тебя сегодня?
— Кэт, ты знаешь, что привело меня сегодня. Я устал, и у меня болят мышцы, — говорю я ей, уже измученный.
Ее тон смягчается, когда она произносит следующие слова.
— Хорошо, расскажи мне немного об этом, например, когда это происходит, что ты чувствуешь, и если что-то делает это лучше или хуже.
Мы продолжаем в том же духе следующие десять минут или около того, пока она не будет удовлетворена. Она выписывает мне новое лекарство и обсуждает со мной план действий на случай, если оно не поможет. Она сказала, что не является большой поклонницей моей нынешней схемы лечения, но если она мне подходит, то она не будет возражать, если я продолжу ее и буду работать над чем-то новым в будущем. Она невероятно профессиональна, дает мне понять, что меня понимают, и убеждает меня в том, что это разговор о моем лечении, а не просто говорит мне, что и как мы будем лечить, а фактически включает меня в этот процесс. Честно говоря, она уже нравится мне гораздо больше, чем доктор Шах, даже в его лучшие дни. Чувство вины поселяется во мне, и я понимаю, что должен извиниться, потому что она ни в чем не виновата. Я вел себя как полный придурок; я просто был так подавлен ситуацией и, честно говоря, очень смущен тем, что ей пришлось видеть, как я прошу о помощи, из-за чего я чувствовал себя слабым и расстроенным.
Когда она встает, чтобы уйти, я быстро хватаю ее за руку и говорю: — Кэт, подожди. Мы можем поговорить очень быстро?
Она смотрит на свою крошечную руку в моей и осторожно вырывает ее из моей хватки. Когда она разрывает контакт, это кажется огромной потерей, но я чувствую облегчение, когда она снова садится. Очевидно, Синди больше не обращает на меня внимания, иначе она, наверное, ломилась бы в дверь, увидев, что я так хватаюсь за Кэт.
Когда она усаживается в кресло, я наклоняюсь вперед, упираясь предплечьями в бедра, и смотрю в эти медовые глаза, готовясь к тому, что она не примет моих извинений. И она будет совершенно права, если так поступит.
— Мне не следовало так с тобой разговаривать, — начинаю я, и ее поза еще больше расслабляется. — За пределами моей семьи почти никто не знает о моем диагнозе, и я хочу, чтобы так и было. Когда я увидел, что ты пришла с Синди, я был шокирован и растерян, но я не должен был так себя вести.
Она заметно смягчается, мягкий румянец подчеркивает загорелые яблоки ее скул, когда она смотрит на свои ноги, ее длинные ресницы расходятся по щекам, прежде чем она снова смотрит на меня широко раскрытыми янтарными глазами.
— Мне очень понравился этот визит в кабинет. Твоя манера держаться у постели намного лучше, чем у доктора Шаха, и ты определенно легче на вид, чем он.
Я слегка хихикаю, когда ее глаза расширяются, а румянец становится все глубже и распространяется на уши. Я пытался разрядить обстановку, но, похоже, это было не самое деликатное высказывание. Я все испортил налево и направо.
— Я рада, что превзошла твои невероятно низкие ожидания, Алессандро.
Она говорит это с намеком на злость, но когда мои щеки начинают разгораться, она ухмыляется, а затем бросает на меня мрачный взгляд.
— Почему ты не сказал мне, что у тебя рассеянный склероз? Ты сказал, что у твоей мамы он есть, но не упомянул о себе, и это не мое дело.
Она немного ослабляет бдительность ради меня, и я решаю сделать то же самое.
— Я знаю, что у мужчин РС диагностируют крайне редко, и еще реже он передается по наследству, но у нас с мамой он есть, хотя я не очень люблю об этом говорить. У нее вторично-прогрессирующий, а мне, говорят, пока что легче.
Она кивает, переваривая мои слова.
— Ты прав, оба случая редки. — Ее глаза расширились, и я могу прочесть удивление и сочувствие на ее лице. — Если тебе что-то понадобится, я в другом конце коридора, хорошо? Я имею в виду, что правила защиты прав пациентов действуют независимо от того, где мы находимся.
— Спасибо, Кэт. Я уйду от тебя, чтобы ты могла встретиться со своим следующим пациентом.
Катарина
Что, черт возьми, только что произошло?
Я чувствую себя ошеломленной и растерянной, как одна из героинь романтических книг, которые я читаю, где главная героиня узнает что-то безумное о своем главном любовном интересе. Хотя это не реальная жизнь, и Алессандро не является моим любовным интересом. По крайней мере, сейчас он точно не может им быть.
— Боже мой, Кэт! Ты знаешь Алессандро Де Лаурентиса? — восхищается Синди, когда он выходит из офиса.
— Да, Синди, мы встречались недолго. Настолько кратко, что я даже не знала его фамилии.
Я опускаю тот факт, что он живет напротив меня. Эти подробности ей знать точно не нужно. И я не понимаю, почему она ведет себя как сумасшедшая фанатка.
Он просто горячий пациент. У нас периодически бывают такие пациенты, и у нас даже есть довольно привлекательный мужчина, работающий в психиатрическом отделении, который время от времени приходит сюда на консультации.
Мы возвращаемся к работе, и, к счастью, мне нужно принять еще только одного пациента, который в итоге оказывается быстрым приемом для пополнения запасов лекарства от мигрени, которое им отлично помогает.
Я всегда рада слышать, когда что-то работает и не нужно ничего менять. Не только потому, что это облегчает мою работу, но и потому, что изменения могут расстраивать пациентов, а я, конечно же, хочу, чтобы их симптомы хорошо поддавались лечению.
Я заканчиваю писать свои заметки и направляюсь в раздевалку, чтобы переодеться. Я накидываю свое огромное черное зимнее пальто поверх костюма "Philly Scarlets" и спускаюсь вниз, чтобы Айяна забрала меня.
* * *
— Я тоже! Я так по тебе скучала! Но этому разговор придется подождать, пока мы не вернемся в пентхаус с мечтательным гигантом напротив, потому что сейчас показывают хоккей.
Айяна обожает хоккей; это одна из тех вещей, из-за которых мы впервые сблизились, а когда она узнала, что мой брат — хоккеист, они стали неразлучны, пока мы с ней не переехали.
Она смотрит все игры моего брата из дома, либо в записи, либо в прямом эфире, так что приятно наконец увидеть его игру вживую вместе с ней. И я думаю,
