жизни, и именно поэтому я здесь.
Я молчу, пытаясь обработать информацию, которую она только что мне сообщила.
Я знал, что до этого момента ее жизнь была труднее, чем у всех нас, но не предполагал, что она была настолько сложной.
Что она, по сути, в одиночку пробила себе дорогу из тупика, в котором, по статистике, она могла оказаться, в будущее, где у нее были большие возможности.
Ее глаза расширились от, как мне кажется, смущения, когда она осознала все, что только что открыла мне.
― Извини, я не хотела тебе об этом говорить. ― Она говорит, и на ее щеках появляется слабый румянец: ― Спорим, это охладило твою одержимость мной, а?
Мне кажется, или я уловил в ее голосе нотки неуверенности и тревоги?
― Неужели это и было твоим намерением? ― Я спрашиваю ее: ― Если да, то оно потерпело грандиозное фиаско. Единственное, что удерживает меня от того, чтобы трахнуть тебя прямо сейчас лежащей лицом вниз на траве, ― это то, что я хочу, чтобы ты была моей и только моей, когда я это сделаю.
― Наркотики, насилие и нищета ― это твои фетиши или что-то вроде того? ― Она говорит, старательно избегая минного поля, на котором оказался мой предыдущий ответ.
― Ты рассказала мне историю о девушке, у которой достаточно воли, силы и смелости, чтобы управлять целым континентом. Вот что я услышал.
Я наблюдаю, как красиво раскраснелись ее щеки, довольные моим комплиментом.
Моя потребность в ней пульсирует в моем члене и виске, а вид ее более мягкой, более уязвимой стороны ничуть не помогает.
Встав, я вытираю грязь и траву со своей задницы, наблюдая за тем, как она делает то же самое, и мечтая о том, когда же я смогу зарыться в нее лицом.
Я протягиваю ей ее сумку, которую она принимает, шепча «спасибо», и поднимаю свою.
― Давай я тебя подвезу. ― Предлагаю я снова, мой тон находится где-то между вопросом и просьбой.
Она, кажется, колеблется секунду, а потом качает головой, соображая, что лучше сделать.
Заклятие вокруг того безопасного пространства, которое раньше заставляло нас обоих делиться друг с другом своими самыми глубокими и темными секретами, разрушено. Теперь она отступает назад, надежно укрываясь за своей защитой.
― Нет.
― Уже поздно.
― Со мной все будет в порядке.
Я наклоняю подбородок, подтверждая ее слова.
Мы неловко стоим друг перед другом, не зная, как попрощаться.
Это не то, что мы обычно делаем.
Наконец она, кажется, что-то решила, слегка разжала руки, подошла ко мне и обняла.
Я уверен, что в теории объятия казались ей безопасным прощанием, но сейчас она полностью прижалась ко мне, и я чувствую все ее тело.
Я чувствую ее изгибы, как они прижимаются ко мне.
То, как я полностью затмеваю ее, когда она прижимается ко мне.
Ее макушка даже не достает до моего подбородка.
Необъяснимо, но я опьянен самым невинным физическим контактом в моей жизни и вот-вот кончу в штаны, как нервный девственник.
Тайер слегка сдвигается, чтобы прижаться щекой к моей груди, и в результате этого движения она задевает мой член.
Мой разъяренный, твердый член, упирающийся в резинку шорт.
Она останавливается, удивленная.
Весь мир словно замирает вокруг нас, и я жду, что она сделает дальше.
Неуверенно она снова сдвигается с места и трется бедрами о мой член, опускаясь вниз. Он дергается, слишком довольный тем, что наконец-то привлек ее внимание, и мои глаза закрываются.
Моя рука опускается на ее талию, пальцы впиваются в кожу, обтянутую майкой, и нет ничего, чего бы я не отдал, чтобы прикоснуться к ней обнаженной.
Чтобы оставить следы моего пребывания в ней повсюду на ее теле.
Я дергаю ее за руку и прижимаю к себе еще ближе.
Ее рот складывается в маленькую букву «о», а с губ срывается испуганный вздох.
― Какого черта ты делаешь? ― прорычал я. От возбуждения мой голос стал почти неузнаваемым.
― Я не хотела этого делать.
― Лгунья. ― Я зарычал, другой рукой обхватывая ее шею, чтобы прижать ее к себе и не дать ей повернуть голову.
Большим пальцем я нажимаю на ее точку пульса, нащупывая сердцебиение.
Ее веки вздрагивают от этого движения, глаза ошарашенно смотрят на меня из-под них. Похоть сейчас так овладела ею, что я знаю, она позволила бы мне сделать все, что я захочу.
Она просто… поддается моим прикосновениям.
С бормочущим проклятием я отпускаю ее и отступаю назад.
Предварительная сперма вытекает из моего члена и попадает в шорты. Я застонал, приспосабливая себя к наименее неудобной позе, что не очень помогает.
Краем глаза я вижу, что Тайер застыла, как олень в свете фар, наблюдая за мной.
На ее лице появляется осознание того, как далеко она только что зашла.
― Иди домой. ― Я рявкнул на нее: ― Если ты останешься здесь, то будешь нести полную ответственность за то, что я сделаю с тобой дальше.
Она мудро решает взять свою сумку и отступить с поля.
― Э-э-э, увидимся завтра. ― Она говорит, волнуясь: ― Я напишу тебе на счет времени.
Какого черта, какого черта, какого черта.
Именно это я повторяю про себя, когда бегу с поля. Сердце бешено колотится в груди, от адреналина кружится голова.
Я собираюсь заявить о временном помешательстве.
Это единственная веская причина для того, чтобы вот так тереться о него, едва удерживаясь от того, чтобы не вцепиться в него.
Я опускаю лицо в ладони и стону, вспоминая об этом. Утром я была раздражена, но как только я вышла на поле, это плохое настроение испарилось.
Затем у нас была очень тяжелая, очень приятная тренировка.
А потом он похвалил меня.
Он похвалил пару моих партий, и я обрела новую энергию, чтобы продолжать работать, надеясь, что он снова похвалит меня, надеясь еще хоть раз насладиться его вниманием.
Если именно так я узнаю, что у меня есть фетиш на похвалу, я буду в бешенстве.
Тогда он был уязвим, открылся о своих родителях и о том, почему он играет в футбол. Услышав, как он об этом рассказывает, у меня что-то екнуло в животе.
Мы говорим о его роли в нашей жизни одинаково, с равным уважением и почтением.
В тот момент я почувствовала, что разговариваю с версией
