— Это, это… — на время потерялась в собственных мыслях и словах.
— Это планетарий, Ксюша, — помог Лерой.
— Нет, я хотела сказать, это волшебно! — не в силах оторваться, сильнее сжала руку парня.
— Ага, — без ложной скромности согласился Лерой.
— И как тебя сюда пропустили, а? На школьника ты уже, прости за откровенность, совершенно не похож. Охранника подкупил?
— Не совсем. Да это и неважно. До самого утра звездное небо в твоем полном распоряжении. Предлагаю устроиться поудобнее и немного помечтать. Согласна?
— Да.
Вместе мы собирали из огоньков созвездия, придумывали новые и сочиняли для них имена. Мы мечтали о будущем, сожалели об ошибках прошлого и все лучше узнавали друг друга. В этом маленьком и повидавшем виды планетарии Лерой умудрился поднять меня прямо к звездам высоко- высоко. А я невольно ловила себя на мысли, какой разной может быть высота.
Домой мы вернулись под утро. Гости, конечно, все разошлись. В окнах свет давно не горел. Мы стояли у порога и не хотели прощаться. Уставшие и порядком подмерзшие мы беспрерывно о чем-то спорили, смеялись и совершенно не замечали, что в этот момент чей-то пронзительный взгляд напряженно следил за нами.
Пальцы рук покалывало от холода, а глаза слипались от усталости, но мы никак не могли разойтись. От того, насколько легко и непринужденно нам удавалось общаться, мне становилось не по себе. Все чаще ловила себя на мысли, что начинаю смотреть на него иначе, видеть в нем не только друга. Нет, это была не любовь. По крайней мере пока. Но желание, чтобы Лерой перестал говорить и поцеловал меня, крепло в сознании. Вот только он, как на зло, ничего не замечал. Или упорно делал вид. Суть разговора плавно ускользала. И вот я уже дотронулась до его немного колючей щеки своими озябшими пальцами. Легко, едва касаясь. И почти не дыша. Лерой резко замолчал и в оцепенении посмотрел на меня. Еще буквально минуту назад его золотисто-карие глаза казались веселыми и игривыми, сейчас же они стали темнее ночи и выразительнее любых слов.
— Не дразни, если не уверена в своем решении, — попросил Лерой, но руку с щеки я не убрала.
Напротив, скользнула чуть выше, к его волосам, пропуская их сквозь пальцы и в этот самый момент желая большего. Поцелуй. Всего один поцелуй. Мне казалось, что я была к нему готова.
Но Лерой не спешил. Слегка наклонив голову, он задел своим лбом мой и прошептал:
— Я готов ждать, Ксюша. Сколько нужно ждать.
— Просто поцелуй меня, хорошо?
— Ты этого хочешь?
— Да, Лерой. Хочу.
В долю секунды его губы нашли мои, а руки со всей силы прижали к себе. Он старался быть нежным, мягким, чутким. Но в этот раз поцелуй был совершенно другим. Он казался обжигающим, опьяняющим и слишком остро ощущался на вкус, приправляясь жадными и горячими прикосновениями его рук.
Но не прошло и минуты, как Лерой резко остановился, отошел и устремил свой взгляд за меня. Там, за спиной, кто-то стоял и этот кто-то, судя по выражению лица Амирова, явно был не в восторге от происходящего.
19. Не спеши
— Даю две минуты и, чтобы ты, Ксения, была в своей комнате! — прорычал Горский за моей спиной, заставляя немедленно обратить на себя внимание. — А ты, Лерой, в мой кабинет! Немедленно!
Отец сделал пару шагов в сторону дома и обернулся:
— Чего стоим, глазами хлопаем?
— Побегай к себе, — ласково шепнул Лерой и слегка подтолкнул вперед, чтобы сбить с меня пелену легкого шока.
Шаг, второй и я поравнялась с отцом, встретив в опасной близости его разъяренный взгляд. С чего бы ему так злиться? Не он ли еще до рождения Тимошки сватал меня Валере? И почему в этот час ему не спалось? Гора вопросов и ни одного ответа — только арктический холод в глазах Горского.
Быстро забежала в дом и, скинув верхнюю одежду, поплелась к себе. Специально не спешила, чтобы краем уха услышать претензии отца. Вот только мужчины молча зашли в дом и также беззвучно удалились в кабинет.
Как же мне хотелось проследовать за ними и немного подслушать! Все внутри зудело от любопытства, но тихий голос мамы меня остановил. Я не сразу заметила ее, одиноко сидевшую возле лестницы, ведущей на второй этаж.
— Ксюша, не стоит. Иди к себе. Коля просто волновался, — мягко, совсем без укора произнесла она.
— Почему вы не спите? Лерой же предупреждал отца, что я буду с ним, — вся эта ситуация мне казалась странной и нелогичной.
Подошла ближе к маме и присела на ступеньку, чтобы быть с ней на одном уровне.
— Думаю, придет время и отец тебе все объяснит. Не сердись на него. Он просто не хочет, чтобы ты вновь обожглась.
Не удержалась и положила голову на мамины колени, как в детстве, а она тут же принялась гладить меня по волосам. Так приятно. Так нежно.
— Это же Лерой, мам. Неужели Горский сомневается даже в нем? — чуть не мурлыкая от удовольствия, прошептала в ответ.
— Не в нем, Ксюша, в тебе.
— И что это значит? — приподняв голову, посмотрела на маму.
Она тепло улыбнулась, задержала ладонь на моей щеке и, немного подумав, ответила:
— Он просто тебя любит, доченька! А сейчас иди спать.
Спать, конечно, совершенно расхотелось. Да и любопытство все еще клокотало внутри. Но подойти к кабинету отца, минуя маму, было нереально. Поэтому поднявшись чуть выше, я вновь уселась на ступеньки так, чтобы она не смогла меня заметить, но в то же время, чтобы мне было видно часть гостиной и прихожей. До последнего я надеялась услышать мужчин.
Вот только уже минут тридцать в доме стояла томительная тишина. Еле сдерживала себя, чтобы не задремать прямо там, на лестнице, как мой очередной зевок прервали громкие и резкие шаги. Лерой. В каком-то бешеном состоянии он пулей вылетел из кабинета Горского и, хлопнув входной дверью, резко покинул дом, оставив на вешалке свой пуховик и шарф. И что это было?
Сидела и ждала, что он вот-вот зайдет обратно, заберет свои вещи и даже, может быть, объяснит, что произошло. Вот только ни через пять минут, ни через десять он не вернулся. Зато появился Горский.
— Ушел? — спросил маму, все еще сидящую внизу.
Судя по всему, она кивнула, а отец продолжил свой допрос:
— Ксюша у себя? Как она?
— Ей нужны ответы, Коль, — спокойно ответила мама. — Будет лучше, если правду она узнает от тебя. Судя по тому, как Валера умчался из дома, он свою порцию откровений уже получил.
— Он справится, — устало выдохнул Горский. — Ждал ее столько лет и еще подождет. И это его негодование пройдет. Смысл психовать? Наломать дров всегда успеет.
— Тимур уже в городе?
— Нет, Катюш, нет. И я очень надеюсь, что завершить начатое мы успеем до его возвращения.
Господи, о чем говорили родители? Почему они вспоминали о Тимуре? И что мы должны были успеть? Мысли окончательно запутались, количество вопрос непрерывно росло, а вот ответов не прибавлялось.
О том, что Черниговский теперь жил в Германии со своей новой семьей я и так знала, но зачем он возвращался, не имела ни малейшего понятия, да и желания знать тоже. Но даже от его имени, просто произнесенного мамой вслух, внутри все сжалось, а сердце предательски пропустило пару ударов. Нет, видеть его — это последнее, чего я сейчас хотела!
Тихо-тихо поднялась в свою комнату и первым делом набрала Лероя.
— Ксюша, перезвоню, пока занят, — ледяным голосом отрезал тот и сразу скинул вызов. До этого дня он ни разу не позволял себе так говорить со мной. Что-то случилось. Что-то очень нехорошее. Хотя чему я удивлялась: там, где речь заходила о Черниговском, всегда была тьма.
Лерой не перезвонил ни в ту ночь, ни на следующий день. И даже не ответил ни на одно мое сообщение. Он просто испарился.
Все воскресенье я готовилась к защите дипломного проекта, лишь изредка покидая комнату в надежде узнать правду. Но отца с самого утра не было дома, а мама умело избегала неприятного разговора.
