был чёрный тёплый халат, из-под которого выглядывали тёмные шелковые штаны. Волосы ещё не высохли, мокрые пряди придавали ему шарма.
Я ещё не переоделась, вернувшись с поездки. Сидела перед ним в джинсовых шортах и простой майке, под которой не было лифчика.
— Ты будешь приставать, да? — осторожно спросила я, отставив бутылку с колой на столик. В ответ он тихо улыбнулся, провёл пальцами по моему лицу и губам.
— А ты пытаешься вежливо отказаться? — шепнул он, притягивая меня к себе. Уже больше не сдерживая свои эмоции, приблизился и глубоко и нежно поцеловал.
На этот раз я не была пьяной, отчётливо соображала, но не оттолкнула его. Позволила его руке, совсем нехарактерно торопливой для такой чувственной ситуации, неуклюже забраться под майку, а потом нащупать мою грудь. Он творил со мной нечто невообразимое. Он заводил меня, и это правда!
Я чувствовала, что внутреннее сопротивление тела пропало, мне больше не хотелось, чтобы он прекращал свои ласки.
Читтапон стал целовать мою, шею, спускаясь к плечу, пальцем лаская сосок. Я выгнула спину дугой. Это вышло интуитивно, мои пальцы погрузились в густые и ещё сырые волосы корейца.
— Сними это, — приказал он.
Я сняла майку, но на этом не остановилась. Потянувшись к нему, я поймала кончик пояса халата и дернула на себя. Чит избавился от него, затем снова поцеловал меня.
— Как это называется? Страсть? — пробравшись к его уху, шепнула я.
— Страсть! Называй как хочешь.
И я просто отдалась этой страсти. Да, я хочу называть это так. С каждым мгновением моё сердцебиение усиливалось. Как у него получается вызвать во мне такие мощные всплески адреналина? Волнение, желание, страх, смущение — всё это смешалось в одну термоядерную смесь, отозвавшись целой бурей эмоций. Надо признать, что он искусно умел мной манипулировать.
Он снова целовал мою шею, легонько покусывая нежную, обгоревшую кожу. Но мне не доставляло это боли. Теперь я хотела только одного — чувствовать его тело, вдыхать его аромат и ни о чём не думать. Он опускался всё ниже и ниже, его губы захватили сосок, и я застонала, крепче прижимаясь к нему.
— Как ты это делаешь, черт бы тебя побрал? У меня всё внутри горит огнём! Так не должно быть.
Подняв голову, он улыбнулся.
— Значит, я смог добиться невозможного?
Читтапон резко взял меня за талию и посадил себе на колени.
— Ты неотразима, Элора! — пробормотал он. — Я хочу ласкать и целовать всё твоё тело. Это ведь не грех, мы принадлежим друг другу.
Его руки, ласкавшие мои груди и живот, дарили мне божественное наслаждение.
— А ты ненасытный, — ответила я.
— Я никогда, слышишь, никогда не смогу насытиться тобою до конца. — И прежде чем снова захватить мои губы в свою власть, добавил: — Я люблю тебя, Элора Бессон.
С этого момента запах любви соединился с запахом страсти. Читтапон любил меня, а я испытывала физическое влечение. Такая тонкая, незримая нить стала удерживать меня рядом с ним.
Брак с Читтапоном Ли постепенно входил в привычку. Мы мало разговаривали. Завтракала я всегда одна, изредка мы вместе обедали, а ужин переходил в словесную бойню, поэтому Читтапон предпочитал молчать. Ночи, если мой драгоценный муж не очень уставал, были полны страсти и наслаждения. Я уже перестала думать о том, что до сих пор расплачиваюсь за свободу Фаррен. Всё стало обычным, будничным. Отсюда можно было бы сделать вывод, что я смирилась. Это не так.
С тех пор, как мы приехали в Сеул, я неустанно думаю о будущем. Читтапон вернулся к работе, а я проводила время в одиночестве. Корбин по-прежнему дулся на меня, мы переписывались, но все наши беседы выжимались, словно сок из несочного лимона. Я не могла поделиться с ним тем, что творится у меня в душе, ведь я по их мнению должна быть на седьмом небе от счастья. Для ответов на их вопросы я выбирала самые впечатляющие моменты из дней нашего с корейцем брака. Так моё враньё звучало правдоподобно, никого не смущая. Нола звонила лишь дважды, чтобы удостовериться в том, что я хорошо устроилась. Что касается Фаррен, я не спешила связываться с ней, хотя она забрасывала меня сообщениями во всех соцсетях, откуда и стало известно, что она знает о моем браке с Читтапоном. Я боялась ее реакции и не хотела ничего объяснять. Пусть я после этого не самая лучшая подруга для неё. Мне всё равно. Жизнь моя теперь не такая, как прежде. И прежней уже не будет.
И если говорить о смирении, то стоило мне остаться с собой наедине, как мой мозг усиленно начинал работать, обдумывая пути к свободе — к полной свободе. Я не намерена ждать год или два, чтобы развестись с корейцем. Проблему нужно было решать сейчас. Одна из самых лучших мыслей была превратить наш брак для корейца в кошмар. Но мой покладистый характер мешал сделать хотя бы шаг. Стоило Читтапону поцеловать меня или приласкать, как я тут же таяла, откладывая худшие для него дни на потом.
Я выполняла любой его каприз. Он нанял преподавателя по корейскому, и я даже в этом случае подчинилась, хотя с меня ещё тот ученик. Я не смогла выучить ноты в детстве, а тут целый язык, состоящий из странных букв. Вот если бы у меня здесь была машина и гараж, как дома в Орландо, тогда я бы не скучала. Но Читтапон пока боялся выпускать меня одну в город. «Другая страна, другие правила», — этим всё и объяснялось.
В один из таких скучных дней, когда Читтапон был загружен работой, я решилась на безумный поступок. Похожая мысль давно плавала в моём сознании, но страх не давал мне шанса воплотить задуманное. Сегодня, после ухода преподавателя по корейскому, я сказала себе: «Хватит бояться, Элора. Он украл у тебя жизнь, но ты не рабыня».
Я не рабыня и не пленница. У меня есть свои интересы, есть друзья. В конце концов, если я позвоню Забдиелю, мир не распадётся на части.
И я позвонила.
— Элора! Как я рад тебя видеть! — воскликнул Забдиель. На экране я увидела заспанного парня, моргающего и зевающего.
На моём лице непроизвольно рот расплылся в улыбке.
— Прости, я давно должна была это сделать.
— Это твой новый номер?
— Э… временный. Расскажи, как ты поживаешь. Как у Эрика дела? Я вас мало знаю, но уже безумно соскучилась!
— Эрик уехал домой. Я гулял три дня.
— Ну не надо
