Но я все же надеюсь на посильную помощь соседей и поселковой администрации.
Спустя три часа, автобус, раскачиваясь из стороны в сторону из-за разбитой дороги, въезжает в деревню. На автостанции меня уже ждет тот самый Захарыч. Его старую красную Ниву вижу издалека.
- Вот ведь, Райка, - вздыхает усатый мужичок, - помер наш Петрович.
Я судорожно затягиваюсь морозным воздухом и с трудом открыв дверцу, сажусь на пассажирское сидение.
- От чего умер? Известно уже?
- Да кто его знает! Мы тогда с ним выпили… немного…
Немного? Серьезно? Обычно они так напивались, что Егор Захарович засыпал, сидя на стуле, и спал так до утра или до тех пор, пока не упадет на пол.
- Он говорит, ты иди, Захарыч, я спать буду… Ну, я домой пошел, а он прямо в тулупе на диван завалился. На этом диване-то я его через два дня и нашел…
Какой ужас! Бедный дед. Как бы я его не ненавидела, смерти никогда не желала. Тем более, такой.
- Сердце, наверное, - продолжает рассуждать Захарыч, - или печень, он в последнее время жаловался.
- Где он сейчас? Его увезли?
При мысли о том, что он все так же лежит на диване, у меня мороз по коже идет. Я очень боюсь покойников.
- Забрали, ага… Участковый приезжал, вызвал кого-то, они его в райцентр в морг забрали.
- Как его оттуда забрать, чтобы похоронить?
Я в этом ничего не понимаю. Когда умерла мама, мне почти семнадцать было, но я ничего не помню. Ревела несколько дней, а кто похороны организовывал, даже не задумывалась.
- Туда ехать надо… завтра… Хочешь, я тебя свожу?
- Да, спасибо.
- У меня денег нет – хоть так помогу.
- Спасибо, - повторяю я.
Вскоре Нива сворачивает на нашу улицу и тормозит у старого деревянного штакетника.
Отворяю покосившуюся калитку и вхожу во двор. Все еще хуже, чем я помню. Пес деда на цепи совсем отощал, всюду мусор, пустые банки из-под пива и разбитые стеклянные бутылки.
Надо будет все это убрать.
Дядя Егор идет следом. Смущенно кряхтя, тоже смотрит по сторонам.
- Помочь?
- Не мешало бы…
Дверь в дом, как всегда, не заперта. Дергаю ее на себя и непроизвольно морщусь. В нос ударяет затхлый запах прокисшей пищи и грязных тряпок.
Здесь тоже придется все мыть.
- Хорошо, что зима, - говорит Захарыч в спину, - два дня печь не топлена… Петрович даже не завонял…
О, Господи… зачем мне эти подробности? Я и так чувствую, как к горлу тошнота подбирается. А теперь невольно ищу в несвежем воздухе запах разложения.
- Дядь Егор, принесите дров!
- Так у него нет дров, он нынче не покупал…
- Чем же тогда печь топил?..
- Ну-у-у…- пожимает он плечами, - собирал… то там, то сям…
- А мне что делать?
- Пойду у Людки спрошу…
Друг деда исчезает за дверью, а я спешу открыть в окнах все форточки. Распахиваю грязные занавески и дверь на улицу тоже открываю. Может, получится выветрить эту вонь.
Не теряя времени, прямо во фляге включаю кипятильник и, найдя под столом пустой пакет, скидываю со стола весь мусор.
Его тут накопилось очень много. Судя по всему, после моего отъезда в доме ни разу не убиралось. Абсолютно вся посуда грязная, пол завален консервными банками, рваными газетами и окурками. Всюду валяются какие-то тряпки, с потолка свисают тенеты. Здесь работы минимум дня на три.
Вскоре, слышатся приближающиеся голоса, и в дом вваливаются соседи, среди которых Захарыч с дровами и тетя Люда.
Последняя, увидев меня, сразу начинает плакать. Будто это ее родственник умер, а не мой.
- Ой, Райка! Вот и осталась ты круглой сиротой! Горе-то какое-е-е…
Я не успеваю увернуться, как оказываюсь в ее пропахших жареной картошкой объятиях.
Так неловко. На нас с любопытством смотрит человек пять, а может, и больше, а я совершенно не знаю, как правильно себя вести. Плакать вместе с тетей Людой у меня не получится, слез нет совсем.
- С поминками поможем, - шмыгает она носом, - кисель и блины с меня.
- Спасибо…
- Рай, мы тут денег немного собрали по-соседски, - вступает другая наша соседка, тетя Аня.
- Спасибо, - забираю свернутые в трубочку купюры, - они пригодятся.
- Обращайся, если что надо будет, - говорит ее муж, - я завтра приду калитку починить.
- Хорошо, спасибо.
Я настолько растеряна, что ничего, кроме как отвечать «спасибо» и часто кивать головой, не могу. Не представляю, как справлюсь со всем этим.
Вскоре соседи, за исключением тети Люды, уходят. Она садится за стол, который я уже успела привести в порядок, а мне приходится вспоминать, как правильно топить печь.
- Ты документы деда все найди, без них тебе справку в морге не дадут.
Рассказывает, куда ехать и что покупать в райцентре. Я слушаю все внимательно, стараюсь все запомнить и задаю уточняющие вопросы.
Однако наш диалог прерывает входящий на мой телефон. Бросив взгляд на экран, отклоняю вызов.
Не до Греховцева мне сейчас.
Тетя Люда остается со мной еще ненадолго. Помогает собрать грязное белье и вымести полы.
Примерно через полчаса звонок повторяется.
- Это с работы, - поясняю соседке и, быстро накинув куртку, выхожу из дома.
- Почему не отвечаешь? – с претензией в голосе спрашивает Герман.
- Я… эмм… не могла.
- Ты где? – тут же летит вопрос.
- Я не в городе.
- А где?
- Мне пришлось домой уехать, у меня в семье… неприятности, - проговариваю глухо, - я завтра прийти к
