надо ждать. Господи, хоть бы все обошлось.
— Елена Васильевна, как это случилось?
— Разве непонятно? Я передала Арише наш разговор. Она молча ушла в свою комнату. Я даже подумала, что она смирилась. А потом… слышу из ванной стон. Заглянула, а там — Аришка. Сидит под ванной, рядом кровь…
— Дверь в ванную была не заперта?
— Нет. А что?
— Нет, ничего. Это я так.
Она гневно посмотрела на меня. Ее чувства можно было понять. Я — виновник всех ее бед и несчастий.
— Простите меня, Елена Васильевна. Я не предполагал, что такое может произойти. Думал, блажит Арина, пугает.
Дверь реанимации открылась. Мы бросились к доктору.
— Успокойтесь. Все обошлось, — обратился он к матери. — Вовремя вызвали Скорую. — Строго посмотрел на меня и добавил: — А Вы, молодой человек, будьте внимательнее к жене. Не случайно ведь беременная женщина вскрывает вены. Так можно потерять не только жену, но и ребенка.
— Значит, с ребенком все хорошо?! — я с непонятно откуда взявшейся радостью смотрю на него.
— Да. Только предупреждаю: больной противопоказано любое волнение. Она молода и излишне впечатлительна. Так что все зависит от Вашего чуткого отношения к жене. В обратном случае я не исключаю рецидива. Ну Вы понимаете. Тогда неотложка может не успеть…
Врач посмотрел на меня с такой выразительностью, что я внутренне съежился. Во взгляде Елены Васильевны прочел не просто осуждение, а фактический приговор.
Лихорадочно оценивая, что для меня означают эти взгляды, я почесал в затылке. Словно оттуда можно было наскрести ответ — что делать, мужик? Взвесив запас времени на ожидаемую от меня реакцию, пока только кивнул в знак понимания ситуации и,… наверное, согласия.
— Увидеть дочку можно? — словно издалека слышу вопрос Елены Васильевны.
— Сегодня не стоит. Пусть отдыхает. Завтра с утра — пожалуйста. — И мне: — А Вы уж постарайтесь порадовать жену. Положительные эмоции ей сейчас просто необходимы. Вы меня услышали?
Я опять кивнул. Боковым зрением успел заметить радость, промелькнувшую на лице Елены Васильевны.
У меня закралось сомнение. Может, сговорились с врачом? И никаких вен не было? А что? От Арины можно ожидать любой аферы. Мать, естественно, ее не выдаст.
Но тут же отбросил глупое предположение. Вряд ли. Это какие же деньги надо заплатить, чтобы… Да и шрамы, ну и всякое такое.
Я настолько не желал обременяться заботой о состоянии Арины, что выдумывал всякую хрень. Но ребенок? Что-то новое проснулось у меня к еще не родившемуся человечку. Моему? Какое имеет значение! Просто я не вправе решать, жить ему или погибнуть, даже не родившись.
Из этого следует, что я обязан обеспечить покой его матери.
Я вздрогнул от прикосновения Елены Васильевны.
— Матвей Борисович… поговорить бы… — ее слова прозвучали вполне миролюбиво, даже мягко. А по мне так лучше бы кричала, топала ногами.
— Да, Елена Васильевна. Наверное, надо.
— Тогда давайте к нам. До завтра все-равно к Арише не пустят. А перед этим нам есть что обсудить.
Понуро бреду рядом с ней по больничному коридору. А мозг услужливо возвращает мне картинки из жуткого кошмара. Паутина. Да, именно так. Искусно сотканная паутина. Она все более опутывает меня. И выбраться уже невозможно. Я ведь понимаю, о чем хочет говорить со мной эта женщина.
Будет взывать к моей совести. Умолять вступить в законный брак с Ариной. Ради ее жизни. Ради сохранения жизни ни в чем не повинного крохотного существа.
— Интересно, кто это будет — мальчик или девочка? — врывается неожиданная мысль. — Ну все, теперь окончательно пропал.
Едем молча. Вот и их дом. Сколько раз я радостно мчался сюда в ожидании встречи с Ксюшей… А теперь вот…
Притормозив и глядя вдаль, глухо предлагаю:
— Елена Васильевна, может, как-то в другой раз.
Она встрепенулась и уже было собралась высказать мне все, о чем промолчала в клинике. Устало опережаю поток ее обвинительного красноречия:
— Не надо. Я все понял. Все будет хорошо… Обещаю.
***
Это мое «Обещаю» занозой вонзилось в мозг. Что я сейчас пообещал? Отказ от собственной жизни в угоду капризам Арины? Нет. Это не совсем так.
Я выдохся в этой борьбе. Да, признавать свою слабость тяжело. Но что еще можно сделать, чтобы эта мерзкая липучка оставила меня в покое? После сегодняшнего они точно не отстанут.
Хорошо хоть, жива осталась. И ребенок не пострадал. Иначе вовек бы себе не простил, что стал виновником двух смертей.
— А ничего, что по твоей вине пропала Ксения? — взъерошился Внутренний.
Отрицать было невозможно. Ведь так оно и есть. Пропала, сгинула, словно сквозь землю провалилась.
Мои регулярные посещения отдела по розыску пропавших людей стали раздражать поисковиков. Они не просто дали мне это понять. А конкретно рекомендовали ждать их звонка. То есть, если будут новости, мне сообщат. И все в том же духе.
Неужели это тупик? Не хочу верить. Но пока ничего утешительного…
В сопровождении таких грустных мыслей я подъехал к офису. Настроение было до такой степени отвратительное, что даже с Ильей не хотел пересекаться. Что я ему скажу? Что я кретин конченный. Что позволяю себя охомутать. Что я должен сопротивляться.
Я пытался. И к чему это привело?
И вообще. Почему я должен кому-то что-то объяснять. Надоело! Все надоело…
И вот так всегда. Когда никого не хочешь видеть, обязательно на тебя выйдут!
Илья уже спешил мне навстречу:
— Ну что там, как?
— Жива, — хотел отделаться коротко. Но кто сказал, что любопытство — только женский порок? Хотя, наверное, я не прав. Кадышев не из обывательского любопытства лезет в душу. Сочувствует по-дружески. Все так. Только лучше бы он промолчал.
Пришлось пропустить его в кабинет.
— Рассказывай, — чуть ли не приказал он.
— Да пошел ты! Что я тебе расскажу? Что дура-баба вьет из меня веревки. Да не просто вьет, а завязывает в узел. И я не могу сопротивляться. Она режет меня без ножа.
Последние свои слова я сопроводил ударом кулака по столу.
— Угомонись, Матвей. Сотрудников переполошишь. Что там опять?
— Что, что! Теперь мне не отвертеться. Связан по рукам и ногам. Я ведь не убийца, черт бы меня побрал! Эта б***ь вены резать вздумала! И ведь что интересно — в ванную дверь не закрыла. Ты понимаешь, что это значит?!
— Хм, дураку понятно.
— Ну да. Только не ее матери! И еще: из-за ее фокусов ребенок мог погибнуть. Мне врач по этому поводу лекцию прочел. Да и самому, знаешь ли, не хочется стать соучастником.
— Долго ей еще догуливать? Скорей бы уж все разрешилось. — Кадышев с таким
