что он не даст мне ответ, но он вдруг отгибается и мотает головой.
— Нет. Это был эгоизм.
— Эгоизм?
— Да, Макс. Лилиана очень похожа на свою тетю в юности. Внешне, конечно же. Я хотел вернуть то время, пусть это и была иллюзия. Они ведь разные, как ни крути. Внешне схожи, но по характеру Лили намного мягче. Это от Исака…
— Ты знал моего папу?! — Лили вступает сразу, как слышит ранее мне незнакомое имя, и отец переключается на нее.
— Видел его пару раз. Хороший был мужик, но очень уж спокойный. Виолетта напротив, как бессмысленный пожар. Они были просто отвратительной парой, если честно, совершенно друг другу не подходили. Как вы с Максом.
Теперь отгибаюсь я. Это даже не смешно, пусть я и смеюсь, глядя в потолок, выдыхая.
— Ты и в моем случае все решил…
— Скажи мне, Макс, по итогу то я оказался прав, а? — по щелчку пальцев все веселье схлопывается, и я зло смотрю на него в ответ.
Потому что он намекает на Амелию. Я знаю это, чувствую, и меня бесит, что он касается ее даже словом. Дико-дико бесит, а вот отца веселит.
— После нее ты понимаешь, что никогда не любил Лили.
— Я…
— Можешь не отрицать. Я видел вас летом, и знаю, что ты ее любишь. Вот ее ты точно любишь.
— Тем не менее, ты и к ней приставал.
Отец неожиданно кривится, громко цыкает и даже закатывает глаза.
— О нет, прости, но на такой подвиг я, увы, неспособен. Амелия так сильно похожа на своего папашу, что у меня зубы сводит.
— На аукционе ты говорил другое.
— Я многое говорил и делал, чтобы выманить Ирис. Повторяю.
— То есть это…
— Игра. Фальшь. Выдумка. Да. Она красивая, но меня не привлекает. Слишком сложно. В моей жизни такая женщина уже была, вторую я не потянул бы. Теперь ты понимаешь меня чуть больше, да, Макс?
Сцепляю челюсть сильнее, пальцы вонзаю в подлокотник. Но молчу. Потому что да, теперь я это понимаю. Отец же пользуется случаем, придвигается обратно и тихо, серьезно говорит.
— Ты должен молчать о том, что было между вами, Макс. Если Артур жив, и если он узнает, что вас связывали какие-то отношения…он тебя убьет. Знаю, что тебе претит все, что я делаю и говорю, но ты должен помнить: все что я когда либо делал и говорил — ради вас. Ты можешь меня ненавидеть, Макс, но что будет с нашей семьей, если тебя не станет? Сам подумай. Разве Лекс останется в стороне? Миша? Марина? Вы слишком привыкли идти друг за другом, и ты должен это помнить. Все, что ты сделаешь, отразиться на вас всех.
Вот в этом смысл был, потому что я слабо представляю себе, как Лекс стоит в стороне, пока на меня направляют пушку. Нет, это вряд ли. Марина? Совсем не та история. Миша? Он может быть и спокойный, но разнесет все вокруг, если того будет требовать ситуация. Даже Адель. Нет, даже она не станет просто сидеть и смотреть.
И пока я думаю, отец крадет миг, чтобы добавить…
— Ты так похож на меня…
Хочется фыркнуть, привычно съершиться, но вместо того я просто устало перевожу на него взгляд. Он поднимает брови.
— Ну и? Где же привычный протест?
— Его не будет.
— От чего же?
— Потому что ты прав.
— Наконец-то ты перестал бежать от себя. Это значит, что ты повзрослел, Макс.
— Теперь мне можно выйти в свет? — саркастично замечаю, он тихо смеется, пожимая плечами.
— Да. Теперь ты готов. Я воспитал достойного приемника. Ты поведешь «АСтрой» вперед, заберешься туда, куда я не смог бы никогда. Лекс будет рядом с тобой, — отец переводит взгляд на Лекса, кивая и ему, — Вы оба дополните и поможете друг другу, я не сомневаюсь. Прикрывайте спины и дальше, а ты, Макс, помни, что даже не смотря на то, что мы очень похожи, ты — не я. Ты такой, каким я был в молодости, до всех моих ошибок, так не повторяй их, чтобы не превратиться в того, кого ты знаешь. И помни кое что очень-очень важное: я никогда и ничего не говорю просто так.
Отец встает со своего места, слегка пошатывается. Настя было хочет тоже встать, чтобы ему помочь, но он останавливает ее жестом руки.
— Не надо, Настасья, сиди, я справлюсь сам. Ты итак для меня многое сделала.
Вместе с этими словами он достает и кладет на стол семь толстых конвертов, а первый как раз протягивает ей.
— Это тебе от меня. Подарок.
Настя недоверчиво забирает коричневый сверток, но ждет объяснений от мужа, который это, конечно же, знает.
— Внутри ты найдешь дарственную на этот дом. Он твой по праву, как и ДТЮ, гостиницы и три квартиры в центре Москвы. Вместе с тем я даю тебе доступ к счету, на котором уже лежат деньги. Их тебе хватит на всю оставшуюся жизнь, не хочу, чтобы ты в чем-то нуждалась. И последнее…документы на развод. Я все оформил задним числом, чтобы у тебя не было проблем, так что теперь ты свободна. Прости, что долго соображал.
Настя открывает рот, но отец опускает глаза и стягивает следующий конверт, который протягивает Адель.
— Милая, это тебе. Там тоже документы на твой личный счет, карточки, дратвенная на твою квартиру, плюс еще одну на Чистых прудах. Ты же ее хотела? Как и домик в Мадриде. Надеюсь, что там ты будешь счастлива.
Ей он тоже не дает вставить и слова, забирая следующую партию прощальных подарков.
— Марина, это твое. Твой личный счет и дарственная на дом в Нью Йорке. Мы там были так счастливы, и ты его очень любила. Я помню. Плюс деньги на новую гостиницу. Я посмотрел твой бизнес-план, все одобрил, а также решил все твои проблемы во Франции. Прости, что влез, но мне очень хотелось в последний раз тебе помочь. Надеюсь, что ты не обидишься. И самое важное: Матвей.
— Где он?! — выдыхает тут же, на что отец мягко улыбается.
— Он в самом безопасном месте на свете. Когда все кончится, он вернется в Москву. Я с ним уже говорил.
— Если тебя не убьют, он снова будет под замком?
— Нет. Я даю тебе свое слово.
Его слово значит все, оно несгибаемо, как самая прочная сталь. Если отец давал слово — значит это навсегда, и теперь, получив наконец это обещание, Марина опускается на стул с сияющей улыбкой на губах. Потому что знает, что все
