— Прекрасно! Говорить будем завтра. — Она быстро провела рукой по выпуклости, выступающей из-под его брюк, затем выпрямилась и взяла Пьера за руку. Послав воздушный поцелуй своим друзьям, сидящим за столом, она исчезла, не привлекая внимания к своему уходу.
Оказавшись на улице, она тесно прижалась к Пьеру. Хорошая еда и вино всегда возбуждали в ней похоть. Она вложила ему в руку ключи от машины и стала ждать, когда он откроет ее. Пьер распахнул перед ней дверцу, она забралась на кожаное пассажирское сиденье, подняла затянутую в тонкий чулок ногу и, задевая приборный щиток, водрузила ее на руль. Облокотившись на дверцу с водительской стороны, Пьер провел рукой по ее ноге.
— Луиза, как же я поведу машину?
— Никак! — заявила она.
Пьер закатил глаза.
— Будь серьезней, Луиза! Не здесь же. — Он продолжал улыбаться, несмотря на свое удивление.
В ответ она опустила ногу и подошвой коснулась молнии на его брюках.
— О, не надо! Не буди спящую собаку!
Стараясь увернуться от ее ноги, он откачнулся и сильно ударился головой. Только мягкость смоляно-черной обшивки машины спасла его от возможных шишек.
А Луиза продолжала свою атаку. Она приподняла юбку, показывая отсутствие трусиков. Пьер сразу же возбудился. Он оглянулся на фермерский дом — фасад дома был темен и спокоен, тогда он резко наклонился к Луизе.
— Очень хорошо! — Проговорил он, притягивая ее за ногу и расстегивая ширинку. — Что леди хочет, то леди и получит.
Холодный ночной воздух обнял его голый зад, когда он задирал юбку до ее талии.
— Иди сюда, — грубо позвал он. Глаза его были жестокие, холодные и острые как сталь. — Ты просила этого!
Уже было далеко за полночь, когда Пьер остановил «спайдер» на безлюдной стоянке напротив «Вира». В кафе еще сидели люди, заканчивая поздний ужин. Луиза открыла дверцу машины и опустила обтянутые чулками ноги на тротуар. Потом она грациозно выпорхнула из машины, держа в одной руке туфли, а другой застегивая блузку. Пьер, выйдя из машины с другой стороны, обогнул ее и стал перед Луизой. Он отодвинул ее пальцы и закончил застегивать блузку сам. Она хихикнула и потянулась к нему, чтобы поцеловать.
— Войдем, — прошептала она. — Я хочу большего.
Он убрал ладони с ее груди:
— Показывай дорогу.
Она повернулась, нежно взяла его за руку и повела в гостиницу.
Через дорогу, отвернувшись от своих спутников, за ними наблюдал Эдвард. Он был буквально загипнотизирован этой сценой, разыгравшейся под уличными фонарями.
— С тобой все в порядке, Эдвард? — спросила Мэдди.
Он обернулся:
— Да, просто блестяще. Извини! Ты уже готова?
— Ты выглядишь так, как будто увидел привидение, — сказала Мэдди, увлекая его к такси. — Ты уверен, что с тобой все в порядке?
Он кивнул и открыл для нее дверцу. Проезжая мимо гостиницы «Бир», он весь кипел от ярости. Какого дьявола это маленькое ничтожество забавляется здесь, когда Элли ждет его. Ему захотелось выскочить из машины, отыскать в гостинице Пьера с Луизой и размазать в грязь самодовольное лицо своего кузена.
Эдвард сидел за стойкой в баре, ожидая Пьера. Он потерял два часа драгоценного времени, чтобы договорится о встрече с ним, а теперь Пьер опаздывал уже на двенадцать минут. Эдвард заказал еще кружку пива и решил подождать еще десять минут. Сделав большой глоток, юноша повернулся к окну, с трудом сдерживая себя.
Наконец его терпение иссякло. Залпом допив пиво, он собрал свои записи, бумажник, ключи и встал, чтобы уйти. В этот момент ленивой, небрежной походкой в бар вошел Пьер.
— Эдвард! Я не опоздал? — Он шагнул к Эдварду и взглянул на часы. — Ого, на двенадцать минут!
Невинно посмотрев на Эдварда, Пьер примиряюще похлопал его по спине.
— Извини, старина! Разреши мне угостить тебя! — Он достал пять фунтов. — Что тебе заказать?
Эдвард сдержал злость, напомнив себе о цели встречи.
— Маленькую кружку йоркширского! — сказал он, крепко стиснув зубы, и сел.
— Вот! — Пьер вручил ему кружку пива и начал светскую беседу. — Когда у тебя начинаются экзамены?
Он отпил глоток джина и вынул из кармана сигареты.
— Через две недели, — резко ответил Эдвард, желая быстрее перейти к делу.
— Боже мой! Неужели так? Я удивлен, что ты находишь время для выпивки со старым приятелем! — саркастически заметил Пьер.
— Не нахожу, — нетерпеливо ответил Эдвард, заметив ненависть, полыхавшую в темных жестоких глазах. — Я здесь не для отдыха, Пьер!
Пьер зажег сигарету и глубоко затянулся.
— Я понимаю.
Эдвард наблюдал за ним.
Пьер, не зная, о чем пойдет речь, растерялся, но пытался скрыть это.
— Так в чем проблема? — небрежно спросил он.
— Да никакой проблемы, Пьер. Только… В прошлую субботу ты хорошо провел ночь?
Нагло глядя на Эдварда, Пьер процедил сквозь зубы:
— Так вот оно что! Да, ночь была замечательная, но тебе-то какое до этого дело?
— Я думаю, ты догадываешься?
— Я могу сказать тебе, Гамильтон: не суй свой нос куда не надо! — продолжал хамить Пьер.
Эдвард согласно кивнул головой и грохнул кулаком по стойке.
— Да, ты можешь…
Пьер сразу сменил тактику. Он рассмеялся, как будто все происходящее было шуткой.
— Ладно, я этого не спрашивал! Понимаю, тебя интересует Элли. — Его голос стал доверительным. — Не беспокойся о ней. Элли знает свое место.
Эдвард с трудом сдерживал себя. Он был взбешен: каков мерзавец, думает купить его на эту ложь! И продолжал молчать, тогда как Пьер снова сменил манеру и тему разговора.
— Оставь это, Эдвард! Мы молодые, энергичные; зачем нам связывать себя, когда есть возможность свободно порезвиться. Ты должен знать эту игру!
— Нет, Пьер, я не желаю знать эту игру! — Лицо Эдварда оставалось спокойным, но в глазах горела дикая ярость. — А теперь внимательно слушай: если до меня дойдет, что Элли узнает про свое место и ты заставишь ее страдать, я обещаю тебе, что раздавлю тебя сильнее, чем тонна кирпичей! Понятно?
— Неужели?
— Что, желаешь удостовериться в этом?
Эдвард встал. Он сказал все, что хотел сказать, и теперь не видел причин оставаться здесь дальше. Он почувствовал страх Пьера.
— Я буду ждать тебя, Пьер, вместе с Элли в Истлее. Иначе ты на своей шкуре убедишься в правильности моих слов!
Пьер прислонился к стойке и ухмыльнулся, но Эдвард подметил ужас, охвативший его кузена. Пьер был трусом, хотя и пытался сейчас сохранить свое достоинство.
— Не пугай меня, Гамильтон! Ты всегда был велик для своих ботинок!
