По дороге я поинтересовалась, почему Бельский всё-таки не подключит к расследованию свою службу безопасности. Ответил просто: «Не доверяю. Никому, кроме вас, Лана». Мне было приятно такое услышать. Даже стало жалко Артёма: богатый человек, с такими возможностями, а довериться-то, получается, может только случайному в его судьбе журналисту, то есть мне. Не хотела бы я оказаться на его месте. Да ещё и брат погиб, а ни опознать, ни достойно в последний путь проводить не может. Да, богатые тоже плачут.
Я спросила, пока ехали:
— Что будет, если тот, двойник, придет в себя?
— Станет дальше играть мою роль, — ответил Бельский.
— А если он головой повредился? Станет утверждать, что он… ну, как его там зовут на самом деле.
— Во-первых, он бывший военный, морпех. Парень крепкий, я специально такого подбирал, а для пущего сходства ему сделали пластическую операцию, так что должен выдержать. Во-вторых, когда он очнётся, то вам же проще: возьмете своего супруга и вернетесь в Россию.
— Ага, сейчас, прямо разбежалась! Те, кто вас решил шлёпнуть, увидят, что выжил, и постараются сделать это снова. Кстати, если уже не сделали, — сказала я.
— С чего вы решили? — нахмурился Бельский. Когда отъехали достаточно далеко от отеля, он пересел вперед.
— Так вы же его там совсем без охраны оставили!
— Ну, это вы ошибаетесь, — подмигнул миллиардер, как опытный заговорщик. — За ним тщательно присматривают, я распорядился.
— Как так? Вы же официально в коме? — ехидно спросила я. — Что, изобрели метод телепатии из коматозного состояния?
— Ах, если бы! Нобелевскую премию бы получил, — мечтательно и язвительно ответил Бельский.
— На что она вам? Жалкие пара миллионов евро, или сколько там.
— А статус? Почёт и уважение на все времена? Мои будущие дети станут гордиться: наш папенька — Нобелевский лауреат. Звучит?
— Похоронный марш Шопена над вами прозвучит, если не перестанете строить из себя невесть что, — с ухмылкой ответила я.
— Так с чего мне начать расследование?
— Вернее, продолжить. Вы ведь уже сами кое-что сделали. Побывали на месте катастрофы, в морге, пообщались со следователями. Теперь нужно узнать результаты осмотра обломков.
— И как я это сделаю?
— Просто: придете и постараетесь взять интервью у главы авиационной комиссии, которая расследует обстоятельства, — сказал Бельский. — Вы ведь ещё не забыли свою профессию?
— Если вы скажете «вторую древнейшую», я вас высажу прямо тут, и дальше потопаете пешком по горам, — пригрозила я.
— Даже не думал, — улыбнулся Бельский. Тут же стёр улыбочку. — Так вот, придете, покажете редакционное удостоверение. Оно же у вас с собой? Не потерялось во время катастрофы?
— Нет, я его всегда ношу в кармане.
— Так и думал, вы молодец.
— Мне ваши похвалы, как мёртвому припарки, — дерзко ответила я.
— Буду иметь в виду, — скорчил смешную физиономию Бельский. Я, едва не фыркнув, стала упорно смотреть только вперед, на дорогу.
У отеля «Chez Loran» на улице Гор мы расстались. Миллиардер пошёл в своё временное пристанище, а я вернулась обратно и стала думать, как мне попасть к председателю комиссии. Он ведь едва ли станет что-то говорить до официальной публикации. Значит, надо как-то его разговорить. И тут я вспомнила свой замужний статус и решила — буду давить на жалость.
Глава 21
Мой план с треском провалился, как только я приехала в Женеву — туда, где располагалась авиационная комиссия. Точнее, если официально, то расследование проводили Служба безопасности гражданской авиации и Федеральное ведомство по гражданской авиации Швейцарии. Но я решила, что много чести им будет, если стану упоминать пышные длинные названия каждый раз — язык сломаешь! Потому просто комиссия, и всё. Причем это первая контора, поскольку она собственно и изучает железки и прочие обломки, а вторая лишь контролирует.
Приехала, напросилась в пресс-службу, показав редакционное удостоверение. Только не сказала о том, что я жена Бельского. Приберегла этот аргумент на сладкое. Так, на всякий случай. Вдруг сразу откажут? Мол, вы член семьи, вам не положено. А пока я в лице местных бюрократов журналистка, вроде как собираюсь писать объективный и беспристрастный материал. Ну, где-то это было правдой. Все-таки мою работу в журнале «Зеркало» пока никто не отменял, хотя свалила я оттуда, прямо скажу, не слишком красиво. Ладно, как говорила Скарлетт О’Хара в «Унесённых ветром», я подумаю об этом завтра.
В пресс-службе комиссии меня встретила некая дама по имени Мишлин Метцлер-Арнольд. Она мне сразу показалась типичной лесбиянкой: тощая, с мужскими чертами морщинистого лица, короткой мужской стрижкой (с мелированием, правда). И голос хриплый, то ли прокуренный, то ли… грубый, словом. Я начала с порога задавать ей вопросы, а та мне в ответ:
— Вся официальная информация представлена в наших пресс-релизах, опубликованных…
Я ее прервала:
— Послушайте, мадам…
— Вообще-то мадемуазель.
— Простите, мадемуазель, — сказала я и усмехнулась про себя: «Ну да, кто ж такую страшилку, как ты, замуж-то возьмет? Вобла вяленая!» — Но пресс-релизы — это официальная, важная, я понимаю, однако слишком сушёная информация. А нашим читателям нужны подробности, поскольку для нас господин Артём Бельский — очень большой человек, понимаете? Личность, инвестор, меценат! Читатели ждут от нас интересных фактов, а мы им что? «Проводится комплекс следственных мероприятий»? Ну это же тоска зеленая!
— Это не тоска зеленая, как вы соизволили выразиться, а деловая информация.
Я, не спрашивая разрешения, уселась на стул напротив пресс-секретаря и, опустив голову, всхлипнула:
— Он меня убьёт! А потом уволит!
— Кто вас убьет?
— Мой главный редактор! — продолжила ныть я. — Вы не знаете, какой это жестокий человек! Харрасмент для него — суть личности! Эти постоянные приставания, угрозы… Боже мой, я так его боюсь!
— В данном случае вам следует обратиться в правоохранительные органы.
— Смеётесь? Вы забыли, из какой я страны? Да у нас шлепок по заднице за приставания не считают. Даже если мужчина в лифте ухватит тебя за грудь — это надо воспринимать как комплимент! — горестно ответила я.
— Ужас какой, — пробормотала Мишелин, из чего я сделала вывод: «Ага! Проняло тебя! Движемся в том же направлении!»
— И мой главный редактор, он такой страшный человек… Харви Вайнштейн [1] по сравнению с ним — невинное дитя! Помогите мне, я вас умоляю! Не хочу, чтобы он снова начал меня домогаться, а потом выкинул на улицу! Мои бедные родители этого не переживут, они столько надежд возлагают на меня!
Я готова была разрыдаться так громко, чтобы у мадемуазель Метцлер-Арнольд уши заложило, и та, видимо, постаралась уловить эту тонкую грань, потому поспешила мне сказать, понизив голос:
— Хорошо, я пойду навстречу. Но всё, что вам будет сообщено, я сделаю неофициально, исключительно чтобы спасти вас от харрасмента.
— Господи, вы не представляете, как я вам благодарна! Я готова вам руки целовать…
— Вот это уже лишнее, — нахмурилась Мишелин, и я поняла, что чуть было не перегнула палку. Потому быстренько закрыла рот.
— Пойдемте.
Мы вышли из здания, направившись в кафешку неподалеку. Моя собеседница закурила (так вот откуда у нее мужской голос), а я принялась пить апельсиновый сок.
— Что вас интересует? Спрашивайте. Только учтите: если потом станете на меня ссылаться, я всё буду отрицать и подам на вас в суд за клевету. Надеюсь, вы меня не пишите тайком?
— Боже упаси! — воскликнула я и вывернула на стол сумочку. Оттуда с грохотом повалились всякие женские штучки вроде зеркальца, помады и туши, а также ключи от машины, телефон и кошелек.
— Уберите это, — брезгливо сказала Мишелин, отвернувшись. Ой, какие мы строгие! Ну понятно: с ее-то мужественностью! Сама косметикой не пользуется, украшений не носит. Вместо сумочки — мужской кошелек, зажатый в руке, и смартфон в черном бампере без рисунков.
