И она ушла, надменно раздувая ноздри.
Интересно, что она хотела сказать? У тебя такая рожа, что ты никакой опасности не представляешь? Так, что ли? И кто, собственно, она ему? Любовница? Похоже на то… Куда я лезу? Жена красавица, любовница просто ослепительная, хоть и стерва… А кстати, к кому это она ездила в Грохольский? Голову дам на отсечение, что к любовнику. Но не к Сметанину? Он живет в другом месте. Или там у них любовное гнездышко в чужой квартире? Фу, гадость… И как он может с такой? Хотя кто сказал, что там был именно он? У нее может быть целая рота любовников. И если это был не Сметанин, то милейшая Елена Арнольдовна ошибается, полагая, что я не представляю для нее опасности. Еще какую… Хотя не стану же я доносить на нее. Ни при каких обстоятельствах так не унижусь. Лучше язык себе откушу! Но мое дело, пожалуй, безнадежно… Хотя если вокруг одни сплошные красавицы, то его от них может и затошнить в какой-то момент. В голову лезли какие-то литературные ассоциации. Вспомнился любимый рассказ О. Генри «Третий ингредиент», где управляющему универсального магазина некрасивая Хетти Пеппер показалась островком спасения в бурном море приторной красоты. А еще вспомнился бабушкин старый анекдот: мадам Коти спрятала своего любовника в шкафу, полном образцов парфюмерной продукции фирмы Коти. Бедняга до полуобморока надышался восхитительными ароматами и, когда его выпустили на волю, простонал: «Дайте хоть кусочек говна!» Вот я тоже в этом своем обличье стану вожделенным кусочком говна для господина Сметанина, не без горечи подумала Лиза. Он оценит мой интеллект, мою душу, мой ангельский характер и подумает: она такая милая, добрая, умная, жаль только, совсем неинтересная… А тут я появлюсь при полном параде, и от неожиданности он обалдеет. И влюбится смертельно! Я, конечно, далеко не красавица, но во мне есть изюминка, есть частичка черта и… как там еще называется женская привлекательность… Господи, как хорошо, что меня уволили с телевидения и у меня появилось время вспомнить, что я женщина, а не только программный директор, с которого все с ножом к горлу требуют контент! Когда говоришь с нормальными людьми, они вздрагивают и испуганно вопрошают: что такое контент? А я объясняю – программный продукт. И то и другое не имеет отношения к нормальному русскому языку… Программный продукт… Какая мерзость!
Опять зазвонил телефон. На сей раз это был босс.
– Елизавета Федоровна, через часок приезжайте к суду.
– Есть, шеф!
Сообщать о визите Елены Арнольдовны Лиза не стала. Зачем? Это же не деловой визит, а вполне праздное любопытство ревнивой любовницы. То есть сугубо частное дело господина Сметанина. А какое мне дело до его частных дел, ведь правда? Фу, сколько повторов в одной фразе, проснулась в ней внучка известной переводчицы. И она ничего не сказала шефу.
Вечером, выйдя из лифта, Лиза сразу услышала громкие стенания за своей дверью. Бедняжка Псюша!
Но когда она открыла дверь, взгляду ее предстала столь поразительная картина, что все ласковые слова застряли в горле. На полу прихожей валялись клочья толстого джутового коврика, телефон лежал на полу и провод был перекушен, а главное – у любимого бабушкиного столика карельской березы была перегрызена ножка, и он завалился набок. А виновница этого кошмара, очевидно понимая, сколь тяжкое преступление она совершила, не бросилась к Лизе, а забилась в угол, таращила свои невозможные скорбные глаза и дрожала, словно в ожидании кары, и из-под нее вытекала лужа.
– Да, дела! – только и смогла сказать Лиза Кот, в изнеможении опускаясь на банкетку. Хорошо еще, банкетка цела. – Псюха, ты что же натворила?
Лиза Пес продолжала дрожать крупной дрожью.
– Тебе было так фигово, да? Бедная скотина… Ну иди ко мне!
Собака с громким визгом кинулась к Лизе и уткнулась носом ей в колени, виновато виляя задом. Казалось, она говорила: ты не сердишься? Знаешь, мне было так плохо, так одиноко и страшно…
– Да ладно, – потрепала ее по холке Лиза. – От одиночества чего не сотворишь. Не огорчайся. Коврик все равно был старый, лужу убрать – раз плюнуть, вот бабушкин столик починить будет непросто, но что-нибудь мы придумаем, правда?
Казалось, Лиза Пес поняла каждое ее слово. Она подняла голову и посмотрела на Лизу с такой любовью, что та чуть не разрыдалась. Господи, я бы все на свете отдала, чтобы он хоть раз так на меня посмотрел…
– Псюха, подожди минут пять, все равно ты уже тут напрудила… Я сейчас переоденусь, уберу все – и пойдем гулять. Черт, придется еще телефонного мастера вызывать… Какого черта ты шнур-то перегрызла? Удовольствия не получила, тебе ж это на один зуб, а вред большой… То ли дело ножка из карельской березы… Куча кайфа небось…
Утром Лиза закрыла все двери, убрала из прихожей все, что можно испортить, и уже стала прощаться с тезкой, но та начала рыдать.
– Ну что ты мне душу рвешь, собака? Не могу же я взять тебя на работу!
Лиза Пес продолжала рыдать, и на глазах у нее выступили настоящие слезы.
– Ну что, наказанье божье? Он же меня выгонит вместе с тобой! И будет прав, между прочим.
Лиза Пес понурила голову, тяжко вздохнула и забилась в угол. На морде отразилось отчаяние и обреченность.
Лиза Кот не выдержала:
– Черт с тобой, поехали! Проверим на вшивость господина адвоката. Если ты не проймешь его своей рожей, значит, он нам не нужен! Значит, он просто блядун и бесчувственный чурбан. Поехали!
Лиза Пес восторженно взвизгнула и, слегка подпрыгнув, лизнула Лизу в лицо, благо та сидя надевала туфли.
Когда Лиза открыла дверцу машины, восторгу собаки не было предела.
– Ох, Псюха, как пить дать он нас шуганет. Но видно, такова судьба. Все равно это временная работа, а сохранность дома для меня важнее. Не стану же я разрушать наш с бабушкой дом из-за него… В конце концов, эту идиотскую любовь я в большей степени придумала. Да и шансов у меня – ноль… Как ты считаешь?
Лиза Пес ничего не ответила, только ткнулась башкой в Лизин бок. Не робей, мол!
Заезжать за Сметаниным сегодня было не нужно. И Лиза решительно ввела Псюшу в офис. Здесь теперь стало так уютно. И пахло сигаретами «Питер Стьювизант», которые курил адвокат. Этот запах почему-то всегда страшно ей нравился и волновал. Когда-то она говорила Адке: «За мужчиной, который курит „Питер Стьювизант“, я готова идти на край света…» Может быть, именно из-за этих сигарет я в него и втюрилась? Но видно, невелика любовь, если я готова ею пожертвовать из-за чужой собаки. Ох, с этой любовью сам черт ногу сломит…
У нее зазвонил мобильник.
– Алло!
– Елизавета Федоровна, вы где? – поинтересовался шеф.
