– Сеньорита Флорес, вы могли бы зайти ко мне в кабинет?
Мне так хочется сказать «нет», но это непрофессионально, а я, прежде всего, профессионал.
– Сейчас, сеньор Циммерман.
Вхожу в кабинет и спрашиваю:
– Чего желаете, сеньор Циммерман?
Он сидит, откинув голову на подголовник высокого кожаного кресла.
– Закройте, пожалуйста, дверь, – отвечает, всматриваясь в меня.
Глубоко вздыхаю и чувствую, как начинает гореть кожа. Проклятая шея сейчас меня выдаст, и это раздражает. Но я повинуюсь и закрываю дверь.
– Мои поздравления. Вы выиграли Еврокубок.
– Спасибо.
Пауза становится невыносимой.
– Ты хорошо провела вчерашний вечер?
Я не отвечаю.
– Что это был за тип, с которым ты целовалась и пробыла семнадцать минут в мужском туалете?
От удивления я открываю рот.
– Я спрашиваю, – настаивает он. – Кто это?
Я взбешена. Хочется бросить ему в голову ручкой так, чтобы она пронзила его череп, но я крепко ее сжимаю, подавляя порыв.
– Это не ваше дело, сеньор Циммерман.
Невероятно. Он шпионил за мной? Это уже слишком.
– А что у тебя с дружком твоей начальницы? – продолжает он.
Ах, вот куда мы уже дошли! Моргаю.
– Послушайте, сеньор Циммерман, не хочу быть невежливой, но ответы на такие вопросы не входят в мои обязанности. Так что, если вам больше ничего не нужно, я возвращаюсь на рабочее место.
Не дожидаясь ответа, выхожу, хлопнув дверью. Да кем он себя возомнил?
Как только сажусь в кресло, звонит внутренний телефон. Ругаюсь про себя, но отвечаю.
– Сеньорита Флорес, зайдите ко мне в кабинет. Сейчас же!
В его голосе звучит ярость, но я тоже на грани. Кладу трубку и, взбешенная, снова вхожу в кабинет, готовая послать его к черту.
– Принесите мне кофе, черный.
Отправляюсь в кафетерий и, вернувшись, ставлю кофе ему на стол.
– Я не пью кофе с сахаром. Принесите мне сахарин.
Я проделываю тот же путь, вспоминая всех его предков, и вручаю ему баночку сахарина.
– Насыпьте пол-ложки и перемешайте.
Что?!
Меня возмущает такое обращение. От одного только высокомерного взгляда у меня внутри все переворачивается.
Да этот немец просто идиот! Я хочу выплеснуть ему кофе в лицо, послать его куда подальше, но беспрекословно делаю то, что он просит. Ставлю перед ним кофе, разворачиваюсь и иду к выходу.
– Останьтесь, сеньорита Флорес.
Услышав, что он встает, я поворачиваюсь к нему. Его брови нахмурены. Мои тоже. Он рассержен. Я тоже.
Он обходит стол, садится на край, скрестив руки и расставив ноги. У него устрашающая поза. Расстояние между нами уменьшилось. Это заставляет меня еще больше нервничать.
– Джуд…
– Для вас я – сеньорита Флорес, если вы забыли.
Он смотрит на меня с присущим ему мрачным выражением, и воздух становится таким густым, что его можно разрезать ножом. Ну и напряжение!
– Подойдите, сеньорита Флорес.
– Нет.
– Подойдите.
– Чего вы хотите? – спрашиваю я.
Не меняя строгого выражение лица, он цедит сквозь зубы:
– Подойдите, пожалуйста.
Я фыркаю, показывая ему, таким образом, свое настроение, и делаю шаг вперед.
Его жесткий взгляд требует, чтобы я подошла ближе, но я не поддаюсь.
– Сеньор Циммерман, ближе я не подойду. Вы можете уволить меня, если это позволит вам чувствовать себя королем Вселенной. Но я не намерена приближаться к вам, и вам не советую это делать.
Он встает со стола, делает два шага ко мне, а я отступаю на шаг назад. Он фыркает, берет меня за руку, притягивает к себе и открывает двери в архив. Заталкивает меня туда и, когда мы оказываемся вдвоем в таком узком пространстве, захватывает мое лицо руками, приближает к себе и властно целует. На этот раз он не касается моей верхней губы языком, не спрашивает моего разрешения. Просто прижимает к себе и целует. Толкает меня к стеллажам и, когда чувствует, что мне больше некуда отступать, отрывается от моих губ.
– Я едва мог спать, думая о тебе и о том, что ты делала с этим типом вчера вечером.
Его слова затуманивают мне рассудок, и я еле слышно отвечаю:
– Я ничего не делала.
Эрик прижимается ко мне бедрами, и я чувствую его возбуждение.
– Он обнимал тебя за талию. Его взгляд гулял по всему твоему телу. Ты разрешала ему себя целовать и пошла с ним в мужской туалет. Как ты можешь говорить, что ты ничего не делала?
Я теряюсь от его слов и близости.
– Я делаю все, что хочу, со своей жизнью и со своим телом, сеньор Циммерман.
С силой отталкиваю его и отступаю на шаг.
– Я не одна из кукол, которым вы, я полагаю, привыкли приказывать. Не смейте меня трогать, или…
– Или?! – спрашивает он хриплым голосом.
– Или я готова на все, – отвечаю.
Его челюсти напряжены, и, снова приблизившись ко мне, он шепчет:
– Джуд, ты меня хочешь так же, как я тебя. Не отрицай этого.
Я молчу. Я не могу говорить. Его близость пробуждает во мне тысячу ощущений.
Мои глаза искрятся то ли от возмущения, то ли от страсти, точно не знаю. Но гигант с угрюмым лицом нависает надо мной, и я теряю всякое самообладание.
– Я не готова к…
– Садо? Я знаю, малышка.
Его ответ застает меня врасплох, я не знаю, что ответить. Его взгляд меня парализует.
– У тебя разыгрались нервы?
Он опять меня смущает. Как он может помнить то, что я рассказывала в лифте? Прикасаюсь к шее в порыве высказать ему все, что думаю, и вижу, как он кривится.
– Джуд, не чешись.
Не дав мне пошевелиться, наклоняется и дует мне на шею. Я закрываю глаза. Мое возмущение рассеивается. Он к этому стремился, и он этого добился.
– Мне жаль, что заставил тебя нервничать, – вдруг шепчет он мне на ухо. – Прости, малышка.
Он имеет надо мной полную власть и делает со мной все, что хочет. Я словно пластилин!
Он снова меня целует. На этот раз отчаянно. Я покоряюсь и отвечаю на его поцелуй.
Теперь мои мысли только о его поцелуе и о том, как он меня целует.
Что со мной?
Я пытаюсь себя сдерживать, но ничего не получается. Я никогда не была игрушкой ни для одного из мужчин, а сейчас не могу себя контролировать. Я хочу его, как воздух, и меня это пугает. Мое тело, моя киска горят, я чувствую, как трусики становятся мокрыми, и единственное, чего я хочу, – чтобы он раздел меня и овладел мною.
Я пристально на него смотрю. Обожаю его серьезное и заносчивое выражение лица. Я просто схожу от него с ума. Он такой сексуальный и умопомрачительный, что я не в силах ему отказать. Я первый раз себя так чувствую и, кажется, ничего не смогу с собой поделать. Он расстегивает мои брюки, его рука быстро ныряет ко мне в трусики.
– Это ты для меня такая мокренькая? – шепчет он.
Что он собирается делать? Он что, разденет меня прямо здесь, в архиве?
