Выдернув меня из всей этой жесткой обстановки, Лев снова дал мне возможность обдумать происходящее. И больше я не совершу такой глупости, не убегу от него. Ведь он был прав, во всем, что он говорил и делал, был смысл.
Я позволила эмоциям захлестнуть себя, и теперь мне придется долго разбирать последствия своей самодеятельности.
Машина останавливается около моего дома, и я даже не спрашиваю, откуда он знает адрес. Лев непостижим, во всяком случае, для меня.
Он выходит и открывает дверь, помогая мне выйти из машины. В этот раз – это не обходительность, а необходимость. Меня ощутимо потрясывает, от переживаний я чувствую слабость в каждой мышце.
Молча закусываю указательный палец, чтоб не разрыдаться. Как представлю, что дочки сейчас сбегут по лестнице и будут спрашивать, что случилось с папой… И что я сама это натворила.
- Мне страшно, – еле слышно сиплю я.
Лев берет меня и разворачивает так, чтобы свет фонаря падал ему в лицо – специально так делает, хочет, чтобы я видела его глаза. Кладет мне руки на плечи и смотрит темным, проникающим взглядом, от которого у меня перехватывает дыхание.
- Послушай меня, ты справишься. Я не сказал тебе этих слов в прошлый раз, и ты не выдержала. Прости.
-Ты просишь у меня прощения? – мне впору рассмеяться, но почему-то горло перехватывает спазм. Боюсь дышать, чтоб не разрыдаться.
- Да, надо было сделать все по-другому. Ты не смогла держать эмоции под контролем. Но сейчас, я знаю, ты справишься.
Может быть вера этого сурового человека придала мне сил, но к дверям я подхожу с гордо поднятой головой. Лишь слегка дрожащей рукой привычным движением отвожу от лица прядь темных волос прежде, чем нажать на звонок. Не хочу заходить в дом, в ярко освещенной прихожей их может испугать моя бледность.
Легкий топот, радостные крики, дверь распахивается и сразу четыре руки обнимают меня.
Зарываюсь носом в их макушки и вдыхаю знакомый теплый запах.
«Какой же ты идиот, Марк. Теперь это только моё.» И я отважно шагаю в освещенную комнату, девочки не поймут по моему лицу ничего.
Закрывая дверь вижу, как мужчина на противоположном конце улицы приветственно поднял руку. Машу ему в ответ и закрываю двери.
Сразу перебиваю тарахтящую няню, которая начинает подробно рассказывать, как прошел день и отпускаю ее домой с премией за переработку. Ей и так пришлось задержаться.
- Мама, а где папа? – настороженно интересуется Ксюша, когда дверь за няней закрывается. Она даже выглядывает на улицу, чтобы удостоверится, что его нигде нет. – Вы же вместе уходили?
- Да, в гости, - добавляет Даша.
- Папе пришлось срочно уехать на работу, он там останется.
- Он же завтра вернется?
- Завтра он вам позвонит, – очень надеюсь, что именно так и будет. – Чем скорее вы уснете, поросятки, тем скорее будет папин звонок.
Ксюша засыпает быстро, Даша ворочается с боку на бок, будто ее что-то тревожит.
Мам, - шёпотом спрашивает она. - Можно я тебе расскажу кое-что…
Сердце сжимается от ужаса, сейчас она скажет, что знает, что видела папу с другой тетей или спросит, что случилось с отцом… Мало ли что!
- Да, конечно, милая. – стараюсь, чтобы голос звучал максимально естественно.
- Мам, только это секрет, обещай, что никому не расскажешь. Даже папе, – Даша делает большие глаза.
- Конечно, солнышко…
Даша от волнения жует губы и потом и вовсе смущенно прячет лицо.
- Ксюша спросила меня, нравится ли мне Денис, а я сказала, что нет, – из-под одеяла доносится такой слабый бубнеж, что я с трудом различаю слова.
Секундная оторопь. Не сразу понимаю, о чем идет речь и недоуменно хлопаю глазами.
- Так, погоди, доча. Какой Денис и что случилось?
Из-под одеяла показывается пунцовое лицо Даши, она опасливо смотрит на спящую сестру, и продолжает.
- Нам с Ксюшей нравится один мальчик. Денис. Он такой… В общем, он даже Харитонову в нос дал.
- Харитонов, это который второгодник?
- Да, представляешь, какой Денис отважный… Смелый и сильный.
- Понимаю ваш выбор и одобряю. А что случилось с Ксюшей?
- Ну я знаю, что Денис нравится Ксюше, потому что она об этом мне сказала. А она не знает, что Денис нравится мне тоже. Но мам, если бы я сказала правду ей, Ксюша бы тоже не стала с ним встречаться. Денис ведь не может на нас обеих сразу жениться.
- То есть уже все так серьезно? – она такая милая, что я не могу сдержать улыбки.
- Ну мама, что ты как маленькая, - взволнованно шепчет Даша. – Мы же дети еще. Конечно, не все сразу. Мы вырастем сначала, но ты же сама говорила, что вы с папой со школы были знакомы…
Меня пронизывает ознобом. Что ждет нас с Марком? Явно, развод? И это ударит в первую очередь по моим девочкам. Которые пока верят, что детская дружба может перерасти в любовь на всю жизнь.
- Ты думаешь, что Ксюша откажется от Дениса из-за тебя?
- Да, конечно, откажется, - дочка трогательно прижимает к груди руки, будто не сомневается, что можно поступить по другому. - И я не знаю, как правильно сделать. Сказать правду – тогда Денис не достанется никому, а так хотя бы Ксюша будет счастлива. А, если я буду врать – то это нехорошо. Ведь врать всегда нехорошо! И вдруг Денис с Ксюшей поженятся потом, мне будет больно.
Не только у меня в этой комнате разбито сердце. И как объяснить этой девочке, что что жизнь состоит из разочарований, когда я сама с трудом сдерживаю слёзы.
Я обнимаю дочку, усаживаю ее на колени и прижимаю ее к груди. Какие у меня добрые и умные дети.
- Выбор, действительно, сложный. Я даже не знаю, что тебе посоветовать. – тихонько баюкаю Дашу, как несколько лет назад, когда она была совсем крошкой.
- А как бы поступила ты, мам? – Поднимает на меня блестящие глазки.
- Я бы сказала правду, Даша. Потому что сестра – это семья, и она будет у тебя всегда. И вместе вы найдете выход из любой ситуации. Ксюша тебя поймет. Может быть поплачет немного, потому что, скрыв правду, ты дала ей надежду...
- Тогда мы будем вместе с ней плакать, – отвечает моя девочка. – Вместе плакать не так грустно, потому что не чувствуешь, как тебе одиноко.
Я успокаиваю дочку и чувствую себя предательницей. Но как объяснить, что боль от правды может быть такой разрушающей и сильной, что иногда для защиты близких, нужно ее скрыть.
Думаю об этом, и рука, гладящая доверчиво прижавшуюся ко мне Дашку, тяжелеет, а в голову закрадывается нехорошая мысль. Как я могу учить ребенка честности, если в последнее время меня окружает сплошная ложь. Да я и сама...
Значит, мне можно скрывать правду о том, что по моей вине отец моих детей оказался в больнице, а Марку - нельзя скрывать свои грешки? Или у меня какая-то другая правда?
Встряхиваю головой, чтобы отогнать от себя душевные терзания. Нет-нет, я обманываю, чтобы защитить свою семью, а он врал, чтобы выгородить себя!
- Мам, если тебе грустно - вот как сейчас, ты можешь плакать со мной. - Даша обхватывает мое лицо ладошками, и я не могу сдержаться - пара предательских слезинок все-таки ползут по щеке.
Даже, если меня не пустят завтра к нему в палату, я перелезу все посты, запугаю медперсонал, даже выведу Марка из комы, если потребуется, но заставлю его поговорить с детьми по телефону.
И обсудим с ним условия развода!
32. Белый-белый потолок
Марк
Как же тяжело открывать глаза. Будто на каждом веке лежит по бетонной плите. Медленно моргаю, прогоняя белёсую муть, и утыкаюсь взглядом в потолок.
Там такая сияющая белизна, что хочется снова прикрыть воспалённые веки.
Что за чёрт? Смутно помню, что происходило. В памяти всплывают только Ленкины огромные глаза и страшная боль. Мне сложно сказать, где эта боль поселилась – в груди, в левой ноге. Нет, наверное, в душе. Как только события выстраиваются перед глазами, руки холодеют от ужаса. Чувствую, как кровь пульсирует в висках.
Ленка! Она всё знает!