— Сразу то, что надо, — признал он.
Пора было объясниться.
— Ши привез их с фабрики. Я просто… ну…
— Я знаю. Вы мне рассказывали. Вы изучаете твид. — Его лицо было абсолютно бесстрастным.
— Да, — неуверенно подтвердила она, — в некотором роде. Я… Неужели уже так поздно? — Внезапно она увидела, что часы показывают десять. — Боже, не может быть! Я понятия не имела. Я думала, сейчас около половины девятого. Я…
— Подождите, успеется, — спокойно сказал он, укладывая моток рядом с другими на ковре. — Позвольте мне сказать, зачем я пришел. — Другой желтый моток, более тусклый, лег рядом с первым. Она завороженно наблюдала. Такая легкость и такая уверенность!
— Если я могу хоть бы как-то отплатить вам за обед, который вы так любезно мне предложили, то наверху приготовлен кофе.
— О! — А еще говорят насчет горы и Магомета. Она подумала, раскладывает ли он узоры на ковре в своей спальне. — Спасибо, с удовольствием. — Она посмотрела на склоненную голову и руку, нависшую над зеленой бобиной. — Можно я только причешусь?
— Вы можете делать все, что вам угодно, в разумных пределах, — объявил голос, тогда как рука торжествующе нырнула в груду мотков за оливковым. — А пока вы занимаетесь прической, а я выкладываю свое пшеничное поле, я хотел бы кое-что вам сказать.
— Ладно. — Глядя в зеркало, она могла видеть, что теперь ОН сидел, обхватив колени и обращаясь к ее спине.
— Прежде всего, должен с сожалением сообщить, что у матери наступило ухудшение, надеюсь, не серьезное, но это означает, что она не вернется домой на следующей неделе, как я предполагал, а это, в свою очередь, означает, что я не смогу пока вас отпустить.
Отпустить ее? Расческа замерла. Джоанна широко раскрыла глаза.
— Мне казалось, что если бы мать вернулась домой в середине следующей недели, и вы остались еще на десять дней, пока она совсем оправится, мы могли бы дать вам возможность вернуться к вашим занятиям через две недели, считая с завтрашнего дня. Я предполагал, что работа у нас займет три недели. Похоже, что может оказаться ближе к шести. Это вас устроит?
— О… конечно! — Ей было совестно, что сначала она почувствовала радость и облегчение, и только потом — беспокойство о Шейле О'Малли.
— Спасибо, — сказал он, когда она выразила свое сожаление. — Боюсь, что причина ухудшения находится не слишком далеко, и поскольку, поднявшись наверх, вы можете застать довольно напряженную атмосферу, я решил предупредить вас. Вы, вероятно, знаете о «Юности О'Малли»? — Джоанна кивнула. — По очевидным причинам мать хотела задушить этот проект в колыбели, а отец только что воскресил его и передал Ши вместе со своим благословением. Джеральдина, которая, как я говорил вам, охраняет мою мать, словно дракон, совершенно вне себя. Ши, как вы, наверное, заметили, думает, что мой отец не может ошибаться. — Ему как-то удавалось говорить совершенно беспристрастно. — К тому времени, как мы туда доберемся, эти двое, возможно, уже вцепятся друг другу в глотки.
— А вы что думаете, мистер О'Малли? — решилась спросить Джоанна.
— Дуглас, — небрежно сказал он. — Если вы сумеете запомнить. И что я думаю о чем?
— О «Юности О'Малли»?
— Как забавно! — Он посмотрел на нее, склонив голову набок. — В первый раз меня спрашивают об этом.
Первый, второй, третий или четвертый, но было не похоже, чтобы он собирался на него ответить.
— Нам нужен нейтральный цвет, верно? Я думаю, белый. — Он уронил последний моток рядом с поджидавшими пятью. Джоанна молча наблюдала. И это тот сын, который отделился, которому твид был совершенно безразличен. Но никто, кому это безразлично, не мог бы так чувствовать пряжу и так безошибочно подбирать цвета.
— Я не знала, что вы занимаетесь такими вещами. — Она указала на разноцветные мотки.
Он серьезно ответил:
— Не думаю, чтобы я занимался. Скорее это было заложено в меня еще до моего рождения. У меня был удивительный дед. Я очень хорошо его помню.
— И у Ши тоже! Он мне рассказывал.
— Да. Брендан О'Коннор. Все остальное мне добавил он. Когда я был ребенком, я просиживал у него на пороге целыми днями и, должен признаться, не столько ради того, чтобы посмотреть на ткацкую работу, сколько ради сказок. Теперь не часто встретишь таких, как Брендан, и очень жаль. Было время, когда каждая ирландская деревня имела своего рассказчика. А в Каррикду был он. Однако, — спохватился он, — нам пора наверх.
Гостиная Дугласа при свете золотистых ламп выглядела очаровательно, но как он и предсказывал, атмосфера в ней была не такой уж безмятежной. Джеральдина сидела на краешке темно-синего кресла, Ши стоял у окна, и оба выглядели очень скованными.
— Простите, что заставили вас ждать. Мы делали пшеничное поле, — вызывающе объявил Дуглас.
Гамбит был проигнорирован.
— Я говорила Ши о ситуации с твоей матерью и как ты озабочен, — начала Джеральдина.
— А, вот как? — Дуглас приветливо посмотрел на них обоих. — Ну, во всяком случае одной заботой меньше. Джо сможет пробыть здесь столько времени, сколько нам будет нужно.
Возможно, это сняло груз с его плеч, но по неизвестной причине как будто произвело противоположный эффект на Джеральдину.
— Я думала, что вы должны вернуться через три недели, — поспешно сказала она.
— Ну… нет, на самом деле не раньше сентября, — пробормотала Джоанна.
— Вот видишь! — сказал Дуглас. — Еще одной заботой для тебя меньше, дорогая.
— Боюсь, что это очень немного, — скромно вставила Джоанна. — Но я сделаю все, что смогу.
— Я в этом уверена, — сухо сказала Джеральдина. Сегодня она выглядела гораздо моложе, вряд ли старше, чем Ши, и так же типично по-ирландски. Ее длинные темные волосы, прежде заплетенные и уложенные кольцом, теперь иссиня-черным облаком спускались на плечи.
Кофе был великолепен, но вечер прошел не слишком весело. Джоанна никогда не видела Ши таким сдержанным. Занимать всех пришлось Дугласу, который приподнял складку юбки Джеральдины и шутливо заявил:
— Вот, Джо, еще кое-что для этого вашего magnum opus [5]. Ткань криос. Соткана на Аранских островах. Пояса из нее носили рыбаки на счастье.
Это было необычно сотканное платье, которое Джеральдина носила в тот день, когда Джоанна впервые появилась в «Доме О'Малли» — в узенькую, прелестной расцветки полоску. Джоанна с интересом стала его разглядывать, а Дуглас продолжал рассказывать, что затейливые узоры вязаных аранских свитеров также служили у рыбаков еще одной цели, трагичной в сущности: выброшенное морем на берег тело часто можно было опознать только по узору.
