— Эклектика-а! Боже мой, какая эклектика-а! — качали головами соседи справа, муж с женой, Феликс и Нора. Оба искусствоведы с учеными степенями.
Справедливости ради стоит заметить, даже само понятие «эклектика» содержит в себе некую систему законов и правил. «Эклектичный» особняк Суржика нарушал и эти, да и вообще все возможные архитектурные законы, инженерные правила и инструкции. Как он вообще-то стоял, не завалился набок и не рухнул, оставалось только удивляться.
— Самодурство! — хмурился и возмущенно кашлял сосед слева, Игорь Самосеев, отставной военный. В прошлом журналист-международник.
Комментарии и оценки остальных соседей и обитателей писательского поселка были аналогичными. Особняк мгновенно стал местной достопримечательностью. Японцы, как-то заехавшие в гости к переводчику Яну Краснянскому, все чуть в обмороки не попадали, увидев сие сооружение. Непрерывно щелкали фото-видеокамерами со всех возможных ракурсов, и в раскосых глазах жителей страны Восходящего солнца надолго поселился самый неподдельный ужас.
На третий день Суржик повез Надю на свою дачу. По Волоколамскому шоссе до Истры домчались всего за полчаса. Она высовывала руку и подставляла ладонь жаркому упругому воздуху, с гулом несущемуся мимо окна. Будто хотела его поймать, удержать. Он весело хохотал и все давил, давил на педаль газа. Если б у «Форда» были небольшие крылья, он бы без видимых усилий взлетел…
Это были фантастические мгновения радости. В чистом виде, без подмеса.
Шоссе в тот час было пустым. ОНИ были совершенно одни на всем протяжении Волоколамки, от Кольцевой дороги до самой Истры. Только ОН и ОНА в бешено мчащемся «Форде». Казалось, на много-много километров вокруг жизнь замерла, остановилась. ОНИ летели по шоссе, над шоссе, и только редкие стайки воробьев испуганно шарахались с обочин дороги. Да какая-нибудь задумчивая корова провожала их машину равнодушным взглядом своих огромных глаз. И только когда въехали в Истру, когда на переходах появились прохожие и откуда-то возникли встречные и попутные машины, только тогда ОНИ, очнувшись, вернулись на землю…
В самом центре города, после плавного поворота налево, перед ними возник во всем величии Ново-Иерусалимский монастырь. Точная копия того, с которого все и началось. Надя незаметно перекрестилась.
— Ты крещеная? — удивился Суржик.
Надя не ответила, только головой кивнула. Если бы тогда он подробно расспросил ее или хотя бы был чуть проницательнее, ему не пришлось бы впоследствии мотаться по всей Москве. Узнавать адреса, телефоны, волноваться, страдать и чувствовать себя бесконечно одиноким молодым человеком третьей свежести. Он бы знал точный адрес. Но нет, в тот момент Валера Суржик был упоен ездой, послушной мощной машиной, своей удачливостью и даже могуществом. Так ему тогда казалось.
Наде особняк, как ни странно, очень понравился. Она восторженно захлопала в ладоши и засмеялась своим знаменитым смехом.
— Смотри сюда, смотри туда! Посмотри наверх!
Как заправский гид Валера Суржик водил Надю по этажам, комнатам, лестницам и закоулкам. Даже на чердак затащил. Лицо его светилось неподдельной радостью.
Посмотреть было на что! Достаточно сказать, во всем доме не было двух одинаковых стульев. Купленные в комиссионках, подаренные друзьями, подобранные на свалках самые разнообразные предметы мебели и обстановки поражали воображение. Полутораметровый глобус, позолоченные рамы без картин, бюро, секретеры, этажерки, тумбочки, банкетки. Детские игрушки, коллекции пустых винных бутылок самых причудливых форм, светильники, бра, люстры, торшеры, древняя радиола, последней модели телевизор. Как ни странно, все это обилие вещей и предметов создавало своеобразный уют. Многочисленные друзья очень любили загородный дом Суржика. Хоть и окрестили его «Титаником», посещали многократно. По любому поводу. И вовсе без повода.
В углу подвала с потолка капала вода. В большую полиэтиленовую бочку. Кап-кап. По стенам в художественном беспорядке висели афиши эстрадных концертов, в которых поп идолы когда-то исполняли песни на стихи Валеры Суржика. Разумеется, если их можно было назвать песнями, а тексты стихами. Как-то не сговариваясь, Суржик и Надя с первого дня знакомства не особенно касались темы «эстрады».
Еще в разгар строительства Суржик мечтал устроить в подвале бильярдную, с баром и удобными креслами. Чтоб друзья-приятели могли сыграть партию-другую, покурить трубки или сигары. Мечту не суждено было воплотить. Энергии и денег хватило только на стол для настольного тенниса.
— Сыгранем? — спросил Суржик.
Надя пожала плечами и улыбнулась.
— Я не умею.
— Чего тут уметь? — удивился Валера. — Ракетку в руки и… вперед!
— Я вообще мало что умею. Только петь и танцевать. Я ведь детдомовская. Долгое время не знала даже как чай заваривать. Наша воспитательница Баба Лора сама умела только петь и танцевать. И любить детей. Дрессировала нас танцами и пением с утра до вечера. Не удивляйся, я очень многого не умею в этой жизни.
— Лора? — нахмурившись, спросил Суржик.
— Она была испанкой. Настоящей испанкой! — улыбнулась Надя.
— Я тебя научу! В два счета! — решительно заявил Валера.
— Не надо, — помотала головой Надя. — У меня не получится.
— Хватит болтать! К столу! Главное — отработать неотразимую подачу. Держи ракетку! Вот так!
Надя, улыбаясь, неловко взяла в руки ракетку.
— Так и знал! Ты левша! Давно замечено, левши — более талантливы. Во всех смыслах. Но сейчас переложи ракетку в правую! Встань ближе к столу!
Надя неуверенно подошла к столу.
— Ты что, действительно, никогда не играла? Никогда-никогда?
Она, улыбаясь, отрицательно помотала головой.
— В нашем «Журавлике» настольного тенниса не было.
— Хоть один глазом видела, как играют другие? — не унимался Суржик.
— По телевизору, — кивнула Надя. — Один раз. Но ничего не поняла.
Валера вздохнул, облокотился обеими руками о стол.
— Не понял! Чего не поняла ты?
— Ну… — неопределенно мотнула головой Надя. — Не знаю. Они перебрасывались этим шариком так зло, резко. Будто убить друг друга хотели. Какой в этом смысл?
— Потрясающе! Ты какая-то… действительно… не от мира сего.
— Нас в детдоме вообще воспитывали по-другому. Готовили к какой-то другой жизни. Не к такой, какая сейчас.
— Какой смысл, какой смысл? — презрительно фыркнул Суржик. — Это игра! Азарт, вдохновение! Сейчас, объясню на пальцах. Значит, так! — начал он бодрым тоном учителя по физкультуре. Отложил ракетку и начал показывать.
