Они обменялись понимающими взглядами, но разочарование и бессилие, знакомые и тривиальные, давили ничуть не меньше, чем в первые годы работы, когда из них усиленно выбивались последние надежды и идеализм.
— Понятно. Дело швах. Есть еще какие-то варианты? Или только ждать — и потом апелляция?
Лара сжала губы, раздумывая. Выдохнула устало, прежде чем ответить:
— Если ничего удачно не всплывет, будем рассчитывать на апелляцию. Как обычно: чем абсурднее процесс, тем сложнее его выиграть тем, кто прав.
Дима промолчал, зная, что добавить к сказанному нечего. Просто всматривался в ее лицо, гадая, откуда она берет силы на ежедневную борьбу, если спустя годы практики до того близко принимает к сердцу реалии их мира. Вроде бы его отец такой же, но за него беспокойство никогда не вытягивало тоскливо жилы.
— Виски будешь? — Стоило раньше предложить, но не вспомнилось. — Я заметил, что ты у нас любительница.
— Вкус мне не то что бы нравится.
— Тогда зачем пьешь? — Лара его своим внезапным признанием удивила. Он же с первого дня знакомства записал ее в поклонницы крепких напитков. Неужели на самом деле она предпочитает сладкие цветные коктейли? У Димы даже при всей силе воображения картинка не складывалась.
— Суть в ощущении после виски.
— Это в каком?
— Мне тепло, — объяснила она спокойно, будто невзначай упомянула индивидуальную особенность, но после осеклась, как если бы сболтнула лишнего.
Откровение, которого Дима снова не ожидал, но сумел заметить.
Странный получается вечер. Личный. Едва ли не пересекающий запретную черту.
Глава 24
После официального окончания рабочего дня у Лары начался неофициальный более чем рабочий вечер, который не стремился заканчиваться, хотя устала она так, как давно не уставала. Замысловатые, нарочито модные в своем дизайне часы на стене перед ней показывали начало одиннадцатого, но хозяин занимаемого ими кабинета предсказуемо никуда не торопился.
— Лара Алексеевна, ты меня поняла? — опираясь локтями на заставленный ровными кипами бумаг стол, Денис, хмурясь, будто и силой взгляда, и тяжестью интонации пытался сделать Ларе очередное внушение.
Если отчество вспомнил, то точно взялся изображать старшего, умудренного жизнью и практикой начальника всех и вся, пока не пройдет обсуждаемый ими последние два часа процесс. — Домой осторожно, на такси до самого подъезда, по ночам в офисе не сидишь, по подворотням не гуляешь. Лене отписывайся, я ей скажу, чтоб тебя контролировала, — рабочие указания он умудрялся заочно раздавать даже жене.
— Думаешь, с моим графиком работы так легко по-быстрому найти подворотню в центре Москвы? — Лара намеренно встретилась взглядом с его — серьезным, заметно уставшим — и вскинула бровь, без стеснения намекая, что сегодня покинуть офис после десяти она будет вынуждена именно по вине его ночного трудоголизма.
В неформальном знакомстве с боссом были свои преимущества: субординацию, если раздражение, как сейчас, переполняло, получалось нарушать без последствий. Тем более что в этот раз доверитель к ним пришел не через фирму, а благодаря правозащитной организации, где Денис руководителем Лары, к ее большому счастью, не числился, однако за тамошние сложные кейсы они нередко брались вместе — тандем у них сложился естественным образом на почве давнего знакомства, в практике они друг другу вполне доверяли. Наверное, не имей Лара в груди болевшего за Лену сердца, даже дружба удалась бы.
— Лара, — Денис, наконец, оставил ее отчество в покое, наверняка надеясь, что личное обращение прибавит его словам убедительности. — Ты видела, кто там в истцах. Аккуратно надо.
— А я неаккуратно? — больше не скрывая недовольства, она ответила резко.
Лимит терпения и спокойствия для мирного выслушивания наставлений подходил к концу. Он и имелся-то только потому, что вопрос безопасности сотрудников для Дениса был болезненным, и Лара за годы работы успела эту особенность подметить.
В уголовке угрозы редкостью не считались. В превалирующем количестве случаев дальше пустых слов и оскорблений дело не заходило, и задача была проста: не нервничать и не бояться. Не позволить продавить себя психологически. Рутина, пусть и не самая приятная. Однако Денис все угрозы юристам в своем подчинении предпочитал ставить на личный и по большей части чрезмерный контроль.
— А ты, — последнее слово он, конечно, выделил, не упуская шанса вставить неприемлемую для деловых отношений колкость, — бесстрашная. И это очень, очень плохо.
Невысказанный им, но следующий из озвученных посылок вывод Лара поспешила озвучить сама:
— Да, именно таких потом у подъезда расстреливают, знаю. — Денис шумно выдохнул, а Лара усмехнулась: вот теперь он сам был не рад, что взялся наставлять ее на путь истинный. — Не переживай, мы с тобой еще не того полета птицы, чтобы угрозы в наши стороны были реальными.
— Повторяю: имена истцов ты видела. Проигрывать они не любят — вспомни, что с Гуровым, который с ними судился пять лет назад, потом стало.
Не проникнувшись аргументом, Лара поднялась, принялась собирать в папку распечатки, затем взяла в руки ноутбук.
— Гуров тогда проиграл, а мы с тобой не проиграем точно, — отрезала она, прекращая дискуссию. Пройдя до двери, обернулась, договорила спокойнее: — Все нормально будет, Денис. Не паникуй.
Он только рукой махнул в ее сторону. Досадливо, признавая поражение. Лара закатила глаза. Не нужна ей эта навязчивая опека, сама отлично разберется. Не в первый раз выслушивать, как и где ее будут убивать, насиловать — далее по списку из девяностых, — если она не закроет в зале суда рот. У нее давно есть свой список реплик, сбивающих любителям запугать противника весь настрой.
В кабинете пришлось задержаться еще ненадолго, но разница — уйти ли в двадцать или в сорок минут одиннадцатого — не была значительной. Сегодня работу Лара закончила слишком поздно для встречи с Димой.
Впрочем, она рассуждала про себя, потуже затягивая пояс пальто, стоя перед зеркалом, несущественно: завтра суббота — их официальный вечер. Не было нужды торопиться.
Просто… после среды в памяти остался мутный осадок неловкости, который не терпелось вымыть привычными впечатлениями, закрыть воспоминания о своих неуместных откровениях стандартной схемой действий, убедиться, что ничего не изменилось.
Собственное поведение двухдневной давности Лара находила неудовлетворительным. Ее всегда очень раздражали подобные жизненные эпизоды, в которых она вопреки разуму становилась нехарактерно открытой.
Расклеилась, наговорила ненужного, хотя вовсе не стремилась выдавать сведения о себе постороннему человеку. Неприятно удивляло, что в среду она без промедления превратилась в слабохарактерную, не преминувшую пожаловаться на мир барышню, какой быть до презрения не хотела.
Радовало только то, что в себя Лара тем вечером пришла быстро и уехала домой. Она совершенно не хотела, чтобы Дима принялся ее жалеть или стал набиваться в друзья после их камерного ужина на его кухне, о котором теперь вспоминалось с неловкостью и опаской — намного спокойнее не иметь подобных взаимодействий с тем, кого не собираешься пускать в ближний круг.
С Димой дальше приятельских отношений они не зайдут никогда.
Глава 25
Рядовая консультация вопреки изначальным расчетам затянулась на лишние двадцать минут, за которые Дима несколько раз поймал себя на том, что от нетерпения постукивает ручкой по разложенным на столе бумагам. Клиент, казалось, не обратил внимания — по крайней мере дотошные, идущие на вторую репризу вопросы задавал без единой запинки и с прежним энтузиазмом, ничуть не смущенный тем, что буквально повторяет проговоренные ранее нюансы.
Прекрасно понимая, что у клиента началась нервная стадия недоверчивого любопытства и спрашивает он только успокоения ради, Дима насилу слушал и отвечал с должным вниманием. Сосредоточиться на рабочих обязанностях было трудно: он то досадливо поглядывал на часы, то отвлекался на мысли, по вине которых ему и не сиделось на месте.
