Теперь я лежу животом на кофейном столике и Джек снова берет меня сзади. Не по-собачьи, а по-лягушачьи. Он для опоры упирается руками в мою поясницу и трахает сильно и глубоко. Мне кажется, что его член сейчас просверлит мою вагину насквозь. Прямо здесь, на столе, как живая дрель. И мы уже отсюда никуда не двинемся, останемся на этом столе и будем трахаться дальше, без конца.
Мы трахаемся на кухонном столе. Мои ноги заброшены на плечи Джека. Теперь на цыпочках стоит он, так ему удобнее в меня входить. Я скольжу взад и вперед по столешнице, а он вонзается в меня. Я боюсь слететь со стола на пол. Я убираю руки за спину, чтобы за что-то ухватиться. Мои пальцы нащупывают стену, находят приделанную к ней полочку для банок со специями. Пожалуй, так будет лучше. Однако полка тут же с треском отрывается от стены и остается у меня в руках. Специи рассыпаются по всему столу. Джек все так же трахает меня – и в мою попку попадают тмин, имбирь, чеснок, соль и перец. Теперь я замаринована собственными соками и присыпана приправами. Моя попка готова к кулинарной обработке, но я кончаю несчетное число раз, прежде чем Джек готов оставить свои дрожжи в моей печи.
Когда я кончаю, мой анус сжимается и всасывает щепотку чили. Мне ужасно больно. Обе мои соседние дырочки вспыхивают огнем. Языки пламени пожирают мое тело и лижут мозг. Мы оба сгораем в огне любви.
Я лежу на твердом полу, на спине. Я руками и ногами обхватила его, как детеныш обезьяны, цепляющийся за мать. Джек входит в меня так сильно, что мне хочется кричать, но вместо этого я впиваюсь ногтями в его спину и провожу ими вверх, до уровня плеч. Я раздираю ему спину до крови, но, похоже, это ему нравится, потому что он начинает наносить еще более мощные удары, как будто заколачивает сваи. До того, как кончить, мы успеваем пройти через весь коридор от входной двери до ванной. Я чувствую, что у меня после этого безумного секса содрана на спине кожа.
Эти сценарии стремительно мелькают у меня в голове, как будто я перещелкиваю порноканалы по телику в номере отеля, пытаясь в одиночку заранее себя раскочегарить. Я щелкаю пультом до тех пор, пока не впадаю в ступор. Я мастурбирую настолько яростно, что у меня начинают болеть и пальцы, и вагина. Я буду делать это, пока наслаждение не станет невыносимым, а я сама не почувствую себя совершенно разбитой. Я лежу, раскинувшись на постели среди мокрых скомканных простыней. Мое тело измотано, мой разум пребывает где-то между полусном и обмороком. Я вспоминаю, что минувшей ночью мне приснился на редкость странный сон. По крайней мере, мне так кажется. Но я не уверена и вряд смогу точно узнать, был ли это действительно сон. У меня осталось лишь воспоминание, ощущение какого-то знания. Я помню, что до того, как уснуть, я услышала барабанную дробь. Кто-то бил в большой басовый барабан. Медленные настойчивые удары, напоминающие гул прибоя. Сначала они доносились откуда-то издалека, затем становились ближе и ближе и вскоре оказались рядом, прямо надо мной. Звуки отдавались во всем моем теле, от головы до ног.
Вибрации волнами проходят сквозь меня, оставляя после себя приятное теплое покалывание. Покалывают пальцы рук и ног, покалывают сами руки и ноги, покалывает вокруг живота.
Затем барабан начинает ухать внутри меня, ритмично пульсируя в паху и в голове, все громче и громче, громче и громче, пока у меня перед глазами не взрывается галактика звезд. Я лечу сквозь звездное скопление, вращаясь как гироскоп, дергаясь то в одну сторону, то в другую. Или это звезды летят сквозь меня, потому что я прикована к месту? Я не могу сдвинуться. Я нахожусь одновременно внутри и вне собственного тела. Я сама – галактика.
Затем становится черным-черно. Вокруг меня – кромешная тьма, как будто кто-то выключил свет во всей вселенной. Я повисла посреди бесконечности. В ней – ни света, ни звуков. Я нема и неподвижна. И еще я чувствую, что кто-то тянет меня за пижаму. Я не сопротивляюсь, я не чувствуя страха. Я позволяю извлечь себя из тела.
Меня, обнаженную, куда-то несут, я в мужских руках. Меня несут, как ребенка, такие большие руки, что мне кажется, будто они обнимают всю меня. Руки, которые несут меня, такие волосатые, что мне кажется, будто я укутана перьями. В этих руках я покачиваюсь, как в лодке на волнах океана. Тем не менее, я чувствую себя в безопасности – в большей безопасности, чем когда-либо раньше, – и мне тепло.
Тепло. Я понимаю, что это не тепло волосатых рук, не тепло от ощущения безопасности, а тепло солнечных лучей, которыми меня омывает яркое полуденное солнце. Лучи падают прямо на меня. Белый свет. Он ослепляет меня, обволакивает своим теплом.
И я снова ощущаю пульсацию у себя между ног, но на этот раз голова моя ясна. Я пробудилась и теперь в полном сознании. Слышу вокруг себя голоса. Они насмехаются надо мной. Неожиданно я чувствую себя уязвимой. Мне становится стыдно за мою наготу. Мне отчаянно хочется чем-нибудь накрыться и исчезнуть.
Но под рукой у меня ничего, ничего, кроме солнца. Поэтому я хватаю его и обматываюсь им, как полотенцем.
Все снова делается черным, и меня начинает бить дрожь.
Я рывком просыпаюсь – но Джека рядом со мной нет, и мне становится очень грустно, одиноко и тревожно. И я прикасаюсь к себе.
Джек возвращается домой ближе к полуночи. Уверена, назло мне. Я слышу, как открывается дверь, и бегу его встретить. Хочу обнять его, но он отстраняется.
– Кэтрин, нам нужно поговорить, – бесстрастно заявляет он.
Меня окатывает волной страха. Джек все еще зол на меня, и я не знаю, что произойдет дальше.
Он входит в гостиную, присаживается на край дивана и, переплетя пальцы рук, подается вперед. Я сижу на другом краю. Как ребенок, ожидающий, когда родители начнут его ругать.
– Думаю, нам какое-то время нужно пожить отдельно, – продолжает он, даже не поднимая глаз.
Мне как будто дали кулаком под дых. Окружающий мир треснул и разбился вдребезги.
Я говорю, что не понимаю его, и чувствую, как дрожит мой голос.
– Почему?
– Ты странно себя ведешь, – отвечает Джек.
– Что ты хочешь этим сказать? – спрашиваю я.
– Ты знаешь, что я хочу этим сказать, – отвечает он.
Я искренне не понимаю. Меня охватывает паника, я ничего не понимаю: Джек хладнокровно выталкивает меня из своей жизни, и мне до него не достучаться.
– Что я сделала?
– Если ты не знаешь, то нам не о чем говорить, – отвечает он.
– Прошу тебя, Джек. Не будь таким! – умоляю я.
Набегают слезы, я пытаюсь не расплакаться.
– Неужели нам нельзя поговорить? Что я сделала не так?
– Мне нужно уехать на несколько недель, – говорит он. – Будет полезно, если мы какое-то время поживем отдельно.
