Васька выполз проверить: чего осталось пожрать. Запрыгнул мне на колени и когти всадил в голые ляжки, уставившись на Лютого.
— Видал? Прогоняет меня! — жалуется рыжему коту наглец. — Я к ней с чувствами, а она… Лети, Лютый куда хочешь.
Васька моргает и примеряется стащить пластик от сырной нарезки. Ему пофигу на откровения чужого мужика. Сбондив сыра, рыжий ворюга ускакал жрать под диван. Там у него место схрона и тайников.
Лютовский ворчал еще полчаса, собирая свои манатки. Одевшись, глянул на ноги. Одного носка так и не досчитался. Я, конечно, подозреваю одну рыжую морду, но Лютому не скажу из вредности. Нечего мне ставить свои условия. Я ему кто? Правильно! Нет у Лютого на меня точек давления и не предвидится.
35. Эпилог
Два дня ходила с фейерверками в животе. Шаталась по квартире загадочная и задумчивая, как болванчик кивая сыну на любой вопрос. Порхала что-то делая, не до конца понимая причину своего состояния.
Сегодня Титов должен гулять с Мишей. Пришел вовремя, педант чертов. Топтался у порога, дожидаясь пока я соберу парня. Моя приклеенная улыбка свела его с толку. Бывший принюхивался, не пьяна ли я, и подозрительно косился на светящееся от неведомо чего лицо.
— Хороший день, Даша? — до меня сквозь розовый туман не сразу дошел вопрос.
— А, да, — просто махнула рукой и прислонившись к вешалке, у которой мы зажигали с Лютым счастливо вздохнула, бессмысленно таращась, как сын натягивает зимние сапожки. — Я тут еще твою старую куртку нашла, в которой ты машину чинил… Она в том пакете, — ткнула пальцем на кулек, подвешенный за ручки на крючок ключницы.
— Не выкинула?! — присвистнул Олег.
— Сам выкидывай, — спокойно посмотрела ему в глаза. Мой тюлень похудел. Некогда пухлые щеки впали и стали видны очертания скул.
— Плохо, — почесал щетину у основания шеи, подняв подбородок. — Когда ты вышвыривала мои вещи — это были эмоции, злость, обида, ненависть… А сейчас ничего, Даш? — светлые ресницы хлопнули.
— Ничего, — подтвердила, прислушиваясь к себе. Я больше не злилась на бывшего мужа. Мне стало все равно. Совсем. Все прошлые обиды остались в старом году, припорошенные новыми эмоциями. Неужели «подарок» Лютого так подействовал?
Чтобы чем-то себя занять решила замесить тесто и испечь пирожки. Начинок понаделала разных: пригодился старый творог, отварная картошка, которую покрошила и пережарила с луком…
Звонок в дверь раздался, когда выпечка уже подрумянилась в духовке. Глянув на время, подумала, что мой маленький мужик замерз и вернулся раньше.
— Ты? — выдохнула, стесняясь, что еще не переоделась и стою в переднике, который обсыпан мукой.
— Печешь, моя хозяюшка? — Лютовский повел носом, сверкнув голодом в глазах. По тому, как взгляд его шарил по моей несуразной фигуре в домашнем комплекте одежды, речь шла совсем не о еде.
— Скоро Миша вернется с прогулки, — и не подумала отступать, лишь запрокинула голову, интуитивно чувствуя, что последует дальше.
Скользнув сухими губами по шее, он захватил мои губы и укусил. «Больно!» — хотелось дать по наглой роже. Но тут же мягкий язык лизнул, обезболивая. Воспользовавшись моментом, что я разжала зубы от удивления, проник внутрь. На язык что-то упало. Гладкое и сладкое… Вытаращив глаза, отодвинулась, щупая во рту языком карамельку, по вкусу — барбариску.
— Твоя любимая конфетка. Почти донес, — тихий смех у него вызван дебильным выражением моего лица.
— А в фантике нельзя было? — закатываю как хомяк конфетку за щеку и довольно жмурюсь.
— Можно, но так вкуснее, — приблизившись, еще раз лизнул меня сладким языком. — У тебя там ничего не пригорит? — повернул нос в сторону кухни.
— Ой! — вскрикнула я, и поскакала доставать пироги из духовки.
— Гуляют, значит, — бесцеремонно мне запустили руку под резинку домашних штанов, щупая задницу, стоило только отвернуться.
— Ста-а-ас! — возмущаюсь. У меня горячий поднос с выпечкой, а он лезет под руку. Шмякнув весь противень на газовую плиту, обернулась.
— Что, Стас… Я соскучился. А ты? — темные, почти черные глаза ощупывают мое лицо.
— Я думала о тебе, — отворачиваюсь, делая вид, что занята перекладыванием пирожков на большую тарелку.
— До чего додумалась, моя сладкая, м? — его дыхание близко, в затылок.
— Мы об этом пожалеем, Лютый, — прислушиваюсь к ощущениям тела, тут же откликнувшегося на его прикосновения. Волна пошла накатами, скапливаясь внизу живота. И вот уже пульсирует и истекает влагой между ног. Но раздражает не это. К суровому мужику начинает тянуться хрупкое доверие, удивленно выбираясь из кокона и осторожно принюхиваясь. Доверие начинает вилять хвостом и тянуть лапу, чтобы попробовать. Циник во мне корежится и выкрикивает, что это капкан, ты совсем не тем местом думаешь, Дашка.
— Знаешь, если любишь, то готов идти на уступки. Я понимаю, Симметрия, о чем ты говоришь. Ты — крепкий орешек для любого мужика. Но я вставлю, если понадобится алмазные зубы, — щелкнул челюстью рядом с ухом и прикусил мочку уха. — Соглашайся, моя гордая птичка. Лютый не обидит ни тебя, ни малого. Клянусь жизнью.
— Надеюсь, жизнь у тебя одна. Если обманешь, рука у меня не дрогнет, ты знаешь.
— Знаю, — разворачивает меня к себе. — От тебя приму даже яду, если ненароком обижу.
— Хорошо, — отвечаю просто. — Давай попробуем, — только успеваю сказать, как меня пришибает к холодильнику передом, к себе задом.
— М-м-м! Для меня тут все готово, — мурлычет «смертник», распределяя влагу по «губам».
***
— Даш, ну ты скоро? Мы опаздываем, — муж очередной раз поднес к глазам экран мобильника, чтобы посмотреть время.
— Скоро, — делаю последние штрихи в макияже и спокойно бросаю помаду к остальным, в вазочку.
Каждый раз испытываю его терпение на прочность. Стервоза во мне никуда не делась. Мы серьезно опаздываем на какую-то важную, по словам Лютого, встречу с партнерами. Это не первый мой выход в «свет» в качестве его жены. Мы прожили год и не прибили друг друга, что интересно. Два лидера, два взрывоопасных объекта рядом: как огонь и порох…
— Да и хрен с ними! Давай лучше поедем в одно место? — вдруг предлагает, когда мы уже сидим в машине.
— Какое другое? — облизываю губы, чувствуя, что мой мужчина затеял провокацию.
— Грабанем банк. Ты постоишь на стреме… А, Симметрия? — загавкал смеясь, будто это смешно.
— Дурак! — фыркнула и положила руку ему на пах, не сильно сжав.
— Понял! Отпусти, родная, я больше не буду, — прошипел, когда давление усилилось.
— Подумай о нашем ребенке. Чтобы я таких шуточек больше не слышала!
— Каком ребенке? — у него челюсть отвисла и все внимание сосредоточилось на мне.
— Таком! За дорогой следи, папаша… — поворачиваю его лицо пальчиком обратно, на прямую дорогу смотреть.
— Офигеть, новость! Ты мне такое больше не говори, когда я за рулем. Мы так все столбы соберем… — заруливает на обочину, включая аварийку. Припарковавшись, заглушает двигатель. Его движения медленные, будто заторможенные.
— Дашка, так ты беременна? — бледное лицо иногда освещается огнями фар встречных автомобилей.
— Да, у нас будет второй ребенок, — кутаюсь в искусственную шубку. Лютый как не ругался, а шкуру убитых животных так и не смог на меня надеть.
— Спасибо, любимая, — схватив мою руку, прижимает к груди, где колошматит лютовское сердце. Потом подносит к губам и целует середину ладони, прикрыв глаза.
Конец
