В этот момент вся моя выдержка слетает к чертовой матери. Я толкаю маму со всей силы, так, что она отшатывается, ударяясь спиной о дверцу шкафа. А в следующее мгновение мне прилетает ответный удар рукой в грудь и я, в отличие от нее, не удерживаюсь на ногах из-за каблуков, и в буквальном смысле улетаю на пол. Ударяюсь, но, как ни странно, боли в этот момент я не чувствую, ибо во мне закипает злость. Между нами начинается самая что ни на есть драка. Я не знаю, как далеко бы я зашла, если бы не почувствовала отрезвляющую боль в пальце. И только взглянув на сломанный окровавленный ноготь, я окончательно пришла в себя. Никогда не понимала, как можно переживать о каком-то ногте. А вот переживается. Вот только ощущение, что у меня что-то другое сломалось и это отнюдь не наращенная пластина. Как бы мне ни хотелось это признать, меня сжирает самая что ни на есть обида. Нехотя перевожу взгляд на маму.
– Почему ты никогда даже не допускала мысль, что я говорила правду? Почему? Я же твоя дочь. Даже если нелюбимая, но все равно твоя! Я никогда не делала тебе ничего плохого. Всегда ходила у тебя по струнке. Обед приготовить – приготовлю. Убрать – уберу. Принести тебе что-то на работу – принесу и пофиг, что на меня косятся все соседи. Я исполняла любую мелочь. Любую! – усаживаюсь на кровать, от внезапного бессилия в ногах. – А самое дебильное, что я любила тебя даже при всем этом. Ничего. Ничего я тебе не сделала плохо, – как бы ни старалась сдержаться, предательские слезы покатились по моим щекам. – Так почему ты ни разу не поверила мне? Почему какому-то проходящему мужику да, а мне нет?! Почему?
– Наверное, потому что знаю, как это бывает в семьях, когда умирает папа. Я была на твоем месте, Женя. И делала все, чтобы выжить из дома маминого ухажера. На какие-то только ухищрения я не шла, чтобы у мамы была только я. Я проходила это и знаю на что способны дети в достижении своих целей.
– Так я не ты! Это Стас приставал ко мне. Он! Не я к нему. Я ненавижу его точно также как… как уже и тебя. Ненавижу! У тебя растет вторая дочь. Может, в отношении нее у тебя хватит совести и разума сделать так, чтобы твой Стас или другие мужики не приставали к ней точно так же, как это делали они со мной.
– Да ты промываешь ей мозги всякий раз, когда встречаешься с ней. У нее просто нет шанса не перенять твое поведение! – горько усмехаюсь в ответ на ее комментарий.
– Ладно, хватит. Я устала. Просто уйди, – еле сдерживаюсь, чтобы в очередной раз позорно не разреветься перед ней. – Я не встречалась с твоим Стасом ни разу и не собираюсь. Здесь его не было и не будет.
А лучше бы он сдох и плевать на последствия. Зато хоть тогда она узнает, что это сделала именно я и не от любви к нему. Боже, о чем я думаю? Вытираю тыльной стороной ладони мокрые щеки и вновь перевожу взгляд на маму. К счастью, через какие-то считанные секунды она наконец выходит из комнаты. Скидываю туфли и на негнущихся ногах иду в коридор. Закрываю за ней дверь и тихонечко оседаю на пол. Только осев на полу, по свисающей на плече лямке, я поняла, что молния сзади разошлась. Закрываю глаза и пытаюсь представить что-то хорошее. Но перед глазами, как назло, фотография дочки Зорина. Ну давай, добей себя думами о том, что с ней случилось на этой детской площадке. Дура!
Делаю глубокий вдох и пытаюсь успокоиться. Скоро обязательно будет белая полоса. Это закон жизни. Обязательно будет. По-другому не бывает. Я бы и дальше сидела неподвижно на полу, неотрывно смотря на свой ноготь, если бы не звонок в дверь. На очередном раздражающем звуке, нехотя, но я все же встала с пола и потянулась к глазку. Мне сложно сфокусировать взгляд из-за пелены в глазах, но с уверенность могу сказать, что по ту сторону двери стоит Зорин. Все в той же белой рубашке, только сверху накинут пиджак. Не раздумывая, открываю дверь и, только по нахмуренному лицу Зорина, вспоминаю о своем внешнем виде.
– Что с тобой?
– Ничего.
Проходит внутрь, оттесняя меня в сторону. Вглядывается в мое лицо и тут же ловит рукой мой подбородок.
– Что случилось?
– Ноготь сломался, – пожимаю плечами. – Я их впервые нарастила и вот… беда. Для нас женщин это невосполнимая утрата, – стараюсь сделать беззаботный вид, а у самой, несмотря на ноющую боль в пальце, тараканы в голове затанцевали ламбаду.
Семь вечера. Праздник в разгаре, а Зорин у меня на пороге. Может, я для него не только «понедельник, четверг и суббота»? Хотя… сегодня суббота.
– А что ты здесь делаешь? Уже натанцевался?
– А ты?
– Что я?
– Натанцевалась?
– А я не…, – замолкаю, пытаясь проанализировать его слова. Его ведь не было в зале, когда я танцевала с «экстрасенсом». Ведь не было же?! – Не танцевала.
– Видимо, мы в параллельных мирах живем. Откуда царапина? – почти невесомо проводит кончиком пальца под скулой.
– Мама приходила. Мы с ней… впервые подрались, – зачем я об этом говорю? – Я не знаю, как это получилось. Точнее догадываюсь. Просто она говорила обидные вещи. Неправдивые. И вот вышло то, что… вышло. Но я ее, в отличие от Стаса, не убила. Точнее даже не пыталась, – горько усмехаюсь. В ответ на это Зорин хватает меня за запястье и тянет на себя.
– Мне не нравится то, что я сейчас вижу, Женя.
– Ну, конечно, куда мне до леди за врачебным столом. Макияж, наверное, потек. Страшная, да?
– Замолчи.
Проводит тыльной стороной ладони по щеке и наклоняется к губам. Но тут же замирает, буквально в паре сантиметрах от моих губ, как будто не решаясь меня поцеловать. А ведь так и есть. Спустя несколько секунд Зорин отстраняется от меня, по-прежнему удерживая в своей руке мою ладонь.
– Пойдем, обработаем твой палец, – еле слышно произносит он, всматриваясь в мою руку.
– Не надо, – резко одергиваю ладонь.
Несмотря на здравый смысл и какое-то внутреннее табу на любое проявление инициативы, внутри меня каждая клеточка буквально вопит от желания поцеловать Зорина. Более того, я хочу большего. Меня словно молнией шандарахнуло. Я все равно никогда и никому ничего не докажу. Так почему я хоть раз не могу сделать так, как хочу? Потянулась к нему и, не раздумывая, обняла за шею, прильнув к его губам.
Глава 18
Я могла бы подумать, что мне это показалось, но нет, Зорин ответил на мой поцелуй. Проблема в том, что спустя несколько секунд, он отстранился от меня. Смотрит на меня, нахмурив лоб и, кажется, хочет что-то сказать, но не решается. Выглядит он крайне озадаченным.
– И как это понимать? – растерянно бормочу я, понимая, что он отцепляет от себя мои руки.
– Как есть, так и понимать, – как ни в чем не бывало произносит он, снимая с себя обувь. – Пойдем, умоешься и обработаем тебе палец, – берет меня за запястье, видя, что я не двигаюсь с места.
– Не хочу, – резко одергиваю руку. – Что это за внезапный приступ целомудрия? Очередная новая игра для запудривания моих мозгов?
– Допустим, я решил поиграть в благородство и не пользоваться твоим странным состоянием. Тебе вообще не угодишь, Женя.
– А со мной не нужно ни во что играть! – рявкнула я.
– Угомонись. Алкоголь на тебя плохо действует. Пойдем, – вновь берет меня за руку и ведет в сторону ванной. Пропускает меня внутрь первой.
– Умойся пока, – сказал, как отрезал и вышел из ванной, видимо, за аптечкой, памятуя, что в прошлый раз я брала ее из шкафчиков на кухне.
Взглянула на себя в зеркало, но, как ни странно, никакой катастрофы там не увидела. Несмотря на слезы, глаза не как у панды, чуть-чуть размазалась тушь и сероватые дорожки от слез. Да и царапина не слишком видна. Я по-прежнему красива. Достаточно, чтобы меня хотеть и не воротить носом! Взяла бумагу и вытерла следы от туши. И вместо того, чтобы умыться, я зачем-то схватила расческу с раковины и стала быстро проводить ей по волосам. Вот они малость пострадали. Рывком откинула расческу на стиральную машинку, когда в ванную вернулся Зорин. Смотрит он на меня сейчас еще более озадаченно, чем до броска.
