— Вот так-то, сэр.
Констатировала Арина. Час спустя по батарее забарабанили торопливо и тревожно.
— Алярм! Труба зовет!
Не в привычках Евдокии Яковлевны было беспокоить понапрасну. По-видимому, требовалась немедленная помощь. Скорую, например, она могла сама вызвать. Как-никак имелся телефон. Но раз уж взялась стучать, следовало подняться, узнать в чем дело. Арина отправилась наверх как была, в пижаме, шлепанцах и с полотенцем на влажных волосах. Приоткрытая дверь? Что бы это значило? Старушенция (бигуди, рубиновые ногти, в зубах сигарета…) суетилась на кухне, не отходя от плиты, она энергично кивнула в сторону холодильника.
— Что?
Не поняла Арина. Евдокия Яковлевна вынула сигарету, взмахнув ею с изяществом голливудской богини из старого фильма.
— Телефон. Это межгород. Вас.
— Меня?
Опешила Арина. Евдокия Яковлевна затянулась и воздела очи к небу, вернее к потолку, очевидно сие означало, что Аринина тупость выходит за всякие рамки.
— Но я никому не давала ваш номер. С какой стати?
Старуха величественно покачала головой, выключила газ и вышла из кухни, тщательно закрыв за собой дверь. Арина осторожно, точно опасаясь, что ее могут укусить, потянулась к черной трубке.
— Да? Я слушаю.
— И что вы мне ответите, Лорелея?
— Я? Вам?.. Федор, это Вы?!
— Нет, вы галлюцинируете. Разумеется я.
— …
— Что Вы молчите, я жду.
— Чего?
— Арина, Вы еще не прочли мою записку???
— Нет.
— Ну, так сделайте это немедленно!
Рявкнул Федор.
— Она у меня дома.
— Сходите за ней, прочитайте и ответьте!
— Вы перезвоните?
— Я буду ждать у телефона.
— Вы откуда звоните, Федор? Мне сказали, что это межгород…
— Господи, да какая разница. Вы что, издеваетесь, маленькая ведьма? Идите, я жду.
Арина положила трубку рядом с черной, сонной лягушачьей тушкой аппарата и вышла из кухни.
— Евдокия Яковлевна, извините, я вернусь через пару минут, меня подождут.
— Да, ради Бога, ведь платит этот джентльмен. А не я.
Что же такое в этой записке? Арина не читала ее нарочно. Своеобразный мазохизм, а Федора, не ведавшего о причине это, кажется, задело за живое. Конверт лежал там, где его и оставили — под томиком Франсуазы Саган, приготовленный на ночь, на закуску, на самый последний момент. Арина решительно и неаккуратно распотрошила бумажное брюхо. Из разодранного чрева конверта вылетела визитная карточка (разумеется, на двух языках, вот пижонство) и сложенный в четыре раза синий лист бумаги.
«Лорелея, Вы меня почти заколдовали. Я все хорошенько обдумал. А почему, собственно, вам не уехать со мной? Посмотрите мир, право, он того стоит. Вашу бабушку мы пристроим в хорошее место. Дом престарелых может быть совсем не плох, если простимулировать главврача и пару сиделок. Ей Богу, это не проблема. Что вы будете одна киснуть в своей провинции? Где вы работаете, собственно? Вероятно, место не безумно шикарно. Так что вы мне ответите, милая Лорелея? Ужасно не терпится услышать ваш неповторимый голос».
Арина не считала себя тургеневской девушкой, предложение ее не оскорбило — разозлило. И по причине старой как мир. Она хотела большего. Роль игрушки на месяц-другой, что ж… предложи это другой человек и в другой момент… Возможно, она согласилась бы, не раздумывая. Посмотреть мир… Почувствовать себя одной из избранных женщин, которые нравятся мужчинам и получают в подарок поездки на острова, меха и бриллианты.
Она поднималась к Евдокии Яковлевне в неожиданно боевом настроении, печатая шаг наподобие солдата, несущего вражеское знамя, чтобы спустя десяток-другой шагов швырнуть его оземь.
— Федор.
Сладко выговорила она. Одновременно постаравшись вложить в голос как можно большее количество яда.
— Федор. Вы меня озадачили. Теперь очень долго я буду переживать, терзаться, мучиться, не находить себе места, слоняться из угла в угол, страдать, впадать в отчаяние, валяться в депрессии, сходить с ума от горя, безумствовать… Бедная я бедная. Федор, спасибо огромное, не смогла оценить всю щедрость вашего предложения, что взять с провинциалки, работающей в действительно убогой конторе, как Вы проницательно заметили. И еще…
— Арина!
— Нет, я не договорила, потерпите одну минутку.
Арина перевела дыхание и сказала совершенно другим голосом, чувствуя, как он теплой волной охватывает его тело, будоражит, ласкает, тревожит.
— Федор, милый, славный, большой мальчик. Вы увидели новую игрушку и протянули к ней руку? Мне приятно, что я Вам нравлюсь. ИДИТЕ К ЧЕРТУ!
Последние три слова она крикнула и повесила трубку. На кухню заглянула невозмутимая хозяйка.
— Очевидно, если джентльмен перезвонит еще раз, вас не приглашать?
— Ни в коем случае.
— Ну, тогда отключим телефон. Судя по голосу и поступку, ведь вы не давали номер, так? А он его отыскал — мы имеем дело с чрезвычайно настойчивым образчиком Крутого Парня. Так ему и надо голубушка. Могу поручиться, что его отшивают не слишком часто. Вполне возможно клюнет уже по-настоящему. Рискнем!
— Евдокия Яковлевна, я не охочусь на него.
— Вы действуете в лучших традициях высокого флирта. Жертву следует обидеть, задеть за живое. Молодец.
Несколько ошеломленная своеобразной трактовкой своего поступка, Арина спустилась к себе. Несладкая, но реальная жизнь встретила ее очередной оплеухой: бабушка обкакалась.
* * *
Злополучное письмо разорвано на тысячу клочков, визитка смята и отправлена следом — в мусорное ведро, бабушка вымыта, напудрена присыпкой и благоухает лучше, чем иной младенец. Комната проветрена и «сбрызнута» яблочным освежителем, простыня и пеленка выстираны, отжаты и уже сохнут наперегонки. Руки намазаны детским кремом. Самое время лечь в постель и выкинуть из головы змея искусителя. Самое время.
Время.
Время?
В три часа ночи, устав метаться по дивану, Арина встала и отправилась на кухню. Ананас был уничтожен физически. (Пару ломтиков, впрочем, удалось спасти и спрятать в холодильник для бабушки.) После этого подвига девушка смогла, наконец, заснуть с легким сердцем и тяжестью в желудке.
В шесть ее разбудил орущий будильник. В шесть пятнадцать принесли телеграмму.
«Один ноль, Арина. Вы достойный соперник. Целую. Федор». * * *
Новый рабочий день начинался с дикого недосыпа, головной боли и саднящих губ (с ананасом шутки плохи!). То-то пища для сплетен. Ай-да, тихая мышка! Глазки красные, рот распухший. Коллеги дали волю буйной фантазии. Не было смысла говорить правду, Арина отмалчивалась и пила кофе. Шесть чашек вместо одной законной. В отделе даже позабыли о любовнице ген. директора. Каких-нибудь два дня назад, Арина бы вела себя иначе, смущалась, дергалась. Но сегодня? Еще чего не хватало. Она зевала, работала и улыбалась. Телеграмма испугала ее и одновременно — подарила надежду. Мечта обретала плоть. До кукольных ли интриг родного коллектива в такой момент? Нет.
