Лара улыбнулась дразняще, ловя взгляд потемневших глаз напротив. Дима встал совсем близко, обдавая ее щеку горячим дыханием. По ее бедрам и талии вверх-вниз скользили его руки, пока он сам склонялся все ниже, соприкасаясь губами с ее, но не позволяя большего, вызывая судорожную дрожь от каждого секундного контакта, не получавшего ожидаемого продолжения. Поцелуя интимнее и острее у Лары не случалось.
Первой не выдержала она, обняв его за шею руками, не отпустила при очередном сближении губ. Углубила поцелуй, дождалась, пока Дима окончательно потеряется в нем, и только тогда ослабила свой жадный захват, пробралась пальцами правой руки в волосы, прошлась, как любила, по затылку кончиками ногтей, зная, как сильно ему это нравится, чувствуя, как крепче впиваются в ее талию его руки, как он вжимается в ее бедро, заявляя, насколько ее хочет.
Когда они отстранились друг от друга, Лара сразу же схватилась за края его водолазки, потащила ее наверх, едва он поднял руки, облегчая процесс. Помогая аккуратнее стянуть горловину, она намеренно задевала ногтями кожу шеи, заставляя его, на секунды дезориентированного, лишенного зрения, зашипеть от остроты ощущений.
— Играешься? — Едва освободившись, Дима снова притянул Лару к себе, спросил хриплым предупредительным шепотом, от которого у нее по коже тут же пошли мурашки.
— Скажи еще, тебе не нравится, — она дразнила в ответ, напоминая, что подобная игра любима не только ей.
— О, мне все более чем нравится, — расстегнув ее блузку и разведя в сторону, он заговорил, когда заполучил вид на ее бюстгалтер. — Очень… нравится. — Опустив голову, он не церемонясь, слегка прикусил сосок сквозь ткань, Лара громко выдохнула от последовавшей пульсации возбуждения внутри, все нарастающей от каждого поцелуя, легкого, фантомного укуса на не скрытом бельем участке груди. Влажные следы, остающиеся на коже, холодил воздух, а тело горело.
Естественно, Дима сам снял с нее туфли, но в этот раз с такой скоростью, что ей нечему было возмутиться. За судьбу колготок под его руками переживала наиболее разумная, но тоже малоспособная на действия часть ее сознания, ограничившаяся слабым беспокойством о стрелках и столь же слабым воспоминанием о запасной паре в сумке. Ларе же спустя пару минут стало наплевать.
Теперь она сидела на столе, полностью обнаженной кожей на прохладной деревянной поверхности, с бесстыдно разведенным ногами, между которыми стоял Дима, надевающий презерватив и не сводящий с нее совершенно дикого взгляда. От развязности позы перехватывало дыхание и возбуждение спазмами отдавалась в каждой мышце. Ни единой мысли в голове, одна сплошная потребность скорее провалиться в жаркий костер.
С первым же проникновением Лара, не удержавшись, застонала в голос, громко и протяжно, и с опозданием зажала рот рукой, испуганно вглядываясь в запредельно потемневшие мужские глаза. Дима толкнулся снова, сильнее и глубже, словно рассчитывая, что ей не удастся сохранить контроль над голосом и в этот раз, но Лара лишь усмехнулась с вызовом, изо всех сил удерживая губы вместе.
Он ускорил темп, вжимаясь губами в изгиб шеи, изводил лихорадочными поцелуями, все ближе притягивал к себе, путешествуя руками по коже, точно зная, где и как нажать, царапнуть, коснуться, чтобы добиться новой яркой реакции. Ларе перемкнуло все органы чувств разом: упоительно, обескураживающе, до беспамятства.
Частые, короткие выдохи ей в ухо, редкий скрип сдвинувшейся в пазах столешницы, громкие голоса проходивших мимо двери ее кабинета юристов, трель звонка телефона, хлопки закрывающихся дверей — все отдалилось, растворилось в небытии.
— Ты… потрясающая, слышишь? — низкий, густой сладостью проникающий в нее хриплый шепот, обрывающий что-то внутри и провоцирующий взрыв.
Глава 27
Утренний рейс Минск — Москва из-за сильной грозы задержали на три с лишним часа. Не успевающий к старту рабочего дня, несмотря на изначально ранний, с неплохим временным запасом вылет, Дима злился и отчаянно зевал, прихлебывая непозволительно горячий и откровенно мерзкий на вкус кофе. Знал бы, что ждать придется не запланированные тридцать-сорок минут, а бесконечные три часа, озаботился бы билетом в бизнес-зал, но полет, словно в издевку, откладывали поэтапно: на полчаса, на час, на полтора, на неопределенный срок.
Встречи с клиентами были предусмотрительно отложены на завтрашний день, но другая часть работы, немало замедлившаяся из-за недельной командировки, требовала скорейшего включения Димы в трудовой процесс и обязательно физического присутствия в офисе. В условиях повышенной нагрузки особенно раздражало, что лететь несчастных полтора часа при ожидании в половину больше. Столь ценное время оказалось истраченным впустую: и не выспаться уже, и делом не заняться.
К началу долгожданной посадки Дима зарекся в рабочие дни летать на самолетах и пообещал себе почаще выбирать железнодорожный транспорт. Там подобные, рутинные для авиасообщения проволочки практически невозможны.
В офис он добрался только в половине третьего. В лифте вместе с ним поднимались наверняка не успевшие в срок вернуться с обеда сотрудники разных компаний: кто-то чинно допивал кофе, кто-то, напротив, торопливо, едва ли не давясь, жевал фастфудный сэндвич и судорожно запивал огромные куски водой, кто-то, в унисон с Димой, слегка нервно постукивал ногой по выложенному плиткой основанию кабины в надежде ускорить подъем.
На четырнадцатом этаже рабочий процесс привычно шел своим чередом. Дима, довольный возвращением в родные места, почувствовал себя лучше. Острый контраст между комфортом собственного кабинета и удобствами переполненного аэропорта, а затем тесного салона самолета несколько раскрасил совсем не радужные перспективы ударного труда в ближайшие сутки.
По пути к себе Дима заглянул к Лехе. Перекинулся парой слов о делах насущных, пообещал, что в это воскресенье обязательно явится на общий сбор с их в кои-то веки выбравшимися на свет божий друзьями-женатиками и после получил подготовленные к его возвращению документы.
— Как там твоя красотка? — Дима как раз проверял, в порядке ли нужные ему бумаги, когда Леха задал очередной вопрос.
— Кто?
— О-о, так у тебя не одна? А я думал, ты у нас моногамный товарищ! — Дружеское ерничество сейчас было не кстати. Дел по горло, некогда языками чесать да и сил нет.
— Леха, что ты мелешь? Я не спал ни хрена, яснее говори. — Он догадывался, что любопытство связано с Ларой, но, как и прежде, болтать о своих отношениях не собирался.
— …да еще скрытный такой, — Леха же не унимался, — явки не сдаешь, на вопросы отмалчиваешься, но я теперь и без тебя знаю, как ту мадам из кафе кличут. Коллегу подцепил, значит? Сложно играешь, Димон.
— Ты про Лару? — Пришлось признавать свое поражение, лишь бы поскорее перейти к сути затеянной другом беседы и смотаться восвояси.
— Про нее самую. — Голос был самый довольный. — Лара Алексеевна — героиня сегодняшнего дня. Чего только не рассказывают… просвети меня из первых уст, а? Реально ей там угрожали или Максаков нагнетает в интересах процесса?
Во всем теле дернулись и остановились ниточки-веревочки, заставляя Диму окоченеть. В то же мгновение он перевел прилипший к бумагам взгляд в сторону Лехи.
— Угрожали? Когда?
— Ты не в курсе, что ли? — Карие глаза распахнулись от удивления на грани то ли жалостливого неверия, то ли сильного недоумения. — Серьезно? Я думал, сопли-слезы — все тебе достались.
— Это не… — Дима захотел возразить, потому что Леха, записавший Лару в ряды кисейный барышень, был оскорбительно не прав. «Сопли-слезы» — это не про нее. Но важным сейчас было другое, и Дима собрался, успокаивая бардак в голове. — К черту. С Ларой что? Подробнее.
— Нормально все, выдохни, — эти слова Леха произнес уже другим тоном: успокаивающим, серьезным. Внимательно всмотревшись в димино лицо, кивнул, прежде чем продолжить: — Жива-здорова, шуганули ее маленько, судя по всему. Я на тринадцатый этаж сегодня заходил, а там только про это и болтают. Молодняк особенно. Малыши, видать, думали, в наши времена такого не бывает.
