Молчит. А подрагивающие пальцы касаются щиколотки.
— Что ты делаешь?
Его ладонь скользит до колена, сжимает его, а потом он утыкается лбом в это место и продолжает молчать.
— Руслан, — я касаюсь его волос, он тянется за рукой. — Руслан. Я не отдам вам Алену. Если нужно, буду драться.
— Ты моя боевая девочка, — тихо смеется он, опаляя дыханием мою кожу. — Господи, Алиса, это правда?
— У тебя есть сомнения? — усмехаюсь я в ответ. — Ты и правда болван. Я тебя любила весь тот год. Той ночью у меня мечта исполнилась, я поверить не могла. Это было лучшее, что со мной происходило. Разве что пока я не родила Аленку... — горячие слезы закипают в глазах, я быстро-быстро моргаю.
— Алиса...
— Помолчи.
Он, кажется, готов делать все, что я скажу. Меня опьяняет это, но голову терять вообще не время. Мне все так же страшно, хоть поведение руслана и кажется странным.
— Алена — моя. Я принимала все решения, касающиеся ее все это время. Меня ты не любил, не искал со мной встреч, не помнил, значит, я тебе не нужна. А совместный ребенок должен быть по любви мамы и папы. И никак иначе. Если ты захочешь видеть как растет Алена — я это приму. Но если ты хотя бы попытаешься...
— Мама уезжает. Я снял ей номер в другом отеле и порвал все договоры, которые она составила с юристами.
Это вызывает во мне волну облегчения, я хватаю ртом воздух.
— Но от меня ты не избавишься, — заявляет он.
— Что?
А вот это меня уже нисколько не радует. Мы говорим полушепотом, и скандал, как бы я его ни желала, устроить не выйдет.
— Пошли в мой номер, — вздыхает он, встает на ноги и протягивает мне руку.
Я жалобно смотрю на Аленку, но Руслан только качает головой, а потом и сам заглядывает в кроватку с какой-то болью во взгляде. Не могу разгадать причин для этих сведенных бровей и тоски в глазах.
Руслан вдруг протягивает руку и касается волос Аленки, потом гладит ее по голове. Так осторожно, будто она может рассеяться.
— Она моя...
Хочу вопить, что она ему не принадлежит, но не могу. Никак не могу. Это кажется кощунством. У Руслана такой вид, будто он снова начал дышать после долгих месяцев без кислорода. Будто она ему и правда нужна.
— Поверить не могу... Ты будешь самой счастливой, — обещает он Аленке. — Я обещаю.
— Не обещай того, чего не можешь.
— Что?
Он будто выныривает из своего сна от моих жестоких слов, а я молча иду в его комнату и там пытаюсь продышаться, чтобы хоть немного успокоиться.
Руслан приходит через пару минут. Запирает дверь, ставит на тумбочку видеоняню, о существовании которой я не подозревала. Но он закупил столько всего, что я ничуть не удивлена.
— Что ты имела ввиду?
— Руслан. Никогда ничего не обещай. Сейчас тебе кажется, что ты можешь все дать этой девочке, а завтра ты наиграешься и уйдешь. Я... готова дать шанс… этому… всему, но…
— Готова дать... шанс? Этому? А тебя не смущает, — он слишком повышает голос, поглядывает в сторону видеоняни и продолжает тише. — Тебя не смущает, что речь омоейдочери? Дать шанс? Тыскрылаее, а теперь говоришь о каких-то шансах?
— Почему я вообще должна была...
— Потому что это честно. Потому что та наша ночь была честной, что бы ты ни говорила. Ты добровольно в этом участвовала, я тоже. То, что случилось, не было оскорблением. Я тебя не бросал, не отказывался от тебя, тем более не отказывался от ребенка, и сейчас... не тебе говорить со мной о шансах. Может, та ночь и не сделала меня отцом, но виновата в этом только ты, и сейчас ты от меня не отвертишься!
Он говорит вещи, которые мне неприятны, потому что я привыкла считать Алену только своей. Даже не так. Онатолькомоя! Он... дал материал, причем совершенно добровольно.
— Вот именно, — отвечаю своим словам. — Ты совершенно добровольно дал материал. И о его дальнейшей судьбе не интересовался. Договор мы не подписывали. Хм... кажется, я ничего тебе не должна. Большое спасибо за участие, но на этом все...
Я разворачиваюсь, чтобы уйти, а Руслан ловит меня за руку.
Мы оба бросаем на видеоняню короткий взгляд: Алена спит без задних ног, пушкой не разбудишь.
— Ты не понимаешь, что я говорю?
— Нет, не понимаю.
— И ты, и Алена остаетесь в моей жизни. Она — мой самый ценный подарок, даже если ты его дарить не планировала. Ты — мать моего ребенка, и я чертовски... счастлив. Хоть ты меня сейчас и бесишь. Если и до этого момента моим единственным желанием было забрать вас к себе, чьей бы дочерью Алена ни была, то сейчас… Неужели ты не понимаешь, что именно ты была у меня в приоритете? Ты, а не желание растить чужого ребенка? Так что смирись, пожалуйста, что вы теперь мои, и получай удовольствие.
Он не дает мне ответить и вместо точки властно и быстро целует. Целует так, что подкашиваются коленки и подгибаются пальцы на ногах. Этот поцелуй пьянит с первого касания…
— Это аванс, — его ухмылка, когда он меня отпускает, кажется безумной.
А мне становится холодно, когда Руслан отпускает меня и решительно толкает смежную дверь.
— Ты к-куда?
— Собираюсь смотреть на то, как спит моя дочь, и не моргать, пока глаза не вылезут, — посмеиваясь, сообщает он, а я… я громко цокая, потому что если не буду психовать — непременно начну умиляться.
Фу!
Фу! Ну какой же он самонадеянный!
ГЛАВА 27
Когда я открываю глаза и, потянувшись, вижу на электронных часах, которые стоят на прикроватной тумбе девять утра, у меня чуть было не останавливается сердце.
— Аленка! — то ли шепчу, то ли кричу я. Голос после сна еще хриплый, срывается. Кажется, я вечность столько не спала.
Во мне поднимается паника, потому что первая мысль — с ней что-то случилось, раз она ни разу за ночь не проснулась. В голове возникает тысяча страшных картинок — одна ужаснее другой.
Я спрыгиваю на пол, оглядываюсь по сторонам и… застываю в ужасе, увидев открытый шкаф с портпледами, в которых, уверена, висят дорогие и наглаженные костюмы Руслана.
Черт! Как так вышло, что я оказалась в его спальне? Да, я дежурила под смежной дверью и даже пыталась ворваться через входную, но он меня опередил и, представьте себе, заперся! Я ругалась на него полчаса без остановки, но он уверял меня, что просто смотрит, как Аленка дышит, а я буду мешать. Мешать!
Видимо, я так и отключилась на полу под дверью в его комнате, но это не подразумевало, что я должна проснуться в его кровати! Что он о себе возомнил вообще?
Я громко стучусь и только сейчас замечаю, что до сих пор одета в черное коктейльное платье, которое ужасно помялось. Слезы застилают глаза, потому что, как, черт возьми, я должна его возвращать в бутик в таком виде? Руки трясутся, костяшки краснеют. Дыхание сбивается, и я начинаю сходить с ума, представив, что соседний номер пуст, а Руслан забрал Алену и улетел с ней… да хоть на Мальдивы! Что он отнял ее, спрятал, что он…
— Доброе утро! Скажи маме доброе утро! — Руслан открывает, держа мою дочку на руках. И она улыбается мне. Широко. Румяная, счастливая, не испуганная.
— Аленка!
Я тяну к ней руки и почти выхватываю из рук Гончарова, но он не возражает. Поддерживает ее, чтобы она не упала, и улыбается сам. Своей самой невозможной улыбкой, от которой я растаяла тогда…
— Что вы… — начинаю я, но Руслан меня перебивает.
— Она просыпалась раз ночью, я покормил ее смесью, как ты объяснила. Сейчас мы еще не ели, но умылись и поменяли подгузник.
Он говорит с такой гордостью, что невозможно не улыбнуться, но я изо всех сил стараюсь сдержаться. Особенно когда вижу, что одноразовые трусики надеты задом наперед.
— Нас ждут на завтраке, что Аленке можно есть? Я читал в интернете… каши, омлет, бананы? Скажи, все будет.
— Да, да… — растерянно бормочу я. — Овсянку с фруктами, омлет можно… творожок… Мне нужно в душ.
Это вылетает внезапно, но только сейчас я осознаю, как, должно быть, выгляжу. Мятая, неумытая, со вчерашним макияжем и растерпавшейся прической.
