— И здесь!
— Здесь — нет.
— И здесь! Мне с неба ни один цент не упал.
— О чем ты, Саша? Люди вкалывают в три смены за гроши, которые вовремя не отдают, а начальство покупает и покупает: машины, квартиры, дачи. Я же вижу это, не слепая!
— Согласен. Все так. Одни голодают — другие в шоколаде. Но лично я своим людям плачу исправно, и приличные деньги.
— Налоги ты тоже платишь исправно и честно?
— Нет, это нереально. Я деловой человек, а не душевнобольной. Я еще и с братками должен уметь ладить, а они, между прочим, никаким налоговым законодательством не предусмотрены.
Сашка хмыкнул и добавил весело.
— Кстати о братках. Думаешь там сплошь отмороженные психи? Нет. Полно людей моего сорта. Умненькие мальчики, из бывших: спортсменов, инженеров, ученых и т. п.
— Даже из ученых?
— Думаешь вру? Слышала про убийство Олега Кузнецова?
— Это тот самый депутат? Преподаватель университета? Его застрелили, чуть ли не на лекции?
— Не чуть ли. На самой настоящей лекции. Забежали с автоматами и готово, нет Олежки.
— Он что был твоим другом?
Спросила Арина ехидно и недоверчиво.
— Другом? Рылом я не вышел, чтобы с ним дружить. Знакомы были, это правда. Виделись иногда, по делам. Изредка и без всяких дел… Вот был ЧЕЛОВЕК. Совсем молодой. Ему только-только тридцать стукнуло. И, заметь, папочки-директора тоже не имел. Никто ему «приватизированный» кусок не отрезал. Сам откусил.
— И подавился.
Саша притормозил. Как раз напротив школы.
— Будь ты мужиком. Эх, и получила бы! Да, ангелом он не был, это точно. Крестному отцу добреньким быть нельзя. Второй такой головы я не встречал еще. Разве что… Федор. Но он у нас любит в тени сидеть, и на криминал его особенно не тянет. А Олег был другим. Совершенно. С нуля. Из ничего. Такие дела поднять! Его мама говорила, что Олежкин компьютер так и не смогли взломать. Свинтили и увезли в Москву.
— Кто?
— Серьезные ребята в штатском. Он на самом деле был ученым. Такие разработки делал, упасть не встать. Другим профессорам всяким знакомым с финансами на их книжки и эксперименты помогал потом. Правда.
— А чем он сам занимался? Компьютерами?
— Математическими моделями искажений при выработках в почве. Вроде так. Короче рассчитывал, что будет, если линию метро прокладывать. Там же все не так просто, как думали раньше наши горе-академики. Японцы интересовались его выкладками. Ну, наверно и не только для метро это важно. Пустоты всякие бывают. Знаешь, что наш городишко стоит над колоссальной пустотой? Дерьмоголовые скоты, никто не думал, что артезианскую воду нельзя прямо из-под города качать бесконечно, тем более не только для водопровода. Для заводов на технические нужды, представляешь? Чистейшую артезианскую воду? Ну и? Дерябнемся все вместе из-за тупости и жадности чиновников. В один момент. Бух.
— В Москве дома проваливаются.
— Соображаешь.
— Я слышала об этом. А… Олег? Занимался этим серьезно?
— Еще как! Статьи писал, книгу. Защитился. Но в последнее время ему было не до науки, само собой.
— Тебя послушать и можно нимб пририсовать покойнику.
— Чего нет, того нет, но умница он был необыкновенный. Может, кто и плакал из-за него кровавыми слезами, не без этого. Бизнес в наших условиях — занятие не для слабонервных хлюпиков. Я его не оправдываю. Я его — уважаю. А ты можешь оставаться при своем мнении.
— Разумеется. Я слышала о нем жуткие вещи! Дыма без огня не бывает… Ты меня ни сколечко не убедил. Гангстер, он и есть гангстер. Бандит, если выразиться по-русски!
— Все. Приехали.
Саша нажал на клаксон. Раз. Другой.
— Соседей моих сзываешь?
— Нет.
У машины выросли старик и юноша с сумками в руках.
— Привет, Михалыч.
Сказал Саша, выпрыгивая на снег.
— Давно ждете?
— Пять минут.
Пропел спутник хмурого старика.
— Пять минут.
Липкий взгляд скользнул по лицу Арины, куртке, ногам. Девушку передернуло. Она отвернулась.
— Пошли, Карузо, не пялься на даму.
Михалыч подтолкнул парня в спину.
— Извините его девушка. Молодой, дурак. Иди. Че застыл? В какой подъезд?
— Мне объяснят суть дела?
Поинтересовалась Арина после общей паузы.
— А я не говорил?
Сам себе изумился Саша.
— Вот болван. Телефон ставить будем.
— Что?
— Мое дело маленькое. Федор распорядился.
— Дал приказ?
— Слава Богу, просто попросил. Арина ты не представляешь, как я рад, что могу сделать что-нибудь приятное для него.
Живописной группой ввалились в квартиру. Арина бросила всех в прихожей, не деликатничая, и пошла посмотреть на бабусю. За пятнадцать минут Саша успел ей жутко надоесть. Его манера общаться. И подобострастное виляние хвостиком перед Федором. «Самодовольный денежный мешок». Сказала она негромко. «Уважающий только себе подобных»!
Михалыч и его молодой озабоченный напарник управились за час с небольшим. Юрик бросал недвусмысленные алчные взгляды и плотоядно облизывался. Старика это бесило, по-видимому он опасался репрессий со стороны Саши, который устроил на кухне филиал офиса, обложившись десятком бумаг, и звонил, звонил, звонил. Арина приготовила ему кофейный напиток, ожидая брезгливой гримасы. Ничуть ни бывало. Выпил пару чашек, поблагодарил. Послал собеседника по известному адресу, извинился перед Ариной, (а что делать? С идиотами работаем! Человеческого языка не понимают!) и продолжил свое плавание по штормовому морю российского бизнеса. С кухни доносились приказы, советы, проклятья и междометия. Бабулька слушала по радио концерт Зыкиной и умиротворенно улыбалась.
— Арина!
— Да?
Юрик приблизился вплотную и добился-таки своего, она покраснела.
— Где у вас туалет?
Громко вздохнул Михалыч, которого маневр напарника не обманул.
— Налево по коридору. Выключатель рядом.
— Спасибо.
Провожая рабочих, Саша расплатился. И сказал неожиданно.
— Как тебя зовут, парень? Юра? Увижу возле этого дома — шею сверну.
Арине он пояснил.
— Вот наглец. Наверняка решил, что ты моя подружка, и все равно крючки забрасывал.
Перед уходом позвонил.
— Мариночка, это я, твой цыпленок. Избегался, соскучился, заеду на стройку, да, должен, самому жаль, и со всех ног к тебе. Что привезти? Виноградику? Конечно. И я тебя.
Арине смешно было слышать его сюсюканье, но стрелки на весах сами собой склонились в Сашину сторону. Мужчина, который не стесняется проявить нежность, при этом однозначно мужчина сильный и не бестолковый, заслуживал уважения. Ей даже стало грустно. Видимо банальная бабская зависть, дремавшая на дне души, пошевелилась, растревоженная.
