я поцелую ее, то на вкус она тоже будет хороша.
Блядь, я в полной заднице.
Я знаю, что она чувствует твердый гребень, застрявший в моих джинсах.
Она хнычет, ее глаза поднимаются к моим. В этих голубых глубинах застыла немая мольба, и я не уверен, о чем она просит меня… остановиться, продолжать… избавить нас обоих от страданий.
Я не уверен, что заставляет дуреть, ее тихое хныканье, или ее крошечное тело, трущееся о мое, или просто алкоголь, текущий по моим венам. Может быть, это комбинация всего этого, но что бы это ни было, это толкает меня через край, сталкивая меня головой вниз с обрыва, прямо в волны похоти.
Мой разум на секунду отключается, все мысли улетучиваются, когда я позволяю своему телу реагировать на нее. Я не позволяю себе думать о последствиях или о том, как неправильно с моей стороны делать это. Вместо этого я позволяю своим губам найти ее губы и врезаясь в гладкую кожу с такой силой, что ее затылок ударяется о стену. Она снова хнычет мне в рот.
В этом поцелуе нет места нежности, в нем только зубы и гнев, который жжет жарче солнца.
В нем нет ничего нежного, ничего ласкового или любящего. Он ярый, мощный, это тот поцелуй, который, как бы банально это ни звучало, я буду помнить всю жизнь. Я чувствую это до глубины костей и в громовом биении сердца.
Мои пальцы впиваются в ее плечи. Я хочу пометить ее. Оставить синяки на ее коже, но так, чтобы это принесло удовлетворение нам обоим, и я это сделаю, скоро, очень блядь, скоро.
Запустив руку в ее шелковистые каштановые локоны, я наклоняю ее голову назад, прикусывая зубами ее нижнюю губу достаточно сильно, чтобы пустить кровь. Ранить ее. Разозлить ее. Отстраняюсь настолько, чтобы видеть ее изумленные глаза, я наблюдаю, как они наполняются равным количеством страха и возбуждения.
Воздух вокруг нас заряжен электричеством, наши тела тянет друг к другу, как два магнита. Я снова целую ее с той же силой, но на этот раз она отвечает на мой поцелуй. Ее губы жадно двигаются, как будто она изголодалась по такому обращению. Ее маленькие руки то отталкивают меня, то вцепляются в мою рубашку и притягивают ближе.
Ее губы приоткрываются, и из них вырывается стон.
Именно этот звук внезапно заставил меня вынырнуть из омута похоти.
Какого черта, Костян?
Она враг, ее ложь опорочила тебя, разрушила семью. Я резко отстраняюсь, и ее тело прижимается к стене от потери моей поддержки.
Нет!
Моя грудь вздымается, пальцы жаждут снова коснуться ее кожи, поставить метку, но я не могу. Я не хочу становиться слабее из-за этой маленькой лисицы, которая хочет, чтобы я считал ее невинной. Это зашло достаточно далеко. Я должен уйти от нее, пока не потерял контроль, пока не перешел ту невидимую черту, которую однажды уже переступал.
Пошатываясь, я отступаю назад, устремляя на нее взгляд.
— Развлеки меня, аферистка, покажи мне другое применение твоему красивому рту, кроме обмана.
— Я ненавижу тебя, — шепчет она сквозь стиснутые зубы, похотливая дымка в ее глазах рассеивается.
Я тоже ненавижу себя.
За то, что хочу тебя.
За то, что ненавижу тебя.
За то, что застрял в этом доме с тобой.
— Ну же, давай не ломайся, — нетерпеливо говорю я.
Он…
Я так увлечен ее дразнением, ощущением липкой ненависти, которую приносит мне ее присутствие, что не замечаю пощечины, которая летит к моей щеке, пока не становится слишком поздно. Ее рука соприкасается с моей щекой, и моя голова отлетает в сторону от удара.
Моя щека загорается, а вслед за ней и мой характер. Я реагирую еще до того, как успеваю остановить себя. Я тянусь к ней, мои пальцы обвиваются вокруг ее горла, моя хватка удивительно мягкая для того количества ярости, что течет по моим венам.
Реакция Леры на меня — каменеющий страх, и она начинает дрожать, когда я наклоняюсь к ее лицу, крепко сжимая ее нежное горло.
— Если ты переходишь к рукоприкладству, то будь готова к тому, что руки приложат к тебе.
— Не надо… — хрипит она.
— Не надо что? Причинять тебе боль? — я наклоняю голову в сторону, разглядывая ее лицо. — Я никогда не смогу причинить тебе такую боль, как ты причинила мне. Я просто пытаюсь показать тебе хоть малую толику той боли, которую ты заставила меня почувствовать.
Чувствуя, что нахожусь в нескольких секундах от того, чтобы слететь с катушек, я отпускаю ее и делаю шаг назад. Затем я поворачиваюсь, чтобы уйти. С меня хватит. Хватит этой игры в кошки-мышки.
Ее тоненький голосок доносится до моих ушей секундой позже.
— Что я такого сделала, что ты так меня ненавидишь? Просто скажи мне, пожалуйста. Скажи мне, чтобы я смогла все исправить! Ты заставляешь нас обоих страдать по неизвестной причине.
— Ты солгала, и, как это всегда делают лжецы, они продолжают лгать, чтобы скрыть предыдущую ложь.
— О чем я солгала?
В ее вопросе звучит мольба, а я слишком измучен, чтобы продолжать борьбу по этому поводу. Она лишила меня сил, разрушила мою защиту.
— Обо всем.
— Прошло уже столько лет, неужели я не заслуживаю правды?
Я вздыхаю и начинаю идти к лестнице.
— Я ничего не сделала… Я не лгала той ночью… — плачет она, но я продолжаю идти, с каждым шагом мое сердце становится все тяжелее, а нервный узел в животе все туже.
К тому времени, как я дохожу до двери своей спальни, у меня зарождаются сомнения. А когда я захожу в душ, оно начинает разъедать мой разум, вызывая разные мысли, и сколько бы я его ни отгонял, оно все равно возвращается.
— Костя, просыпайся.
Голос мамы вырывает меня из сна.
— Просыпайся, нам нужно уходить.
Она всхлипывает и я понимаю, она плакала. Когда я открываю глаза и смотрю на нее, красные круги вокруг ее голубых глаз подтверждают это. У меня в горле образуется комок ужаса.
— Что случилось? Куда мы идем?
— Не волнуйся сынок, просто вставай и одевайся, хорошо?
Она вытирает глаза тыльной стороной ладони.
Я делаю, как мне говорят, встаю и торопливо одеваюсь. Мама и папа уже упаковали наши чемоданы, и прежде чем я успеваю возразить или даже пробормотать хоть один вопрос, мы уже в машине и едем по дороге.
— Что происходит?
Челюсть моего отца сжалась от моего вопроса, а рыдания моей матери стали еще сильнее.
