бы её тут не было, то я бы не приехал и даже не рискнул бы на ночь остаться.
– И зачем? – иду за ним, продолжая выбивать ответы. – Зачем нам здесь оставаться? В чём смысл? И цель?
– Мне нужно, – бросает равнодушно.
– Сами стены красить будем? – предполагаю, подняв с полу кисточку в непонятной белой субстанции.
– А ты умеешь? – поигрывает бровями многозначительно. – Я сам тебя могу беленьким окрасить.
– Себя покрась, маляр неопытный, – раздражённо отвечаю и бросаю кисточку обратно.
Оглядываюсь вокруг, пытаясь сама хоть намёк на свой ответ найти, но его нет. Ни я, ни Марк в строительстве не смыслим. Отсюда вновь и возникает мой вопрос: какого чёрта мы здесь делаем?
– Вот в этой окраске я как раз и опытный, – кидает мне в спину, но мне уже плевать, потому что я иду в сад, где надеюсь побыть одна и разобраться в себе. Ситуация с тётей, сыном Алима и убийством его матери меня убивает изнутри. Я понимаю, что Карим прав, но я ничего не могу сделать с собой. Не могу я вновь сбежать. Да и куда? Солнцев ещё не вернулся. В Финляндию мне путь закрыт, как и во Францию.
Ужасное чувство – чувствовать себя везде никому не нужной, а там, где хоть кто-то считается с тобой – ненавистной.
Благо Марк мне в своей голове копаться не мешает. То и дело замечаю его выглядывающим из окна кухни, но не более. Лишь проверяет, чтобы не сбежала от него. А куда я убегу? Автобусы не ходят. Чтобы вызвать такси, нужно знать адрес, а чтобы заказать через приложение, нужно иметь банковскую карту для оплаты. А моя будет готова лишь через неделю.
Да и если сбегу, он всё равно меня найдёт. В моей же квартире. Заявится, и я слова ему сказать не смогу, потому что живу в служебной квартире, которая его компании принадлежит. Чёртовый круг безысходности.
А хочу ли я вообще находить выход из этой ситуации? Нет!
– Чего сидим и не работаем? – с претензией подходит шеф, заслоняя собой последние остатки вечернего солнца.
– Загораем, Марк Алимович, – кидаю и двигаю его в сторону, вновь подставляя лицо лучикам. – Принимаем солнечные ванные. Насыщаем клетки…
– Ясно, – перебивает меня, не давая лекцию по биологии зачитать. – Вставай! Я приготовил для нас вкуснейшее мясо. И привёз из города бутылочку вина под него.
– Пить будем? – уточняю с сомнением.
– Немного, – растерянно пожимает плечами, не понимая, о чём я. – А есть какие-то проблемы?
– Есть, – шепчу себе под нос, вставая. – У тебя память отшибает, – расправляю плечи и одариваю его улыбкой. – Никаких проблем, Марк Алимович. Просто спросила, – говорю уже ему, а сама мысленно смеюсь над своим первым ответом. Будет и правда забавно, если завтра он вообще не вспомнит это всё. Я видела, как он бокал вина пил, пока мясо готовил. – Пойдёмте.
– Да! Прямо в кухню! Там стол есть, – приглашающим жестом указывает в сторону дома, и я иду, словно на каторгу, потому что понимаю, что не просто так он меня в этот дом затащил и мясо с вином приготовил. Что-то здесь не так.
Если это не романтическое свидание, в чём я очень сомневаюсь, то меня хотят напоить и информацию получить. Знаю я эти приёмчики. Не первый год на этом свете живу. Но, видимо, Лапин решил иначе.
И мои ожидания и предположения сбываются ровно в тот момент, когда мы садимся за стол и делаем первый глоток вина. Марк сразу же начинает вести себя странно, а потом и вовсе предлагает сыграть в игру «Вопрос-Ответ». Довольно детская игра родителей и детей, когда те хотят из своих чад ответы на волнующие их вопросы получить.
– Где твои родители? – первым спрашивает Марк, разрезая свой стейк и накладывая себе салат, который сделала я.
Не люблю мясо на сухую есть. Мне всегда нужен салат или какой-нибудь гарнир к нему.
– Отец в тюрьме за махинации, – спокойно рассказываю. – Мать с отчимом во Франции, – пожимаю плечами, словно мне и правда безразлично, что родительница меня на мужчину променяла. – Ты был близок со своей матерью? – задаю свой вопрос Лапочке.
– Очень, – коротко отвечает. – Я любил её больше всех и буду её любить всегда. Как ты познакомилась с Алимом?
– Он… он дружил с моей тётей, – отстранённо бросаю. – У тебя есть аллергия? – увожу тему в другое русло, потому что ещё немного и сама себя выдам.
– Есть. На что – не скажу. Отравишь ещё, – тараторит. – Алим был близок с твоей тётей? Она одна из его пассий?
– Да, – опускаю взгляд, а сердце бьётся в тысячу раз быстрее.
– Ты знала Розали?
Аурора
– Знала ли я Розали… – повторяю как попугай, забыв, как дышать и говорить. Слова в голове в одно предложение не выстраиваются, а прямой ответ с языка не слетает.
– Ага, – кивает, внимательно и изучающе глядя на меня.
– Вообще-то сейчас моя очередь задавать вопрос, – вовремя вспоминаю, опустив взгляд в тарелку. – Почему ты допрашиваешь меня сейчас? Какова цель?
– Да просто несостыковок в твоей истории много, но при этом гладко. И это не может не смущать. Я хочу знать правду, злючка, поэтому повторю вопрос: ты знала Розали, Аурора?
– Знала, – решительно поднимаю взгляд, потому что он всё равно узнает, а Карим был прав. Врать ему не стоит. Позже моя ложь сделает ему больнее.
– И как она тебе?
– Сумасшедшая немного, – честно отвечаю. – Но при этом она была… доброй и как никто умела любить и знала, что испытывает человек, когда его не любят. Знала, что сказать человеку в этот момент.
– Она не такая. Розали – змея!
– Для кого как, – не спорю с ним.
– Защищаешь её?
– Лишь отвечаю на твой вопрос, – бросаю с ухмылкой. – Каждый из нас видел её со своей стороны. Мне она ничего ужасного не сделала, и я не могу обзывать её. Извини. Права не имею.
– Возможно ты и права, – соглашается неожиданно. – Я слишком остро на неё реагирую просто. Хотя раньше мне казалось, что мне не так сильно больно от того, что она убила мою маму, но когда это не удалось доказать в суде и посадить её, а после она и вовсе уехала… стал ненавидеть её пуще прежнего. Сам не понимаю, с чего вдруг такая ярость просыпается, когда о ней говорю.
– Я недавно интервью смотрела, Марк, – заговариваю, отведя взгляд, потому что то, что я скажу дальше, может ему не понравиться. Но это моя правда, и она имеет шанс на жизнь, пока в неё верю я. – Там главного