, фрекен Винге, – сказал Грам, – должен вас предупредить, что Хельге не похож на меня в остальном. К счастью, как мне кажется, у него даже нет ничего общего с его отцом. – И он горько засмеялся.
Йенни не знала, что ответить на это. Она принялась расставлять на столе посуду и заметила:
– Здесь очень пусто и неуютно, как вы видите. Но ведь я живу у матери.
– Вот как, вы живете дома?… Но ателье здесь хорошее, не правда ли?
– Да, ничего.
С минуту они молчали.
– Знаете, фрекен Винге… в последнее время я очень много думал о вас… Из писем сына я понял, что вы и он…
– Мы очень любим друг друга, – перебила его Йенни. Она стояла и смотрела на него сверху вниз. Грам протянул ей руку, и она пожала ее, и он немного задержал ее руку в своей.
– В сущности, я очень мало знаю своего сына, Йенни Винге, – сказал он. – Я совсем не знаю, какой он. Но раз вы любите его, то вы должны хорошо знать его… во всяком случае лучше меня. А то, что вы любите его, служит для меня доказательством его достоинств, и я горжусь им. Впрочем, я всегда верил, что он хороший юноша и способный. Что он серьезно привязан к вам, в этом я не сомневаюсь… после того, как увидел вас. Лишь бы он сделал вас счастливой, Йенни.
– Спасибо, – проговорила Йенни, снова пожимая ему руку.
– Конечно, – продолжал Грам, – я люблю своего Хельге… Ведь он мой единственный сын. Хотелось бы мне верить, что и Хельге любит меня…
– О, да, Хельге очень любит вас! Да и мать также, – и Йенни покраснела, словно она сказала нечто бестактное.
– Да, я верю этому. Но, разумеется, он уже давно заметил, что его отец и мать… не любят друг друга. Вы, должно быть, знаете, Йенни, что Хельге не был счастлив в доме своих родителей. Вы это должны понимать, вы умная девушка. Вот потому я и думал, что Хельге вполне оценил, какое счастье для него, что вы любите друг друга. И я знаю, что он отнесется бережно к вашей любви… и к своей…
Йенни подала ему чашку чаю:
– Пожалуйста!.. Хельге часто приходил ко мне пить чай в Риме. Вот в эти-то послеобеденные часы мы и узнали друг друга ближе…
– И влюбились друг в друга.
– Да, только не сейчас же. Впрочем, должно быть, мы сейчас же влюбились друг в друга, но сами не знали этого и думали, что мы хорошие друзья.
Грам улыбнулся.
– Не расскажете ли вы мне что-нибудь про Хельге, – продолжала Йенни, – каким он был, когда был маленьким?
Грам печально улыбнулся и покачал головой: – Нет, Йенни. Ничего особенного я не могу рассказать вам о своем сыне. Он был хороший и послушный мальчик, в школе учился хорошо, но никаких определенных способностей или талантов не проявлял. Одно могу сказать, что он всегда был очень замкнут… по отношению ко мне во всяком случае. Нет, Йенни, лучше вы расскажите мне про него, – и он ласково засмеялся.
– Что же я могу вам рассказать?
– Что хотите. Мне хочется знать, каким представляется мой сын молодой девушке, которая его любит. К тому же вы – девушка незаурядная, вы хорошая художница, и умная… и милая, мне кажется. Не можете ли вы мне сказать, за что именно вы полюбили Хельге, за какие качества?
Йенни засмеялась:
– Право, на это трудно ответить… Могу вам только сказать… что мы полюбили друг друга – вот и все.
– Конечно, я задал глупый вопрос, – ответил со смехом Грам. – Можно подумать, что я совсем забыл, что значит быть молодым и влюбленным, не правда ли?
– Не правда ли!.. – засмеялась Йенни. – Знаете, ведь Хельге тоже через каждое слово говорит «не правда ли?». Это производит впечатление чего-то молодого и неуверенного. Да, я сейчас же увидела, что он очень замкнутый. Но мало-помалу он раскрылся передо мной…
– Я вполне понимаю, что вы располагаете к откровенности, Йенни. Но расскажите же мне что-нибудь… Нет, нет, вам незачем пугаться. Я вовсе не рассчитываю, что вы будете рассказывать мне историю вашей любви и тому подобное… Расскажите мне о себе, о вашей работе, о Риме… чтобы я снова почувствовал, что значит быть художником… и свободным… и заниматься любимым делом… и быть молодым… и влюбленным… и счастливым…
