а над ухом раздалось очень близкое и тихо вкрадчивое:
— По шкале от одного до десяти, — поинтересовался Роман Владимирович, — насколько хорошо ты помнишь всё то, что пообещала мне прошедшей ночью?
Дверную ручку я всё ещё не отпустила. И саму дверь не открыла. Закрыла. Чтоб не только выйти, но и войти никто не смог. Пожалуй, это было куда лучшим ответом на заданный им вопрос, нежели бы я вслух что-либо сказала.
Десять из десяти…
И я, и он оба это прекрасно осознавали. Иначе бы он не развернул меня обратно к себе лицом, зарываясь пальцами в мои волосы, обхватывая за затылок, призывая вновь смотреть на него одного, вынуждая податься к нему плотнее, дышать снова через раз или же не дышать вовсе, пока сердце в груди бьётся всё сильнее, отражаясь шумом в ушах при бешеном пульсе, а в глазах цвета закалённой стали — та же самая дикая потребность, что растёт во мне всё больше и больше, становится практически необъятной.
И я сдаюсь.
Ей…
Себе.
Ему…
Каждому новому прикосновению, что прошивает по позвонкам, отражается дрожью в коленях, пока его пальцы ведут новый узор по моей коже, подбирают другую лямку, стягивая ту вниз, а мужское дыхание обжигает висок.
— Так что? — прошептал также тихо. — Учти, если снова промолчишь, сочту это за согласие.
Сочти…
Ведь этот вопрос не требует ответа. Скорее является последней возможностью остановиться.
И да, я и на этот раз не отвечаю.
По крайней мере, не словами.
Кому нужны эти слова?
Если можно обнять широкие сильные плечи и просто прижаться своими губами к его твёрдым губам.
Это что-то невероятное…
Сносит все остатки жалкого самообладания в считанные мгновения. Никакой сдержанности. Настоящий шквал. Он не просто целует в ответ. Отбирает последнюю возможность ровно дышать. Его ладони сжимаются вокруг меня крепче. Гладят. Ласкают. Соскальзывают ниже. Они чувствуются настолько большими, что с лёгкостью обхватывают под ягодицами и размещаются на внутренней стороне моих бёдер, приподнимают намного выше, разводя в стороны, вынуждая обнять его за торс обеими ногами, впечатывая меня спиной в поверхность позади, плотно зажимая между глухим полотном и мужчиной. Цепляюсь за него крепче. Хочу избавиться от мешающей футболки, чтобы почувствовать больше контакта. Я нуждаюсь в этой необходимости настолько остро, что протестующе хнычу, когда не удаётся заполучить желаемое. Едва ли выходит достаточно громко и внятно. Всё поглощает новый безудержный поцелуй.
И я совершенно не поняла, почему вдруг всё заканчивается…
Слишком внезапно. Господин прокурор тяжело выдыхает, уткнувшись лбом в мой лоб.
— Насколько хороша здесь межкомнатная звукоизоляция? — спросил он хрипло.
Мне потребовалось немало времени, чтобы сообразить, о чём он вообще, как и то, какой теперь нужен ответ.
И если подумать об этом…
Достаточно. Тот же храп старших из Лариных не слышен, к примеру, при запертой двери.
Но всё равно…
— Стоит быть тише, — сделала вывод.
И это единственное, что я успеваю сказать, прежде чем оказываюсь оторвана спиной от двери и унесена к постели. Дальше связно говорить становится сложнее. Вновь завибрировавший чьим-то входящим звонком телефон выкинут на пол, сметённый коленом хозяина за ненадобностью. Избавляемся не только от него. От злополучной футболки тоже. Как и от моей майки, хотя ту мужчина не снимает, банально стаскивает с меня её к линии талии, постепенно сдвигая ниже не только саму ткань, но и даруемые мне новые поцелуи, от которых мой рассудок окончательно прощается с реальностью.
Да и кому она нужна?
Он же нереально горячий…
Обжигающий.
Я плавлюсь под ним, как тающий воск. Не удивлюсь, если он вылепит из меня что угодно, что только захочет. Поддамся. И не задумаюсь даже, насколько то будет приемлемым. Нет больше никаких границ. Слишком велика потребность заполучить, как можно больше и ярче.
— Ром… — кусаю губы, в самом деле стараюсь быть менее громкой, до судорог в пальцах царапая его плечи.
Я не нарочно. Но ловлю себя на этой провинности слишком запоздало, чтобы исправить. А ему самому и вовсе плевать. Если я и сдаюсь, то лишь потому, что он точно знает, каким образом сделать так, чтоб я никогда не опомнилась, будто кто-то когда-то вручил ему подробную инструкцию к моему телу и каждой точке, которую надо задеть, чтобы меня вновь и вновь выгибало в прошивающем насквозь удовольствии ему навстречу.
— Ром… — повторяю, сама не зная, о чём прошу.
Дальше трёх заветный букв должно быть что-то ещё. И я обязательно произнесла бы, если б мысль могла задержаться в моей голове. Но она не задерживается.
Зато врезается иное…
Поворот дверной ручки!
Шумный. Неоднократный. Вместе с безуспешными толчками в попытке незапланированного проникновения.
И стук. Громкий. Настойчивый.
— Ну, Лера… — начал ныть не сумевший вторгнуться в мою спальню младший брат. — Ну, проснись, Лера… я есть хочу! Сколько можно спать?!
Твою ж…
Маму!
Которую общую нашу. И которую, к слову, мог бы и вместо меня «разбудить»!!!
Глава 8
Кухня напоминала место битвы. Преимущественно ножа с хлебом. Судя по количеству нанесённых увечий и царящему вокруг бардаку, стальной противник был безжалостным и сокрушительным, а попавший в плен продукт пекарского дела выжить уже не сможет.
— Я хотел сделать тосты, — насупленно оправдался на мой хмурый взгляд Никита.
— Пальцы-то хоть целыми остались? — усмехнулся на это Роман Владимирович.
Он же и помог восьмилетке с тем, чтобы всё-таки отделить от того, что осталось, два куска для отправки в тостер. Я в это время, скрипя сердцем, принялась за уборку.
— Носки вязать научился, а резать хлеб — нет, — проворчала. — Остальные где? — заметила приоткрытый балкон.
— Бабуля — там, — указал в том же направлении, куда и я смотрела, младший брат, — спит.
— В смысле, спит? — окончательно помрачнела я.
Там же холодно!
Вряд ли тот факт, что балкон приоткрыт, делает пространство настолько теплее, чтоб там можно было спокойно и безвредно почивать.
Или нет?
— Она полтора часа ворчала, что здесь жарко и душно, а потом ушла туда, — хмыкнул Никита. — Папа поставил там обогреватель, когда она уснула, чтоб не замёрзла. Сказал, пусть спит, не трогать. Всё равно недолго проспит. Она вообще плохо спит в последнее время.
Вздохнула. Едва ли могла согласиться, что старшей из Лариных будет действительно удобно, устроившись в единственно там
