Седрик всегда любил отца.
Но часто он был там, улыбался студентам, собирающимся в гостиной, наблюдал за течением их жизни.
Т/И иногда тайно заходила в гостиную чужого факультета и разговаривала с другом.
Портрет висел у двери, возле одного из пухлых жёлтых кресел. Студенты садились туда, чтобы поговорить с Седриком. Сначала это были его друзья, те, кто любил его и скучал по нему. Но со временем стали приходить и те, кто не знал его лично.
Дети спрашивали совета или просили помочь с домашним заданием.
Кто-то просто хотел поговорить длинным холодным зимним вечером.
Так, постепенно, он стал легендой, которую шёпотом передавали каждый год первокурсникам.
Если у тебя какие-то неприятности — поговори с Седриком.
Он всегда помогает.
После битвы за Хогвартс, когда в замке навели порядок, починили мебель и новые студенты стали заполнять спальни, на стене появился ещё один портрет — портрет всеми любимой выпускницы Пуффендуя.
Тонкс, подписанная только так, пускала нарисованные мыльные пузыри в своём мире красок и холста.
Студенты приходили к Седрику за помощью и советом, а к Тонкс с вопросами.
Она рассказывала потрясающие истории, некоторые из них даже правдивые.
Когда кто-то нуждался в ободрении, или когда надо придумать грандиозный розыгрыш, приходят к Тонкс.
Она тоже не всё время на месте. Второй портрет висел над кроваткой, откуда малыш с синими волосами смотрел на него и смеялся. Но когда она в своей раме в гостиной, она всегда рада собеседникам. И когда с ней разговаривают.
Она не кажется нарисованной красками на холсте.
Она кажется живой.
Пуффендуйцы не оставляют своих.
Слизеринцы, подарившие Т/И мужа и друзей. Она никогда не считала их злыми, никогда не верила в стереотипы. Т/И знала, что они такие же дети, как и все.
Сейчас, после войны, девушке особенно жаль их.
Поколение детей, родители которых либо убиты, либо отправлены в Азкабан.
Поколение детей, которые гордо вскидывают головы и презрительно смотрят на окружающих, потому что это единственное, что они умеют.
Поколение детей, которые боятся признаться даже самим себе в том, что немного ненавидят своих родителей — за тот выбор, который они сделали.
За тот выбор, за который им, детям, теперь приходится расплачиваться.
Поколение детей, которые не умеют просить о помощи и каждый намёк на жалость с чужой стороны воспринимают в штыки.
Поколение детей, которые учатся выживать любой ценой, потому что, если они не будут делать это, то никто их не спасет.
Поколение детей, приоритеты и ценности которых рушатся на глазах, и им самим приходится как-то с этим справляться.
Поколение детей, боггартом которых становятся их собственные родители.
Поколение детей, которых некому спасти ночами от их собственных кошмаров.
Поколение детей, которым вместо своих родителей приходится терпеть ненависть и ярость со стороны тех, кто во время войны оказался на правильной стороне.
Поколение детей, которые не умеют отличать искреннюю доброту и участливость от снисходительности и насмешек, а потому на всё реагируют одинаково холодно и презрительно.
Поколение детей, которые не умеют признавать собственные ошибки, но учатся делать это, хотя бы в своей голове.
Поколение детей, у которых нет Чёрных меток, но порой от взглядов окружающих они чувствуют себя настолько паршиво, что хочется посмотреть на свою левую руку и убедиться, действительно ли это правда.
Действительно ли окружающие ошибаются, глядя на них так.
Поколение детей, которые больше не употребляют слово «грязнокровка», но и не могут так просто отринуть всё то, что им внушали с самого детства.
Поколение детей, которые вдруг понимают, что с отвращением смотрят на вчерашних «своих», на тех, кто даже после этой дурацкой войны остался непробиваемыми болванами.
Поколение детей, которые вдруг становятся белыми воронами и среди «своих», и среди «чужих».
Поколение детей, которые смотрят на искалеченные судьбы вчерашних «врагов» и старательно давят в себе даже намёк на чувство вины, потому что оно может просто уничтожить их.
Поколение детей, которые после окончания войны вдруг начинают понимать, что мир не делится на «правых» и «виноватых». Что, уходя, она оставляет за собой лишь многочисленные жертвы и искалеченные судьбы.
Поколение слизеринцев, которые были детьми Пожирателей смерти, но сами никогда не выбирали этот путь.
День рождения Скорпиуса праздновали с огромным размахом. Т/И настояла и пригласила всех Уизли, Поттеров, Забини, Луну с мужем и Лонгботтомов. Пришла и Нарцисса Малфой.
Т/И была рада всем. Скорпиуса тоже всё устраивало, так как детей набился полный дом. Драко смирился с таким огромным количеством людей и практически не возражал.
Не ждали они только одного человека — Люциуса Малфоя.
Он пришёл ближе к вечеру. Внуку подарил большую машинку и набор юного волшебника. Драко попытался выгнать его, но Нарцисса уверила сына, что всё будет хорошо, и она проследит за мужем.
Т/И в очередной раз смотрела на родителей Драко и не верила, что эти люди способны любить друг друга. Но, на удивление, это так.
Эти двое действительно любили друг друга, пусть и немного странной любовью.
Едва вступившие в отношения Люциус и Нарцисса были холодны и сдержанны на публике — настоящие аристократы — хотя на самом деле они были очень влюблены.
Страх и напряжение висели в воздухе уже тогда, даже в кругу Пожирателей, хотя чувство власти и вседозволенности притупляло этот страх.
Казалось, ничто не могло опьянить больше всемогущества, но Люциус и Нарцисса были влюблены, и влюблённость затмевала всё.
Когда они наконец сыграли свадьбу (довольно скромно для их статуса, ограничившись небольшим кругом друзей), им ничего так не хотелось, как хоть ненадолго отстраниться от войн и убийств, гремевших по всей стране, потому что все эти темные, зловещие деяния никак не вязались с их внутренним состоянием.
Однако Люциус, который уже в то время был одним из самых приближённых Пожирателей, не мог вот так запросто покинуть Волан-де-Морта в разгар борьбы. Тёмный Лорд вообще с крайним презрением относился к высоким чувствам и одобрял браки своих Пожирателей лишь из соображений продолжения чистокровного магического рода.
Таким образом, мотивировать своё отстранение от дел любовью — а уж тем более желанием “медового месяца” — было бы верхом неблагоразумия. Так говорила Нарцисса, увещевая своего мужа.
Поэтому медового месяца у них так и не случилось, но всё-таки почти через полгода после свадьбы, ранней весной, всеми правдами и неправдами, прибегнув к самым невозможным ухищрениям, на целых десять дней Люциус и Нарцисса сбежали из охваченной войной пасмурной Англии в солнечную и мирную Венецию, охваченную карнавалом.
Это короткое путешествие
