подумать все резко повыскакивали замуж и свободной осталась только баба Валя. Та хоть блинами изредка угощает, а не как с собакой...
Открываю парадную дверь, немо пропуская Веру вперёд. Сам остаюсь снаружи.
– Тридцать первого поедем загород, – безучастно заговариваю, с трудом сдерживая порыв по чему-нибудь втащить. – Я позвоню завтра. Уточню время. И надень что-нибудь потеплее.
Переигрываешь, милый
Вера
– Ну и куда ты собралась в таком виде? – хмурится мама, критически разглядывая мой алый наряд.
На самом деле обычное платье, в меру закрытое и ни в коем случае не вызывающее. Тут вопрос скорее должен звучать: "С кем?", но мы продолжаем избегать скользкой темы моих новых "отношений".
– Недалеко и ненадолго, обещаю. Сразу после двенадцати вернусь. Почти как Золушка, – отшучиваюсь, надеясь всё же встретить этот Новый год без жертв и лишних треволнений. – Всё, пока. Такси уже ждёт внизу.
Накинув короткую шубу, быстро целую её в щёку.
– Хорошая пара: он без машины, она – без мозгов... – обрывается за тихим щелчком входной двери.
Опять двадцать пять! Зато у Саши всё было – машина, квартира и армия любовниц бесплатным приложением. Лихо последним тоже едва ли брезгует, но меня это хотя бы не касается. Если сохранять дистанцию мы просто разойдёмся, как в море корабли. Главное до февраля не сомлеть от морской болезни.
На улице метёт, как в сказке – мечта, а не Новогодняя ночь. Почти.
– Заставляешь себя ждать, – щелчком отбрасывает в сугроб окурок один не самый положительный сказочный персонаж, после чего открывает заднюю пассажирскую дверь и жестом приглашает меня сесть. – Ого ты для меня принарядилась, – тут же присвистывает, разглядев за распахнутой шубкой обтягивающее платье.
Зато сам Матвей что в праздники, что в будни – стопроцентный Соловей разбойник.
– Мой внешний вид – целиком заслуга самоуважения и конкретно с тобой никак не связан.
– О как, а я решил, это твой протест на мою просьбу тепло одеться. Ну ладно тогда, самоуважайся дальше, Снегурочка. Вы ж льдинки, наверное, не мёрзнете.
Сажусь в машину, крепко задумавшись, а чего я, собственно, вырядилась? Не сложно было догадаться, что он воспримет на свой счёт.
А так ли Лихо ошибается?
– И что, даже не поцелуешь любимого? – нагло щурит он глаза, вольготно пристраивая свой зад на краю моего шарфа.
Замечательно, теперь проще удавиться, чем отсесть.
– Перебьёшься, – отвечаю спокойно.
– А в щёчку?
Отворачиваю голову к окну. Не хочу показывать усталую улыбку.
– Забудь.
Я не надеялась, что будет просто, но не ожидала от себя такой безотчётной болезненной радости. Предательница и шантажист – мы друг друга стоим, жаль судьба у таких пар одна, и далеко не та, которой я себе желаю. Если чаще вспоминать об этом, то останется мизерный шанс, что февраль выдастся без нежелательных осадков в виде соплей и слёз.
Матвей вопреки ожиданиям, оставляет последнее слово за мной. Ощутив невнятное разочарование, сверлю невидящим взглядом подголовник переднего сидения, стараясь не замечать, как взволнованно срывается дыхание.
Эх, Лизка, бедная моя, как я тебя понимаю...
– Как она?
Тихий вопрос – будто отражение моих мыслей. Пугающее совпадение. Мне проще продолжать думать, что мы на противоположных полюсах, чем признать в нём зачатки человечности.
– Целыми днями гипнотизирует телефон, пытаясь найти тебе оправдания. Одно другого нелепее, – отвечаю сухо. – Неужели нужно быть таким козлом? Так сложно хоть раз позвонить, узнать, как она? Может, тогда бы Лиза не чувствовала себя так паршиво. Это жестоко!
– Жестоко обнадёживать, когда вот здесь молчит, – отрезает он, прикладывая кулак к своей грудной клетке. – Какой смысл в пустых словах и фальшивых расшаркиваниях?
– Зачем ты ей вообще голову морочил? – спрашиваю на выдохе. Кипящая в душе боль перемалывает голос в хриплый шёпот.
– А почему люди берутся за то, чего не умеют? Я верил, что у нас получится. Со временем.
– Так где она теперь, твоя вера?
Матвей разворачивает меня лицом к себе, крепко удерживая пятернёй за скулы, и под его пристальным лихорадящим взглядом хочется выцарапать себе сердце. Ту подлую его часть, которая сейчас обмирает от волнения.
Нет, Вера, ты же взрослая девочка, не ведись. Не вздумай.
Его голос с пробирающей хрипотцой режет по живому:
– Ты серьёзно не понимаешь... Вера?
Натянутое молчание напряжением искрится в воздухе, всё глубже погружая меня в чувство вины. Я сейчас должна быть с Лизой, не с ним! И самое чудовищное здесь – определение "должна" вместо "хочу".
Кажется, миновала вечность до момента, когда машина, выехав загород, притормозила у забора частного дома.
– Сделай лицо попроще, от твоей улыбки шампанского скиснет, – сжимая зубами фильтр сигареты, Матвей придерживает хлипкую калитку и, подняв с тропинки выгруженный из багажника ящик спиртного, размашистым шагом идёт к увитому гирляндами крыльцу.
Нужно признать, дворик хоть и скромный, но выглядит волшебно – снеговики, яркое освещение, рождественский венок на двери...
Едва успев проститься с опасением встретить Новый год в притоне, содрогаюсь от свиста, пролетевшего откуда-то сзади снежка. Крупный ком, метко угодив Матвею между лопаток, рассыпается по кожанке белоснежной кляксой.
– Убит! – раздается прямо за моей спиной.
Чуть не взвизгнув от неожиданности, резко оборачиваюсь и сталкиваюсь с блондином в расстёгнутом пуховике, который разглядывает меня практически в упор, не скрывая откровенного недоверия.
– Привет, – пытаюсь улыбнуться, чтобы скрыть неловкость, но лишь давлюсь булькающим в горле нервным смешком, потому что от цепкого взгляда светло-серых глаз в жилах натурально стынет кровь.
Сбоку слышится жалобный звон бутылок – Лихо опускает ношу на крыльцо.
– Тимур, – протягивает мне руку блондин. – Но можешь называть меня Беда.
Его пальцы вопреки ожиданиям совсем не ледяные, что, впрочем, не мешает холодку пройтись от затылка до самых пят. Какой бы привлекательной ни была внешность Беды, под этим сканирующим взглядом будто покрываешься корочкой льда. Друг Матвея явно в родстве с Медузой Горгоной.
– Вера. Просто Вера.
– Посторонись!
"Детский сад" – нервно усмехаюсь про себя, одним чудом не поймав лбом встречный "снаряд", летящий в сторону ледышки-Тимура.
– Мазила косоглазая, – торжествующе ржёт тот, тоже, очевидно, избежав попадания. Правда следующий снежок Матвея прилетает точно в цель, превращая нижнюю часть лица блондина в подобие жидкой снежной бородки.
– Вот это значит убит! Тут даже зомби не встанет. Запоминай, неуч!
– Задрот!
– Рукожоп!
– Выпендрёжник!
–
