- Ну, хоть попробуем. А там будем смотреть, – пробормотал я, забираясь в кровать и закладывая руки за голову.
- А сам-то ты, как спец, что думаешь? – поинтересовался Егоров, укладываясь напротив. Пружины скрипнули. – Мне Гаврилыч еще про первую скважину говорил, что там не будет дел. Всегда удивлялся, как он это чувствует… Лучше любого компьютера у мужика голова.
- Что я могу думать, Жор? Я же в своих выводах опираюсь на имеющиеся данные. Там все красиво нарисовали.
- Может интуиция тебе что подсказывает?
- Подсказывает! Что филькина грамота – эти все бумажки, – огрызнулся я. – Да что толку?
- Может, наверху решат начать все заново.
- Может. Но вряд ли.
- Почему так думаешь?
- Да потому что. Слишком дорогое это удовольствие. А у нас никаких доказательств нет.
- А ты здесь на что? Бери и ищи доказательства. Кто из нас гребаный геолог?
Егоров сердито засопел и перевернулся на бок, так что пружины скрипнули. Я хмыкнул. Уставился в потолок и лежал так, пока не впал в легкую дрему. И в этом полусне я будто наяву видел картинки из своего детства, как я хвостиком бродил за отцом, а он показывал мне породу, учил всему, что знал сам. И мне так интересно было, так захватывающе… не передать. Я чувствовал себя настоящим кладоискателем. И мне ни капельки не было скучно копаться в земле или разглядываться свою «добычу» под микроскопом. А потом мне снилась мама… Наш сад. Снилось, что она вновь меня обнимает, а я уже большой… и вроде как стыдно, что мамка тискает меня, как ребенка. Но от нее так по-родному пахло кремом «Балет» и еще чем-то сладким, возможно, духами, что я зажмурился на мгновение, прежде чем пробурчать свои обычные «ну, мам!» и, недовольно дернув плечами, отойти. Удивительно, как мы, молодые, не ценим то, что у нас есть. Сейчас бы я многое отдал, чтобы хотя бы еще разок обняться с ней… Мне дико их не хватало. Безумно… Так не должно быть… Не должны близкие уходить. Не должны нас покидать в принципе. А уж тем более все в один день.
В какой-то миг мой сон изменился. Возвращая меня в тот наш последний день… Мне снилось, как я возвращался с речки, когда увидел дым… Я как раз проводил домой Милку Лебедеву, девушку, с которой встречался в то лето, и мое настроение было заметно приподнятым. Когда темноту окрасили багряные языки пламени, я сразу понял, что где-то пожар. Уж слишком ярко полыхало. Но далеко не сразу до меня дошло, что это горит наш дом. А вот сердце кольнуло… Я прибавил ходу, а потом вообще побежал.
Во сне я снова слышал рев пожарных сирен, видел блики, которые отбрасывала мигалка… Вновь чувствовал, как меня слепят языки пламени, и как едкий дым выжигает глаза. А еще я чувствовал руки, сильные руки, которые удерживали меня от того, чтобы кинуться в объятый пламенем дом. Руки Михи… И как он орал мне что-то, как доказывал. Но я не слышал его. И только видел, как шевелятся его губы на отчего-то черном лице. Потом я понял, что это была копоть… В отличие от меня, Миха был рядом и пытался помочь…
Я вынырнул из сна, как из болота. Рывком сел на узкой кровати. С хрипом, будто опять задыхался, втянул воздух. Мне и сейчас в нем чудилась гарь… И я захлебывался этой копотью. Я её пил.
В окно тихонько постучали. Я, наконец, понял, что меня разбудило. Этот тихонький стук… Стараясь действовать бесшумно, я приподнялся на локтях и выглянул в окно, за которым меня поджидал Саша. Сердце в груди сжалось. Я же понимал, что он не станет просто так рисковать и приходить ко мне посреди ночи, когда нас мог кто угодно увидеть. Я взмахнул рукой, давая понять, что сейчас выйду. О том, чтобы одеться потеплей, речи не было. Я боялся разбудить Егорова. Так что вышел, в чем был. Лишь куртку в последний момент снял с крючка. Дверь скрипнула. Я замер, вслушиваясь – не проснулся ли Жорка. Не то чтобы я его в чем-то подозревал. Просто сам не хотел светиться. Даже понимая, что он на нашей стороне. Это было опасно.
- Что такое? – шепнул я, когда, обойдя вагончик, увидел Сашу.
- Тимур нарыл нечто занятное. Тебе это может быть интересно. А еще мне поручено кое-что уточнить.
- Уточняй. Или… нет, погоди. Давай, наверное, с интересного начнем…
- Им удалось выйти на одного дедка, который в этих краях трудился еще при царе Горохе. Ты знал, что разведка здесь велась еще в восьмидесятых?
- Нет…
- А она велась. А потом, сам понимаешь… перестройка, все дела. Накрылось все медным тазом. И под этот шумок кто-то припрятал документы. Тогда это оказалось сделать проще простого. Все разваливалось… Как думаешь, кто вел проект?
- Майков старший… - я даже не спрашивал. Я утверждал. Хаос в моей голове упорядочивался, складывался в картинку.
- Сечешь.
Значит, дядя Гриша… Отец Михи.
Я выдохнул. Было холодно, с моих губ слетело облако пара. Это я умом понимал, что холодно. А сам… ни черта я в тот момент не чувствовал. Кроме тупой боли, которая мне просто под дых…
- Для чего ему это было делать?
- Да причин может быть масса. Дураком он не был. И прекрасно понимал, какие возможности для него откроются при капитализме с такими козырями на руках.
- Попридержал, в общем.
- Скорее всего.
- Не слишком ли долго?
- Я бы сказал, мудро. В девяностые в такое ввязываться было страшно. Да и, как бизнесмен, он не тащил. Совсем. Понимал, что не справится.
- Миха открыл Салим сразу после смерти дяди Гриши. Думаешь, он ему это рассказал?
- Или тот сам нарыл информацию, разбирая архив. Какая разница?
Да… Теперь уж, наверное, никакой. Так это он меня… из-за денег заказал? Я бы что угодно понял, но из-за сраных денег…
Я снова вдохнул поглубже и выдохнул. Провел ладонями по лицу. Я бы сейчас нахрен скатился вниз по этой стеночке. Уткнулся бы мордой в колени и выл. Как те волки, которых мы недавно слышали. Но это было бы слишком драматично. И, наверное, даже непозволительно. На том уровне, что я уже был, наивность не прощалась. А я как дурак во что-то светлое верил. А я за Миху своей головой ручался… И вот. Рыночная экономика, блядь, во всей красе. Купи-продай, да... И похер, что лучшего друга.
Так, ладно! Все это лирика. А нам бы разговор поскорей свернуть. Чтобы не спалиться ненароком.
- Когда будут доказательства?
- Скоро. Работу приходится проворачивать такую – что мама не горюй.
- Я все понимаю. Но мне нужны конкретные сроки. Я не могу здесь прятаться до конца своих дней. Уточни. И еще ты сказал, что тебе поручено что-то узнать…
- Да. Это касается Михаила Майкова.
- Валяй.
- Вы знали, по какой причине весной девяносто восьмого он проходил стационарное лечение в психиатрической клинике?
- Я даже не знал, что он его проходил.
- Он лежал там два месяца.
- Дерьмо какое… - я снова зарылся ладонью в волосы в отчаянной попытке воскресить в памяти те давно ушедшие дни. – Знаешь, было одно время, когда он был будто сам не свой был. Заторможенный какой-то. Вздрагивал от каждого шороха… Сейчас ты сказал – и я вспомнил.
- Волосы не тереби.
- Что?
- Волосы, говорю, не тереби. Это привычка Андрея Севера. А ему вроде еще не пришла пора воскреснуть.
- Черт…
- И еще один важный момент.
- Да?
- Майя Золотова…
- Она уедет…
- Вот и хорошо. Приезд ее отца все усложнил. Такой вариант мы не просчитывали.
- Я понимаю.
- Могут подумать, что она имеет какое-то отношение к делам отца, и…
- Мы это уже обсуждали. Я все понял, Саш. Не дурак.
- Отлично. Потому что мое начальство нервничает. А я не могу разорваться, присматривая за вами обоими, на случай чего.
Представить братьев Белых нервничающими было довольно проблематично. Я хмыкнул. В голове мелькнула мысль выписать сюда еще охраны. Но я тут же ее отмел, потому что сделать это, не вызвав подозрений, было невозможно. Штат был полностью укомплектован. Как тут объяснить приезд еще одного человека? Майю нужно возвращать на большую землю. Без вариантов… Но мне просто нужно немного времени, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Еще чуть-чуть побыть с ней, прежде чем опять окунуться в окружающую меня повсюду грязь… и предательство, не замарав её…
