— Ну, пока, моя сладенькая. Пока. Лечу со всех ног!!!
Без всякого перехода он повернулся к Арине и заговорил совершенно другим голосом.
— Вот я болван. Едва не забыл. Держи, это твой номер. Абонентная плата за год вперед, квитанцию не потеряй, нашим чиновникам только дай шанс, с живой не слезут. Если будут дополнительные счета узнаешь. Ну, межгород, например. Твой телефон с четверки начинается, да, ты права, их не ставят больше никому. Но ты особый случай. Они его сняли с какой-то квартиры за сверхдлительную неуплату, что ли. Без понятия. Короче, он не на компьютере пока. В этом году точно. Четверки по-старому обслуживаются. Без этих родных экспериментов.
— Каких?
Не поняла Арина. Весьма и весьма далекая от подобных знаний.
— А мы вечно впереди всей страны. То марки акцизные выдумаем и введем. Ну, видела наклейки на бутылках? Поверх пробок? Это наши мудрецы измыслили. О чем бишь я?
— О моем телефоне.
Подсказала Арина.
— Поминутной платы не будет. Только ежемесячная. Как у других? Все, кроме тех, что на четверку, платят за каждый месяц, плюс сколько накапает за все разговоры. Да. Тебя это не касается. По городу болтай сколько влезет. Квитанция? Ты тормозишь. Я же сказал, что за год заплачено. Почему? А это часть просьбы майора.
— Майора?
Насторожилась Арина.
— Проболтался. Это вроде прозвища. Мы между собой так его зовем, по старой памяти. Вот мои телефоны: квартира, мы там редко бываем, но на всякий случай, дача, сотовый. Держи. Буду нужен, звони. На самом деле. Все, бывай.
Он галантно расшаркался и понесся, прыгая, чрез три ступеньки.
— Действительно со всех ног полетел.
Подумала девушка. Взревев, джип сорвался с места. Водитель торопился покончить с делами и воссоединиться с горячо любимой молодой женой. Арина задумчиво накручивала прядь волос на острый тонкий мизинчик. В красивой, пустой Марине она не видела ничего действительно притягательного. Прекрасная оболочка, не более того. Впрочем… Кто ты такая, чтобы судить?! Спросила она у себя. Ошиблась ведь в Саше? Возможно и Марина глубже, чем кажется. Да и потом, в конце-то концов, она молода и красива, современна, добра, неплохо поет и играет на гитаре. Чудо женщина и только. А ваша хваленая интеллектуальность, кому она нужна сегодня? Кому? Посмотри на себя, начитанное существо двадцати шести лет. Бесспорно, ты можешь поддержать беседу на любую тему, как хорошая гейша: вне сферы твоей компетенции политика и бизнес. А что касаемо почти всего остального: кинематограф, спорт, театр, балет, живопись, литература — превосходно! Музыка — намного хуже. Но если речь зайдет о классике двадцатого века — неплохо. Ты знаешь кто такие Эллингтон и Гершвин. Можешь с легкостью порассуждать о европейской и восточной философии. Процитировать пять десятков великих старцев всех времен и народов. Гурджиев, Трубецкой, Бахтин… кто из твоих знакомых хотя бы слышал о них? Ты обожаешь Льва Гумилева и смеешься над псевдонаучными трудами Новых Историков. Нескольких страниц тебе хватило для вынесения приговора: ЛАЖА. Кто-то здорово заработал на нашей несчастной, истеричной, озлобленной полуученой интеллигенции, решила ты. Наболевший русский вопрос. Но какая талантливая проделка! И как кстати. Оплеванная, измученная страна, переживающая комплекс неполноценности — благодатная почва для подобных мистификаций. Сказал в свое время фюрер голодным немцам, что они потомки легендарного народа — истинные арийцы, сверхлюди со своей великой миссией! И ведь поверили…
Что толку от твоих знаний? От целой библиотеки, размещенной на невидимых стеллажах ума. Книги — твой наркотик. Способ забыться, убежать от чудовищной реальности. И только… Звонок вспорол мешковину самоуничижения. И из разодранного кокона выступила апельсиновая ведьма, прекрасная и уверенная в себе.
— Да?
— Надо говорить «алло».
— Да?
— Добрый вечер, Рина.
— Спасибо за подарок.
Сонливость слетела с нее. Расправленные крылья трепетали за спиной.
— Не стоит. Как всякий эгоист я старался для себя.
— Правда?
— Само собой. Жизнь не в жизнь без вашего голоса, миледи.
— А откуда Вы звоните, Федор?
На другом конце линии хмыкнули.
— Буэнос диос, синьорита.
— Грациа, амиго.
Хмыкнули еще раз.
— Буэнос-Айрес, сиречь Аргентина.
— Вам нельзя верить, сеньор.
Трубка запела, защелкала по-испански. Затем вновь прорезался голос Федора.
— Ну, спасибо. Мадонна миа. Я похож на лжеца?
— На пройдоху.
— А на подлого старого развратника?
— А на него еще больше!
— Вы чудовище, никакого уважения к моим сединам.
Некоторое время они развлекались «оскорбляя» друг друга.
— Рина, скажите что-нибудь ласковое на прощание.
— …
— Алло?
— …
— Малышка, что-то не так? Я ведь не прошу пылких поцелуев.
У Арины перехватило горло. Она не могла говорить нежности. Ни за что. Он не должен знать как много значит для тебя! (Нашептывал кто-то внутри.) Ни за что!
— Да…
— До свидания, Федор.
— Да… ну, хорошо, пусть так. Где наша не пропадала? Спокойной ночи, колдунья.
Зачастили гудки. Волшебство испарилось, крылья пожухли, свернулись, обвисли. И бабушкин надрывный кашель был уместной концовкой эпизода.
— Иду.
Крикнула Арина. Теплый чай из тех, что составляла сведущая в фитотерапии, почерпнувшая свои знания не из сомнительных книжек Виноградова, неплохо помогал бабуле. Три щепотки сбора на стакан. Десять минут на среднем огне, десять минут на слабом. Снять, полчаса настоять под ватной куклой или в термосе, процедить, готово! Пора нести. Арина подула на ошпаренный палец. Бабушка спала…
* * *
За какие-то десять дней (декада, треть месяца, полторы недели — обзывайте, как хотите) у Арины вошло в привычку засыпать и просыпаться с телефонной трубкой в руках.
— Доброе утро, Рина (Федор сократил ее замечательное имя, не слушая никаких возражений).
— Спокойной ночи, детка.
— У меня через пять минут фантастически важная встреча, накаркай что-нибудь ободряющее.
— Лорелея, как не стыдно спать?
— Почему у малышки такой уставший голос?
— Я звоню с крыши. А внизу на улице карнавал. Нет, рассказывать бессмысленно. Сама виновата.
Отвергла неприличное предложение старого пройдохи.
Он перешел на «ты», объяснив это следующим образом.
— На «вы» я с посторонними, с теми, кого не люблю, со старшими коллегами, с бывшей женой, ее родителями. Вот, пожалуй, и все. В какую группу попадает моя высоко порядочная девочка?
— Детка, я иду в дорогой бордель. Хочешь, сфотографируюсь на память под вывеской?
