— Я не получаю удовольствия от этого.
— Чтоб тебя, Юлий. Двигай задницей. Нам пора сваливать, — ворчит Линг, стук ее каблуков разносится эхом по парковке.
Рассеянно поглаживая ее горло, я смотрю на испуганную женщину, и за один вечер во мне появляются все качества, которые я ненавижу в людях. Я смягчаю свой нрав.
— Не убегай от меня.
Это приказ.
Не отвечая, Алехандра закрывает глаза и откидывает голову к стене, тяжело дыша. Ее плечи опускаются, и огонь утихает. Я принимаю это за согласие.
Хватаю ее за руку и веду к машине. Линг открывает дверцу, но прежде чем посадить Алехандру внутрь, я достаю кое-что из кармана и поворачиваю ее лицом к себе. Я поднимаю руки девушки, свожу их вместе и оборачиваю черную стяжку вокруг ее запястий, связывая их так крепко, как только возможно в наших обстоятельствах. Линг делает шаг вперед и скотчем еще раз обматывает ее запястья. Пока обхожу машину, чтобы сесть с водительской стороны, слышу, как Линг закрывает пассажирскую дверцу и присоединяется ко мне спереди.
— А что, если машина перевернется?
Я хмурюсь. Завожу машину и в зеркало заднего вида смотрю на мою гостью. Она поднимает свои связанные руки.
— Что, если машина перевернется.
Ее взгляд не отрывается от моего. После долгих гляделок, я взглядом показываю скуку и отвечаю спокойно:
— Тогда тебе точно не повезло.
Она моргает, не выдавая эмоции. Затем меня удивляет.
Алехандра Гамбино улыбается. Ласковой улыбкой. Загадочной. И эта ее улыбка отдается прямиком в моем члене.
Черт ее подери за красоту.
Откидываясь назад на сидение, она закрывает глаза и не проходит и получаса, как ее дыхание становится ровным, и она засыпает. Я чувствую, как Линг на меня смотрит. Я бросаю на нее взгляд и бормочу.
— Что?
Ее крошечная ручка сжимает мое бедро.
— Говорила же, что все пройдет хорошо.
Я помню, как делал все один. Помню, что ни в ком не нуждался. Моим партнером был Твитч, и после его смерти я не хотел ни с кем работать. Терять людей больно, физически и морально. Но я благодарен, что есть Линг. Делить с кем-то эту ношу приятно.
Я мимолетно улыбаюсь ей.
— Говорила, Линг-Линг.
Она улыбается мне в ответ, и мы в тишине продолжаем путь, ее ладонь так и остается на моем бедре.
Когда мои веки начинают тяжелеть, я решаю сменить планы.
— Я не в очень хорошем состоянии. Не думаю, что мы далеко от лофта.
Сонно моргая, Линг смотрит на свой навигатор.
— Минут пятьдесят пять. — Она поворачивается и смотрит на спящую Алехандру, затем спрашивает: — Уверен, что хочешь, чтобы она побывала в твоей пространстве?
Моя квартира очень важна для меня. Это мой островок спокойствия вдалеке от сумасшествия этого мира. Мое убежище.
Но прямо сейчас у меня нет выбора. Я больше не могу вести машину. Если бы я был машиной, то уже был на последнем издыхании от износа.
— Это только на ночь. — Я пожимаю плечами. — Что такого ужасного может произойти?
АЛЕХАНДРА
Притворяться так долго спящей сложнее, чем кажется. Поскольку делать ты ничего не можешь, тебе приходится вслушиваться в разговоры людей.
Когда Юлий спрашивает Линг сколько времени до квартиры, я перестаю дышать.
Спящие люди не перестают дышать.
Я исправляюсь тут же, как осознаю это. К счастью, никто не замечает.
Осознавая, что вскоре я смогу сбежать, сражаюсь с бешено колотящимся сердцем и продолжаю глубоко и ровно дышать. И буду продолжать притворяться, пока машина не остановится.
Машина, наконец, начинает замедляться, тормоза тихонько гудят. Линг открывает пассажирскую дверцу и выходит. Затем машина немного проезжает вперед, наконец двигатель глохнет.
Время почти пришло.
Мое сердце пропускает удар, будто на грани сердечного приступа. Я в ужасе.
За закрытыми глазами веки жгут соленые слезы.
Вот он мой единственный шанс.
Дверь рядом со мной открывается, и, не думая, я сажусь, ударяясь головой о… Черт. О Линг.
Она спотыкается, а затем падает назад, держась за нос, из которого хлещет кровь, и этого мне достаточно. Я ступаю голыми ногами на ледяную землю и, даже не сориентировавшись в пространстве, начинаю бежать.
Я слышу его.
— Бл*дь.
Злость в его голосе подстегивает меня. Я бегу быстрее, огибаю здание, слезы ручьями бегут по моему лицу. Я даже не осознаю, что реву, пока мое зрение не затуманивается. Внезапно боль простреливает мою пятку, когда я наступаю на что-то острое. Я громко кричу, моя кожа рвется. Я знаю, что истекаю кровью, но ничего не могу сделать. Мои руки связаны.
Я спотыкаюсь.
Черт, больно.
Я вновь пытаюсь, но тело меня не слушает.
Проклятье. Черт возьми. Нет!
Я никуда не сбегу.
Мне конец.
И, боже, это отстойно. У меня был план.
Слабачка. Жалкая. Прими свою смерть, дура. Это лучшее, что можешь получить.
Эти слезы льются уже рекой, и я приветствую их. Сев на попу, жду. Шаги приближаются ко мне, и, смутившись, я опускаю лицо и пялюсь на коленки, чтобы скрыть зареванные глаза.
Молча Юлий берет меня на руки и несет обратно к машине.
— Ты нос мне сломала, сука, — бормочет Линг. По голосу понятно, что она больше раздражена, чем рассержена на меня, затем добавляет: — Ты хоть представляешь, как долго он заживает? Я буду с синяками ходить недели две. Спасибо тебе огромное.
Юлий усаживает меня на сиденье машины и приподнимает мою ногу. Я рискую и бросаю на него взгляд, он в это время сердито на меня пялится.
— Ты наступила на гвоздь. — Качая головой, он берет шляпку гвоздя и вытаскивает его из моей пятки. Я вскрикиваю и отстраняюсь. Боль простреливает ногу до самой коленки. Он осматривает гвоздь. — Он ржавый. Прививка от столбняка есть?
Линг останавливается позади Юлия, слизывая кровь с верхней губы и ухмыляясь.
— Больно, ага?
Так и есть. Правда.
Юлий поворачивается к Линг и заботливо берет ее лицо в ладони, проводит большим пальцем по ее щеке.
— Ты в порядке?
Линг улыбается.
— Ты же знаешь, я такое обожаю. — Она смотрит на меня и затем посылает мне воздушный поцелуй. — Это же только прелюдия.
От того, что она кайфует от боли, меня буквально тошнит. А от того, что, очевидно, эту боль доставляет ей Юлий, мое сердце обливается кровью. Он, вероятно, такой же, как Дино, и в таком случае у меня нет даже надежды пережить этот ад.
Он выпускает ее лицо и подает ей телефон.
— Позвони Айде. Скажи, что ей нужно взять с собой все для прививки от столбняка и антибиотики. И спроси, может ли она что-нибудь сделать с твоим носом.
Линг кивает, затем направляется к входу в здание, подальше от машины. Мое сердце подпрыгивает. Когда Линг, рядом я чувствую себя в безопасности, вроде как. И теперь передо мной только разозленный мужчина… я решаю быть честной.
— Они убьют меня.
Он не отвечает, просто смотрит на меня.
— Я не хочу умирать.
Его скула дергается, но он продолжает молчать.
— Ты моя единственная надежда.
И затем Юлий отвечает, кратко, но честно:
— Если ж я твоя единственная надежда, воробушек, молись. Ты точно будешь мертва.
От ее слов в груди все сжимается, и я начинаю нервничать. Я с трудом дышу.
Я не готова умирать. Я еще даже не жила. Мне кажется это нечестным.
Юлий выпрямляется и скрещивает руки на груди, выглядя словно какой-то мститель. Тот еще видок, холодок пробегает по моему позвоночнику. Пока он смотрит на меня, Линг, не стесняясь, высмаркивает кровь из носа прямо на тротуар.
Она не кажется плохим человеком. Она тоже может быть моей надеждой на побег. Мне становится стыдно.
— Прости за нос, — шепотом произношу я.
Линг осматривает меня с ног до головы, хмурясь.
— В любви и на войне все средства хороши.
Я киваю, точно понимая, о чем она говорит.
Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем белый внедорожник подъезжает, паркуясь за черным, в котором торчу я, но я спокойна, как удав. Не уверена, какую именно медсестру я ожидала увидеть, когда Юлий ей звонил, но точно не такую.
