снова подняла голову. Она являлась эдакой отличницей, которая за всем следит, в курсе всех новостей и имеет в сутках не 24 часа, а 25. Отголоски прошлого давали знать. Но на самом деле я знаю, какой она была «отличницей».
Многие преподаватели говорили, что ей нужно ломать свой «синдром отличницы», на что она спорила и отвечала, что университет позволяет ей учиться прекрасно. А то, что другие не хотят этого делать — это, увы, совсем не ее проблемы.
— Не пытайся делать вид, что тебе интересно и тебе не хочется свалить домой.
— Боже, как же жалко, что сегодня нет Кеши. Он бы избавил меня от твоего бурчания. — Я наигранно закатил глаза и не смог сдержать усмешки. Ева также смотрела на меня раздраженно.
— По-моему, бурчишь пока тут только ты.
Она пристально посмотрела на меня, но увидев, что я не отвечаю на него, повернулась обратно.
Интересно, о чем она сейчас думает? Как сильно она не может меня терпеть, какой я дурак или как хочет просто взять и обнять меня? Если честно, то я бы склонялся больше к третьему варианту.
И я решил сыграть с ней злую шутку. Несмотря на свою неприступность, когда я говорил всякие пошлости или заставлял ее смущаться, она всегда краснела, как помидор.
Пока Николай Федорович говорил по влиянии Ближнего Востока на геополитическую карту мира, я пододвинулся к ней.
Как хорошо, что мы сидели на последней парте, и никто не обращал на нас внимания. Я решил воспользоваться шансом и незаметно наклонился к ее уху.
— Всегда ли вы чисты сердцем, мадемуазель?
У нее наверняка пошли мурашки от моих слов.
Ева
У меня такие мурашки по всему телу пошли.
Его низкий, чуть с хрипотцой, голос просто манил. Я уверена, что он специально так сделал, чтобы у меня волосы встали дыбом. Я почувствовала, как щеки наливаются румянцем. А он ведь знал, как меня смутить и разозлить одновременно
— Нет, папочка, я была не чиста сердцем два раза.
— Да? — Он стал еще ближе ко мне, так, что губами касался мочки уха. Я затаила дыхание и опустила голову, чтобы никто не увидел моего раскрасневшегося лица. Благо, я не стала делать хвостик, поэтому волосы как нельзя кстати закрыли мое лицо.
Я молилась, чтобы он не стал делать всякие непристойные вещи. Это ведь совсем не в его стиле — делать это со мной. Он что, решил включить Дон Жуана[1] на глазах у всей группы? Я была смущена, возмущена, все еще обижена на него, но во мне разгорелся огонь, и мне захотелось подхватить ту игру, которую он начал. Я пододвинулась ближе к нему, так, чтобы его губы касались моей шеи.
— Да, папочка, я два раза была не чиста сердцем, находясь рядом с Вами.
Я почувствовала кожей, как Андрей выдохнул и улыбнулся. Горячее дыхание обожгло меня. Наверняка ему понравился мой ответ.
Но для меня называть парня «папочкой», это слишком. Я поняла это лишь позднее.
— И считаю, что я согрешила, и все это большая и большая ошибка.
— Коваленко, хватит мешать своей одногруппнице слушать мою лекцию. — Николай Федорович строго посмотрел на него, задержал взгляд на мне и вскоре продолжил лекцию.
Боль. Ложь. Но ложь во благо.
Пусть ему тоже будет больно. Как мне было у озера тогда.
Андрей
Она отыгралась на мне. Ответила в тон тому, что сказал ей я. И правильно сделала.
Я этого заслуживаю.
Правда приносит очень много боли.
Как ее притуплять, я не знал.
Я отодвинулся и нее и, кашлянув, попытался сосредоточиться на лекции. Пусть это и было совсем не легко.
Краем глаза я заметил, что Ева тщетно пыталась успокоиться. Глаза бегали, она то и дело поправляла волосы, хотя они были в полном порядке.
Мы точно больше не будем друзьями.
[1] Один из «вечных образов» литературы Нового времени: ненасытный обольститель женщин, родом из Испании.
Девочка горько плачет в саду,
Потеряла она однажды себя.
Думала, не искать ли в пруду,
Где по другой себе сидела она, горько скорбя.
Может, потеряла вдруг в кустах,
Или под ледовой стужей?
Потом узнала, что в чужих устах,
Растворившись, убилась из тысячи оружий
.
Как дурочка я с разинутым ртом раз за разом пересматривала кружок, отправленный мне в мессенджере от Кеши. Я не могла поверить в то, что я увидела. Хотя иногда мне самой становилось тошно от того, что я каждый раз так реагирую на происходящее. Мне давно уже надо было привыкнуть ко всему тому, что происходит вокруг Андрея. Что он творит, не соображая, какие последствия это за собой повлечет.
Днем я подслушала разговор Андрея и Кеши о том, что они собирались сегодня пойти в клуб. Когда же они сами предложили мне эту идею, то я отказалась. У меня в планах сегодня был очередной сериал по телевизору. Вечером собиралась прийти мама, мы хотели приготовить ужин и пригласить отца и Роберта. Мы уже знали, что после ужина они сразу убегут, дабы не мешать нашим развлечениям.
А перед ее приходом я хотела основательно прибраться и проветрить комнату, потому что с каждым днем я все чаще и чаще начинала курить за пределами спальни. Это было нехорошо, но все мои действия стали больше механическими, чем имеющими какую-то логику и здравый смысл.
Я ловила себя на мысли, что опять начинаю возвращаться к тому состоянию, от которого я сбегала. Но раз за разом мне приходилось отметать эти мысли.
В клубе было темно, но я разглядела, что рядом с Андреем сидела белобрысая девушка. Она положила ему руку на плечо и что-то игриво нашептывала ему на ухо. Или целовала его?
Андрей же выглядел уже изрядно подвыпившим, его рука лежала на ее бедре. Мне кажется, он и сам был не против сейчас целоваться с девушкой. Сердце пропустило удар и предательски сжалось. Он посмотрел в камеру как раз в тот момент, когда Кеша заканчивал свою запись. Я заметила лишь, как Андрей пьяно улыбнулся. Мне и думать не пришлось. Из знакомых Андрея блондинкой была только Настя. Ее лицо опять было скрыто. И я опять не смогла ее рассмотреть.
Эта гребаная сучка. Ей все неймется.
Я схватилась за голову и невольно простонала. Кеша всегда был моим проводником и рассказывал мне обо всех приключениях Андрея. Мы с ним были хорошими приятелями. Нас не заботят дела друг друга, но у нас был общий объект для