«Надо бы вызвать такси», — подумала я и потянулась за телефоном, когда позади кто-то возник.
Я не успела обернуться. На мои плечи опустились чьи-то руки. Тяжелые, грубые, они сдавливали кожу, впивались в ключицы.
— Иди-ка сюда, — донеслось до меня гадким басом.
В нос ударил запах чеснока и немытого тела. Я попыталась вывернуться и удрать куда подальше, но мужчина плотно вжался в меня. Гигантская ладонь накрыла мне рот, не позволяя закричать. Моя сумочка рухнула к ногам, и её содержимое рассыпалось по мокрому асфальту. Послышался хруст — мужской ботинок наступил на мобильный телефон.
— Привет тебе от старого знакомого, кукла. Слышишь, если ещё раз будешь так выкаблучиваться, то не досчитаешься зубов. Усекла?
Я молчала, осматриваясь по сторонам в тщетной надежде увидеть кого-нибудь, к кому могла рвануть за помощью.
— Усекла? — повторил мужчина злее, и вторая рука легла на мою шею, огладила её почти любовно.
Но я чувствовала, что если пальцы сожмутся — мне не спастись. Кивнула, словно в замедленной съемке. Удар сердца, и человек позади меня исчез. Будто бы растворился в вечерней дымке, смылся под проливным дождем. Дрожащими руками я сгребла свои вещи — мокрые, сломанные — в сумочку, подняла разбитый мобильный телефон. Бесполезно. Даже не включается.
В двухстах метрах от офиса караулило такси с водителем, который дрых, откинувшись на сидении. Повезло, что машина оказалась так близко, иначе бы я долго бродила по улицам города в поисках кого-нибудь, кто согласился меня подвезти. Я помолотила в стекла. Водитель проснулся, потянулся и разблокировал двери.
— Помирает, что ль, кто-то? — удивился он, наблюдая за тем, как я щелкаю ремнем безопасности. — Куда такая спешка? Вы рожаете? Рановато вроде.
Впрочем, по остекленевшему взгляду и полному безразличию к происходящему он понял, что шутки бессмысленны. Моих сил хватило лишь на то, чтобы назвать домашний адрес.
Я ввалилась в квартиру и побежала в ванну, чтобы смыть с себя след чужих лап. Одежда, пропахшая чужаком, была сброшена. Едва я шагнула в душевую кабину, как увидела каплю крови на бежевом белье, которое валялось на полу. Светлая, почти коричневая, она вызвала во мне не просто страх. Нет. Дикий ужас. Панический страх. Я тронула себя внизу. На пальцах крови не было, но живот скрутило от боли, и в глазах помутилось.
Онемевшими губами я вызывала по домашнему телефону скорую помощь.
Дальнейшее помню смутно. Вроде бы ко мне приехало два молодых врача — парень и девушка, — которые шутили и пытались убедить меня, что от небольшого кровотечения ещё никто не умирал. Мы собрались за две минуты, и вскоре скорая помощь мчалась к ближайшей больнице.
Запоздало я подумала, что не взяла с собой даже халата. Страховой полис, паспорт и тапочки, которые мне всучила медик в последнюю минуту — вот и весь комплект. Я лежала на каталке и через люк изучала ночное небо. Ярко светили звезды, мерцали фонари. В окнах домов кипела жизнь.
— Да не волнуйтесь вы, всё наладится. Какой, говорите, у вас месяц? — миролюбиво спросила девушка-медик.
— Шестой, — выдохнула я сквозь стиснутые зубы.
А если это конец? Если завтра утром я позвоню Вике и, содрогаясь от рыданий, прошепчу жуткое, убийственное слово — выкидыш, — а подруга начнет убеждать меня, что это не конец света?
В ответ крошечное существо внутри меня впервые толкнулось. Почти не ощутимо, еле-еле, но оно будто бы сообщило мне: «Мама, не парься. Прорвемся».
И я безоговорочно ему поверила.
Глава 3
Представьте типичную российскую больницу: облупленные стены, ржавый санузел, сколотый кафель. Теперь умножьте представленное втрое и добавьте хамоватых медсестер. Примерно ощутили масштаб бедствия? Да, именно в такое место меня положили на сохранение.
В палате на шестерых было не продохнуть. Чья-то пятка утыкается тебе в лицо, и чей-то живот залезает на твою тумбочку. Духота дикая, потому что кому-то постоянно дует.
Тут лежала девочка-первокурсница с преэклампсией, которая не могла выговорить название своего осложнения. Слева от неё валялась, закинув ногу на ногу, мать троих детей, которая рассматривала больницу в качестве курорта: кормят, поят, убирают. На соседней со мной койке скучала девушка с первой беременностью и кучей проблем по женской части. Напротив находилась сорокалетняя дама, которой назначили плановую операцию по удалению кисты, но она тряслась так, будто её собирались разрезать надвое. Ну и я. Обыкновенная дурында, напуганная каким-то уродом. Шестая койка пока пустовала, что напрягало меня особенно сильно — неизвестно, кого туда могут подселить.
От платной палаты я отказалась — было страшно остаться одной даже на секунду. Казалось, что стоит закрыть глаза, и позади меня окажется человек. Его тяжелое дыхание обожжет мои лопатки. Он приблизится, обхватит мою шею своими пальцами…
Короче говоря, лучше лежать вместе со всеми. Девицы много трепались а я отмалчивалась. Проблем не обсуждала, в душу не лезла. Меня искололи как ежа уколами, закидали таблетками. Кормили здесь тоже отвратительно. Никогда бы не подумала, что можно испортить рис или гречу.
Девочки навещали меня ежедневно, но я не очень-то этого хотела. В какой-то момент даже пожалела, что попросила Вику собрать мне сумку с личными вещами. Если б не необходимость что-то носить, я бы никогда не призналась, где сейчас нахожусь. Но без зубной щетки и сменного белья оказалось тяжеловато. Пришлось рассекретиться.
И тут началось! Подруги переживали так рьяно, что мне становилось не по себе.
— Чего случилось-то? — донимали они меня в часы приема. — Просто взяла и разнервничалась?
— Угу, — вздыхала я, не желая делиться реальным положением вещей.
А смысл? Начнут кудахтать, переживать. Ленке волноваться противопоказано (иначе окажется на соседней койке), а Вику не хочу грузить такими подробностями. Она слишком впечатлительная.
— Какой кошмар, — ахали девочки в один голос. — Как же так, Илона? Совсем себя не щадишь! Ужас! Выздоравливай скорее. Мы очень за тебя переживаем.
Я кивала им точно китайский болванчик. Монотонно, медленно. А про себя думала: «Отвалите. Просто отстаньте и не лезьте ко мне со своей жалостью». Иначе расклеюсь, разрыдаюсь. Окончательно сломаюсь.
Но мне нельзя. Я должна оставаться сильной ради того крохотного чуда, что потихоньку осваивалось в моем животе. Легонько крутилось. Почти неощутимо двигалось, напоминая о своем присутствии.
— Почему ты не переведешься в платную клинику? — поинтересовалась Ленка в одно из посещений. — Видно же, что тебя прямо вымораживает здесь находиться.
— А смысл? — лениво отозвалась я. — Врачи нормальные, а к условиям я любым привычна. Меньше всего меня пугает расколотый унитаз или храпящая соседка.
— Ну а еда? Тут же свихнуться можно — поддакнула Вика, которая считала, что стерпеть можно что угодно, кроме голодания.
— А что еда? Скину лишние килограммы, которые наела на булочках, — вздохнула я.
На самом деле, мне не хотелось совершать лишних телодвижений. Куда-то ехать, переводиться, объясняться. Пролечусь положенное время и надолго забуду про больницы. Пусть откладывается в памяти, что сюда лучше не попадать повторно.
На третьи сутки безделья в палату вошла медсестра и поманила меня пальцем.
— Илона, к вам супруг.
— Кто?.. — переспросила я обескураженно.
— Выйдите и узнаете, — закатила глаза медсестра, хлопнула на прощание дверью.
Мол, какие глупые беременные женщины: пристают с тупыми вопросами, про мужей собственных забывают.
Странно. Во-первых, приемные часы давно кончились, а в вечернее время охрана коршунами следит, чтобы никто посторонний не проник внутрь отделения. Во-вторых, откуда у меня нарисовался супруг, если даже мужчины-то не имеется?
Я пожала плечами и вышла в холл, гонимая неясным предчувствием. Что-то подсказывало: сегодняшний вечер станет началом чего-то нового. Осталось понять, чего конкретно? Опасаться мне или радоваться?
