– Артем! – я не сразу услышал, что отец зовет меня.
Встретившись с ним глазами, увидел понимание. И мне это не понравилось. Может, он все знает? Хотя Тимур вряд ли рассказал... Да и он бы вел себя по– другому.
– Что? – отозвался недовольно, удивленный тем, что он не поторопился в больницу, а остался со мной.
– Завтра нужно будет приехать в управление, наши сотрудники возьмут объяснения с тебя и Белова. Мы сделаем отказной. И утихомирим местных доброхотов, – это Крайнов подводил итоги сегодняшнего дня.
Я порадовался нежданному перерыву, только теперь поняв, как устал. Ничего не хотелось. Ни чужой радости. Ни собственных огорчений.
Мужчины пожали друг другу руки. Я тоже был удостоин этой чести. После мы остались с отцом вдвоем.
– Артем... – судя по всему, он собрался разговаривать.
– Пап, давай я просто сейчас домой уеду?
Спорить он не стал.
– Спасибо тебе, – услышал я и от него.
На это смог кивнуть, направляясь к своему автомобилю. За руль мне сесть не дали. Со мной поехали двое охранников,. Но работники у отца вышколенные, поэтому я смог откинуться на спинку кресла, закрыть глаза и молчать.
Меня высадили у калитки Олесиного дома. Все, о чем я мечтал, это был душ. А потом кровать.
Но дом встретил меня пронзительным детским плачем. И почти ревущей Сашкой, от самоуверенности которой не осталось и следа. Передо мной была обычная девочка– подросток, которая явно растерялась и не знала, как справиться с разбушевавшимся младенцем. Справедливости ради, должен сказать, что тоже не представлял, что делать.
– Кажется, дела у тебя идут не блестяще? – не удержался от ехидного замечания.
Сашка, укачивая плачущую Есению, отвела взгляд. И я запоздало забеспокоился, что сейчас она тоже расплачется.
– Дай я попробую, – протянул руки, собираясь забрать покрасневшую сестренку.
– Руки сначала помой.
Я пошел в ванную, вымыл руки с мылом, вернулся к девчонкам, где Еся продолжала горланить.
– Давай теперь.
Саша на этот раз без возражений передала мне девочку и принялась оправдываться:
– Не знаю, почему она плачет. Я и памперс поменяла, и покормить ее пыталась. Не ест. И качала. А она все плачет и плачет.
Когда я взял сестру на руки, чуда не произошло. Малышка продолжила оглушительно вопить.
– Посмотри в интернете, как их кормить надо.
Сашка послушно залезла в интернет и прочитала:
– Лучшее питание – это грудное молоко.
– Пока отпадает. Дальше давай.
– Можно смесью. На каждое кормление смесь готовят свежую. Согласно инструкции. Она должна быть определенной температуры.
– Пошли на кухню.
Пока я пытался утихомирить сестру, Саша сделала смесь, проверила температуру и когда я дал бутылку Есе, она, обиженно всхлипнув, стала есть. Хоть сестра была маленькой, держать ее на весу и кормить было неудобно. Я вернулся в гостиную, сел на диван. Еся с аппетитом ела. Сашка села рядом. Постепенно бутылочка опустела, и воцарилась благословенная тишина.
Я поднял сестру столбиком, подержал до отрыжки и, вернув ее в горизонтальное положение, обнаружил, что малышка уснула. О том, что так надо делать, нам тоже поведал интернет.
– Саш! – позвал я тихонько, но ответа не дождался.
Повернулся как раз в тот момент, когда светловолосая голова коснулась моего плеча. Сашка тоже спала.
– Зашибись! – обреченно выдохнул, думая, как быть дальше.
Олеся
Мы с Полиной практически вбегаем в больницу. Мне кажется, что меня бьет озноб и что это видно окружающим. На самом деле, мое состояние – нервное. И для посторонних я себя даже неплохо контролирую. Хотя такое ощущение, что ноги и руки у меня из киселя и мелко– мелко дрожат. Это неудивительно. Новость о том, что Матвей наконец– то нашелся, накрыла. И сокрушительная радость подкосила вместе с тревогой о том, что с ним. Я не смогла даже поблагодарить Артема за то, что он сделал. Мне до сих пор не верится, что он спас моего сына. Я была к нему чересчур предвзята.
Уверенно направляюсь к окошку регистратуры:
– Здравствуйте! Мне нужно узнать о Матвее Белове. И увидеть его. Если можно.
Все внутри замирает. Только бы обошлось. Серце обливается кровью.
Девушка в белом халате смотрит на монитор компьютера и спрашивает:
– А вы ему кто?
– Я – его мать. Девушка – невеста. Его похитили...
Дальше администратор не дает мне продолжить.
– Ах, вы – родственники Белова. Нас предупредили на ваш счет.
Она замечает наше с Полиной состояние и говорит очень благожелательно.
– Не волнуйтесь так. Врач его уже посмотрел. Он в терапии. И документы его вы не привезли?
Паспорт был у Матвея во время похищения. На месте происшествия его не нашли. У меня с собой его ксерокопия и медицинский полис. Отдаю документы, администратор что– то заполняет.
– Он в 8 палате. На втором этаже. Можете подняться. Туда же подойдет лечащий врач.
Мы с Полиной торопливо идем на второй этаж. На шестой день после родов показывать рекордные результаты у меня не получается. Особенно тяжело дается лестница. Полина поддерживает меня под локоть.
– Олесь, ну, все уже. Если бы было что– то плохое, она бы сказала.
Да, наверное. Хотя поведение персонала озадачивает. Попробуйте прорваться в какую– нибудь больницу. Сомневаюсь, что это получится сделать легко. Кто же позаботился о том, чтобы мы могли попасть сюда?
Вот и дверь с номером 8. Сердце заполошно бьется в груди, когда оказываюсь внутри. Палата одноместная, а в коридоре я видела мужчин в костюмах и наброшенных поверх халатах.
Матвея вижу сразу. Так больно за него. Как будто это моя собственная боль. Он сильно похудел, торс перевязан белыми бинтами. Возле кровати стойка с капельницей.
Живой. Он живой. И это главное.
Сын открывает глаза. Такого же, как у меня серого цвета.
– Мам... Поль...
Его голос трескается. Полинка кидается к нему, хватает за свободную руку и плачет навзрыд, захлебываясь слезами.
А я прикрываю веки. И остаюсь на месте. Мне нужны эти несколько секунд.
– Полин, перестань плакать. Что ты как маленькая, – слышу я, как Матвей разговаривает с невестой.
Несмотря на слова, в его голосе тоже облегчение.
В этот раз мне не помогают ни прикрытые веки, ни несколько секунд. Я чувствую, как по щекам заструились предательские слезы. Наверное, я была героически настроена слишком долго, исчерпав все резервы.
Открываю глаза, подхожу к сыну.
– Мам, ты– то хоть не плачь. Живой же. А все остальное заживет.
– Солнц, – рвется из меня против воли всхлип.
Но он прав. От того, что мы затопим его палату слезами, лучше ему не станет.
Ноги отказываются меня держать. И я опускаюсь на стул. Ладонями вытираю щеки.
– Всё, всё. Не буду больше. Как ты?
– Норм.
Я прикладываю свою руку к его щеке.
– Колючий, – говорю, вздыхая, – Взрослый совсем.
Полина встает с пола, с неохотой выпускает его руку.
– Пойду умоюсь, – она скрывается в санузле, расположенном в палате.
Взгляд сына тяжелеет.
– Думал, что всё уже. Не выберусь.
Я знаю его слишком хорошо и понимаю, как ему непросто делиться таким.
– Чем тебя?
– Ножом. Тогда, когда похитили. Я без сознания был все время. Поэтому не переживай – не издевались. В себя пришел только вчера. Меня искали. Нашли. Но эти уроды успели меня перевезти. Говорили про бумаги, которые надо подписать. Им нужен был нотариус. Потом их снова вспугнули. Я подумал, что у меня глюк, когда Артема увидел. Еще больше удивился тому, что он вмешался. Он... Я так думаю, что он спас мне жизнь. Меня точно бы убили.
Повисает тишина. Я не отдавая себе отчета, глажу его лицо. Хороший мой. Не зря я все это время молилась.
– У тебя сестренка родилась, – говорю невпопад.
– Давно?– спрашивает и улыбается.
– Шесть дней назад.
– Назвали как?
– Есения.
– Мам, ну, зачем ты...Стремное имя какое– то, – говорит, а у самого глаза озорно заблестели.
