class="p1">Как только мы входим, Ева ахает при виде крови, забрызгавшей пол.
— Что здесь произошло? — Ее глаза расширяются, когда я смотрю на нее через плечо.
— Два парня подрались прошлой ночью. — Я достаю из шкафа ведро и щетку для мытья. — Наполни водой из-под крана. — Киваю на маленькую раковину в задней части. — И принимайся за работу.
Ева несколько раз переводит взгляд с ведра на мое лицо, затем вздыхает и забирает его у меня. Она идет на поправку после травмы, так что полчаса на коленях не составят ей большого труда.
Я сажусь на скамью прямо перед пятнами крови, наблюдая, как она наполняет свое ведро. Если она и удивлена, что я сижу так близко, она этого не показывает. Вместо этого девушка снимает свой белый халат и кладет его рядом со мной, устремив на меня пристальный взгляд.
— Я не хочу, чтобы на нем была кровь, — говорит она, прежде чем опуститься на колени с легкой гримасой и начать оттирать испачканный пол.
Мое тело полыхает жаром при виде ее в этой комбинации.
Ева наклонилась ко мне спиной, что дает мне дразнящий вид на ее хорошенькую маленькую попку и киску, примостившуюся между бедер, хотя прозрачная ткань и несколько скрывает их.
Я провожу рукой по своему члену, ругаясь себе под нос. Он натягивает мои штаны, стремясь освободиться и погрузиться в тугую девственную киску моей ученицы. Непристойность таких отвратительных мыслей в школьной часовне только сильнее заводит меня.
Я отправлюсь в ад.
Когда я уверен, что она не видит, я сильнее тру себя через штаны. Желание вытащить член и мастурбировать, пока не достигну пика, а затем извергнуть свою сперму на ее пышную задницу так сильно, но я не позволяю своей похоти управлять мной.
Вместо этого крепко сжимаю челюсти и удовлетворяюсь легким поглаживанием руки своей ноющей длины.
Ева невинно двигается вокруг, время от времени оглядываясь через плечо. Ее попка покачивается из стороны в сторону, когда она трет, заставляя меня так возбудиться, что кажется, я могу умереть, если не найду разрядку.
Я прочищаю горло и заговариваю, надеясь, что это отвлечет меня.
— Скажи мне, Ева. Были ли у вас похожие наказания в твоей последней школе?
Ее брови хмурятся, когда она бросает на меня взгляд через плечо.
— Конечно, нет. Это была обычная школа.
— Конечно, учителя наказывали учеников за плохое поведение.
— Не меня. Меня никогда не наказывали, пока я не попала в эту адскую дыру.
Ее искренность освежает, но меня раздражает, что каждый раз, когда она высказывает свое мнение, это только заставляет меня хотеть ее еще больше.
— Это правда? Мне трудно в это поверить.
Она возвращает свое внимание на место, которое чистит.
— Мне все равно, верите Вы в это или нет. Это правда. Что-то, что Вас совершенно не интересует.
Я никогда не позволял ученику разговаривать со мной так, как она, и все же ни одна часть меня не хочет наказывать ее за это. Я хочу иметь с ней свой больной и извращенный путь.
— Ты пропустила здесь, — говорю я, указывая на небольшое пятно крови в том месте, от которого она отодвинулась.
Ее глаза сужаются, и затем она подползает к нему, лицом ко мне, бормоча что-то себе под нос. Я подавляю стон при виде ее твердых сосков, торчащих сквозь почти прозрачную ткань.
— Что это было? — Я огрызаюсь.
Она качает головой, невинно улыбаясь.
— Ничего, сэр… я имею в виду, Оак.
Я хватаюсь за скамью подо мной так сильно, что удивительно, как дерево не прогибается и не трескается, когда она полностью переключает свое внимание на текущую работу. Следующие пятнадцать минут — настоящая пытка, поскольку я сохраняю каждое изображение ее на четвереньках в своей мысленной картинной галерее, удерживая их в своих воспоминаниях, чтобы я мог разобраться со своим неудовлетворением сразу после того, как мы закончим.
Когда остается пять минут, Ева встает и объявляет:
— Готово.
Я наклоняю голову набок.
— Ты уже усвоила свой урок? — спрашиваю.
Ева сердито смотрит на меня.
— Не уверена, какой урок я должна усвоить. Я сказала Вам правду, это Вы — тот, кто не принимает ее.
Я разминаю пальцы, задаваясь вопросом, почему она не скажет маленькую невинную ложь и не покончит с этим.
Неужели она настолько неспособна исказить правду?
— Иди сюда, — приказываю я, бросая быстрый взгляд на часы на стене.
Если я задержусь, Ева сильно опоздает на следующий урок, так как ей нужно одеться.
— Ко мне на колени, Ева.
Ее тело напрягается.
— Что, простите?
Я сгибаю пальцы, чтобы не схватить её и не перевернуть.
— Я сказал, на мои колени.
— Я слышала Вас, но это…
Я сильно хватаю ее за запястье и перекидываю через свои колени, постанывая, когда чувствую, как она извивается под давлением моей эрекции. Ее запах так близко делает невозможным контроль над собой, и я слегка приподнимаю подол ее ночной рубашки.
Она сопротивляется мне.
— Оак, на мне нет трусиков.
— Хорошо, — рычу я, поднимая подол до самых бедер.
Она смотрит на меня через плечо, нахмурив брови.
— Где линейка? — Спрашивает она, её голос такой тихий.
Темная, чудовищная часть меня наслаждается этим звуком.
— Я забыл её, так что придется обойтись моей рукой.
Ее глаза расширяются.
— Разве это не немного…
Моя рука опускается на ее правую ягодицу, прежде чем она успевает закончить вопрос.
Ева отшатывается, тихо взвизгивая. Ощущение от того, что моя рука бьет ее, без сомнения, отличается от ощущения деревянной линейки, которую я использовал на ней последние две недели. Невозможно отрицать необходимость ласкать ее попку руками, поглаживая кожу после каждого шлепка.
Бедра Евы дрожат, возбуждение блестит между ее полных бедер. Требуется вся моя сила воли, чтобы не прикоснуться к ней там, не зарыться лицом в ее прелестную маленькую щелку.
Ева имеет надо мной контроль, о котором она даже не подозревает. Каждый раз, когда наказываю ее, я чувствую, что мой контроль над собой ослабевает. Я знаю, что должен прекратить ее ежедневные занятия, но я как будто бессилен.
— Оак, — она практически стонет мое имя, заставляя мой член пульсировать у ее живота. Она снова извивается, пытаясь, блядь, убить меня.
— Что? — Хриплю я, изо всех сил пытаясь сохранить свою позицию авторитетной фигуры, а не любовника. Я хочу сказать ей, чтобы она стонала мое имя, пока я буду выебывать из нее невинность прямо на полу часовни.
Ее бедра сжимаются вместе.
— Я уже сказала Вам правду, — выдыхает она.
— Неправильный ответ, — говорю я, прежде чем снова опускаю руку на
