Может быть, пока не поздно, рвануть в окно и сигануть со второго этажа? Только бы не связываться с непонятными мужьями и последствиями, в которые они могут завести.
О нет!
Этого человека я надеялась увидеть меньше всего и одновременно мечтала о встрече с ним долгими бессонными ночами. На старой расшатанной скамье сидел, опустив голову, Илья. Челка падала ему на лицо, пальцы были сложены в замок. Он нервно постукивал ногой. Волнуется, что ли?..
Хм, а что он, собственно, тут забыл?! Когда успел вернуться из Праги, откуда узнал, где меня искать?! Ещё и мужем представился! Кошмар какой!
— Ляля. — Я застыла напротив, скрестила руки над животом. — Как ты тут оказался?
Он поднял на меня лицо, и я рассмотрела впалые щеки и темно-синие, почти черные синяки под глазами. Уставший, какой-то замученный, будто мчался сюда на собаках. Разве он не должен наслаждаться грудастыми пражскими красотками?
— Приехал сразу же, как Вика написала, что ты на сохранении. Арефьева, не важно, что между нами происходило раньше.
В смысле, не важно?! У меня аж дыхание перехватило от негодования. Зря я его, что ли, связывала? Зря гнала от себя поганой метлой в надежде, что никогда больше не услышу этого голоса с хрипотцой?
— Вообще-то важно. — Я топнула ногой. — Ты сам просил не лезть в твою жизнь. Я уговор сдержала, а ты…
— Вика прислала мне фотографию нашей дочери, — перебил Илья дрогнувшим голосом. — Значит, Екатерина Ильинична?..
Я витиевато ругнулась. Вот предательница! То есть я ей по секрету отправляю снимки с исследований, а она их рассылает кому попало, не спросив разрешения!
— Не факт, что Ильинична. Просто люблю всякие необычные отчества. Как тебе Аристарховна? Модестовна? — отшутилась я, присаживаясь на расстоянии вытянутой руки от него.
— Неплохо. Но Ильинична нравится сильнее, — произнес Ларионов, положив ладонь на мой живот.
Ребенок внутри радостно пихнулся, но я вывернулась быстрее, чем Илья что-либо почувствовал. Поплотнее прикрылась халатом, не позволяя ему лезть в мою душу со своими приторными нежностями.
Пусть он уходит. Проваливает в Европу. Прочь из моей жизни. Потому что от железной леди Илоны Арефьевой осталось лишь блеклое напоминание. Я слабая и жалкая. Толстая. Некрасивая. Плаксивая беременная баба.
Илья и сам, кажется, был не рад увиденному, потому что разглядывал меня очень уж пристально, всматривался в глаза и всё никак не решался задать вопрос.
— Или спрашивай, или вали на все четыре стороны.
— Что произошло? — Его голос надломился. — Вика рассказала, что ты сильно перенервничала. Неужели язву-Арефьеву может подбить какая-то нервозность?
Вот интересно: Лаптева хоть о чем-нибудь умолчала? Не удивлюсь, если она растрепала Ларионову все подробности моей жизни, вплоть до результатов анализов и того, сколько килограмм я набрала за этот месяц.
— Может, — буркнула я, теребя меж пальцев краешек халата. — Ты только ради этого сюда ехал? Мог бы ограничиться смс-сообщением. Как тебя вообще впустили в больницу?
Илья без лишних слов фыркнул. Впрочем, я и сама догадывалась, что за лишнюю тысячу рублей медсестры готовы нарушить любые запреты и допустить в отделение сомнительного незнакомца, даже не проверив, а муж ли он мне или просто какой-то сумасшедший!
— Всё с тобой ясно. Посещение окончено, до свидания.
Я поднялась и, не оборачиваясь, направилась к палате. Лопатки жег внимательный мужской взгляд.
— Арефьева! — донеслось мне вдогонку. — Не надейся, так просто ты от меня не избавишься. Ты ведь сама знаешь, что наш договор юридически ничтожен. И если я захочу предъявить права на ребенка — тебя не поддержит никакой суд. Но я чту наше соглашение, поэтому…
— Поэтому что? Понадобится ещё полмиллиона, чтобы ты свалил? — плюнула через плечо. — Увы, стратегические запасы кончились. Ляля, исчезни, прошу тебя по-человечески. Договорились?
Он не ответил, а я не стала повторять.
Уже на подходе к палате появилось смутное подозрение: Ларионов непременно вернется, вновь лишит меня сна, нарушит мой покой. Ворвется бурным вихрем в мой размеренный быт, и я вновь запутаюсь в его паутине.
Почему эта мысль заставила моё сердце забиться чаще? Впервые за несколько мучительных дней на моих губах появилась улыбка.
Глава 4
К сожалению, Илья не смог возненавидеть Илону. Он пытался. Всякий раз, когда накатывали воспоминания об их встречах, напоминал себе, как она ему противна. Женщина-наваждение. Женщина-издевка.
Но почему-то здравый смысл летел в тартарары. Что может быть паскуднее чувства, когда головой ты понимаешь, что должен презирать человека, но всякий раз находишь оправдания его поступкам?
Несколько месяцев потребовалось Илье, чтобы просто забыться. А потом он получил сообщение от Лаптевой Вики, с которой не общался со дня отъезда в Чехию.
Познакомься, Екатерина Ильинична. Илона решила, что даст малышке твоё отчество:)
К сообщению была прикреплена фотография. Что-то совершенно непонятное, какое-то светлое пятно на черном фоне. Илья долго всматривался в снимок, а потом вдруг увидел. Едва уловимые очертания: голова, тельце, ножки и ручки. Даже нос!
Говорят, что отцовские чувства редко просыпаются на этапе беременности. Для мужчины это существо пока не представляет собой ничего, кроме дополнения к женщине. За что его любить?..
Наверное, люди врут. Потому что Илья Ларионов влюбился в свою дочь с первого взгляда. Ему хватило нескольких секунд, чтобы навсегда лишиться рассудка.
Илья сохранил фотографию и поставил её в качестве заставки рабочего стола. В нем всё сильнее крепла мысль вернуться в Санкт-Петербург, но он останавливал себя. Нечего сходить с ума.
Зато Илья перечитал множество юридических форумов и убедился, что контракт, который заключила с ним Арефьева, ничтожен. Нельзя отказаться от отцовства; хоть триста подписей поставь, а обязательства у тебя останутся.
В принципе, теперь он мог нагрянуть к Илоне в любой момент и предъявить права на своего ребенка Деньги не потрачены — их можно беспроблемно вернуть. А вот запретить видеться с дочерью Арефьева ему не сможет. Будет сопротивляться — он пойдет в суд.
Но сегодня от Вики пришло новое сообщение. Страшные слова, заставляющие кровь застыть в жилах. И все мысли о том, чтобы начать судиться с Арефьевой за право общения с ребенком, отпали сами по себе.
Два дня назад у Илоны началось кровотечение. Сейчас она лежит на сохранении. Приезжай. Ты ей очень нужен.
Всего секунду Илья колебался перед тем, как рвануть в аэропорт. Эгоистичный порыв — «да и черт с ней» — моментально сменился тревогой. Вообще все рациональные чувства — застарелая обида, злость, неприязнь — потеряли всякий смысл. Потому что сердце сжало стальными когтями, когда Илья прочитал четыре коротких предложения.
Он закидывал в сумку минимальный набор вещей, попутно названивая Виктории. Та не отвечала, доводя Илью до паники. Наконец, Лаптева подняла трубку.
— Извини, не слышала зво… — попыталась оправдаться она, но была перебита резким вопросом.
— Почему ты не написала мне раньше?! — возмутился Илья, натягивая разномастные носки.
— Сомневалась, должен ли ты знать, — пролепетала Виктория. — Но поняла, что так нельзя. Илона совсем замкнулась в себе, даже разговаривать с нами не хочет. Я боюсь за неё. Ты можешь мне не верить, но она до сих пор страдает по тебе.
— Это она сама сказала? — усмехнулся Илья, встрепывая волосы, потому что не мог просто стоять на месте.
— Конечно же, нет. Илона никогда не признается в своей слабости, но друзья на то и нужны, чтобы всё читать между строк.
Вика всерьез переживала за подругу и почему-то считала, что той жизненно необходим какой-то там Илья Ларионов. Дурацкая девичья надежда. Да только Илья и сам не мог оставаться в Праге, пока Арефьева находилась где-то в больнице. Совсем одна.
— Называй адрес.
Лаптева пообещала отправить всё сообщением.
