Я непонимающе смотрю на себя в зеркало, перебирая в голове возможные варианты. Тане нужна моя помощь?
— Что случилось? Где ты?
— Я сейчас кину тебе адрес. Возьми с собой белую блузку.
— Блузку? — я хмурю лоб, пытаясь разгадать сестру.
— Не задавай вопросов, Вера, — он начинает в своей манере — тоном, не терпящим возражений, но внезапно говорит тихо, почти умоляюще, и внутри у меня все застывает от беспокойства, — Только приезжай скорее, прошу тебя.
— Скоро буду.
Я отключаюсь и застыв продолжаю смотреть на себя в отражении зеркала. В голове, кажется, нет ни одной адекватной мысли о том, что случилось с Таней. Мелькает идея позвонить Леше, но интуиция подсказывает, что Таня мне этого никогда не простит. Иначе почему она позвонила мне, а не ему?
От раздумий меня отвлекает опять звук из телефона. Такси ждет уже пару минут. Тихо ругаясь, я отменяю вызов, испортив свой практически идеальный рейтинг, и бегу к шкафу в поисках блузки.
Десять минут спустя я выезжаю со двора. Я позвонила Вале, сумбурно объяснив свое опоздание семейными проблемами, но пообещав задержаться не более чем на пол часа. Часы на панели авто показывали 20:34.
Еще четверть часа спустя, удачно поймав по пути все зеленые светофоры, навигатор завел меня в большой и запутанный жилой район. Я взяла в руки телефон и вышла из машины. Тут же мое внимание привлекли голоса, и я увидела два силуэта у подъезда.
Я медленно направилась туда, различая срывающийся голос Тани и нервный мужской.
— Ты обещал! Ты мне обещал!
— Я, мать твою, держу свои обещания! Из нас двоих здесь ты не следишь за словами!
Я сделал еще два неуверенных шага, боясь того, что еще могу услышать и вышла из тени под свет подъездного фонаря.
— Таня?
Сестра резко поворачивается. Я вижу ее испуганное лицо, украшенное дорожками от потекшей туши. Она крепко обнимает себя за плечи, кутаясь в пиджак, и я делаю еще шаг к ней в неосознанном порыве защитить. Она меня опережает и больно хватает за руку.
— Зачем ты вышла из машины? Почему не позвонила? — глаза блестят и ее громкий шепот звучит громким эхом на весь квартал.
— Я…
Она нервно озирается на мужчину, я успеваю лишь заметить, что он высокий, густые брови, волосы очень темные, почти черные и едва заметная щетина покрывает подбородок.
— Пойдем, — она изо всей силы тянет меня подальше от него, но я успеваю словить его растерянный взгляд.
— Таня, — он делает буквально пару быстрых шагов и оказывается рядом с нами.
— Отойди, — зло шипит Таня, до боли сжимая мое запястье.
— Ты не можешь так уйти, — нотки отчаяния звучат в его голосе, и я теряюсь от того, насколько это не совпадает с его грозной внешностью.
— Могу. Я могу, и я это сделаю, — Таня срывается, и я вижу на щеке снова блеск от слез, — я ухожу. Это все.
— Нет. Ты говорила, что…
— Я соврала.
Она замерли, борясь друг с другом взглядами, словно на ринге. Я бы так и смотрела на эту ужасную и одновременно прекрасную картину, если бы не мое горящее запястье. Я пошевелила рукой, пытаясь высвободить ее из крепкой хватки сестры, но Таня отмерла сама из-за моего движение и, отпустив меня, резко развернулась и почти побежала к машине.
Я в последний раз посмотрела на мужчину. Я хотела его ненавидеть, мне казалось, что он только что разрушил что-то важное во мне. Таня разрушила. Но он, почувствовав мой взгляд, повернулся и внутри все оборвалось — столько отчаяния было в его глазах. Я услышала, как хлопнула дверь машины, с трудом отвернулась от него и быстро пошла за сестрой.
Села, крепко обхватив руль. Таня замерла как статуя, и я все никак не могла посмотреть на нее. Повернулась снова в окно, он все еще стоял на подъезде и смотрел на нас.
— блузку привезла? — Таня нарушила тишину и я, наклонилась к заднему сиденью, кинула ей на колени пакет с блузкой.
Ватными руками завела машину и медленно начала выруливать по узким коридорам жилых дворов.
Таня сняла пиджак и свою блузку. Краем глаза я заметила, что на ней не хватало нескольких верхних пуговиц и она была немного порвана. Быстро застегнула мою, немного тесную ей в груди, поворчав тихо, что она недостаточно выглажена и откинула козырек с зеркалом, начав приводить свое лицо в порядок. Она действовала быстро и четко, как будто проворачивала это уже миллион раз. Я поглядывала на сестру, которую впервые лет за десять видела такой разбитой как десять минут назад, и не могла поверить, что ей удалось так быстро вернуться в свое привычное состояние. Но может, мне так лишь казалось.
Я посмотрела в зеркало заднего вида, словно все еще видела там силуэт незнакомца с отчаянными глазами и открыла рот, пока, еще не придумав, что сказать сестре. Меня прервал звонок телефона и я, чертыхнувшись, затараторила, не дав и слова сказать Вале:
— Прости, прости! Я уже лечу, еще буквально минут двадцать!
— Сорок минут назад, ты говорила, что тебе нужно всего пол часа.
— Извини, — кроме этого слова, мне больше нечего было сказать подруге, — я все объясню.
Таня напряженно посмотрела на меня, но я проигнорировала ее взгляд и снова заверила Валю:
— Дождись меня, ладно? Угощаю весь вечер!
— Судя по всему, ты успеешь только на один коктейль, — Валя все еще была недовольна, но голос немного смягчился.
Я наигранно засмеялась и, пообещав не задерживаться сильно, положила трубку.
— Надеюсь, ты не будешь ничего рассказывать ей, — Таня наконец подала голос, я быстро повернулась к ней и снова сфокусировалась на дороге.
— Рассказывать о чем?
— Хмм, ты сама знаешь, — она поерзала на сиденье и приоткрыла окно, пустив в салон прохладный воздух.
— Вообще-то нет. Но я очень надеюсь, ты объяснишь.
— Не нужно говорить со мной в таком тоне, я ничего тебе не должна.
Я сжала зубы до скрипа и крепче стиснула руль, сдерживая себя от грубых слов.
— Я тоже не должна была приезжать за тобой, — я сглотнула, решая, говорить ли то, что собираюсь сказать, — и прикрывать твои измены тоже не должна.
— Ты не знаешь, о чем говоришь! — моментально ощетинилась сестра.
— Тогда расскажи мне! — я повысила голос, пытаясь достучаться до сестры.
— Нечего рассказывать, — она сжалась в спинку сидения, всем своим видом показывая, что не собирается со мной откровенничать.
Я сглотнула, собираясь с мыслями. Я могу ведь просто отвезти ее домой, высадить и поехать отдыхать с Валей. Я делала так тысячу раз. Таня делала так тысячу раз. Разве нам не хватает своих проблем, чтобы еще разбираться с чужими?
— Как же Леша? — говорю я тихо.
— О, господи! — Таня взмахивает руками и со всей силы разворачивает корпус ко мне, — ты как маленькая, Вера!
— Если быть взрослой — это предавать любимых, то я отказываюсь взрослеть.
Таня смеется — громко и надменно, закинув голову вверх.
— Давно ты…? — я испуганно смотрю на сестру в истерике, не в силах закончить предложение.
Танин смех затихает, и она отворачивается к окну. Она молчит так долго, что мне кажется, она уже не произнесет ни слова. Я смотрю на ее отражение в стекле и голос ее звучит глухо:
— Около года.
Я закрываю глаза, остановившись на долгом светофоре и пытаюсь не провалиться в пустоту, которая накрывает изнутри, захватывая все нутро по частям.
— Почему?
«Почему с ним? Как давно ты его знаешь? Как хорошо? Любишь ли ты его? Любишь ли ты Лешу?». Вопросы, вопросы, вопросы. Есть ли на них ответы?
— Ты не поймешь, — поворачивается ко мне и ее улыбка похожа на оскал, — и не смей меня осуждать.
Горло сдавливает судорога, но я все же произношу:
— Главное, чтобы ты себя не осуждала.
Таня прерывисто смеется и склонив голову говорит снисходительно:
— Святая Вера! Если бы ты понимала, если бы ты могла понять других и перестать думать о себе хоть на секундочку, от тебя бы не ушел Илья.
Рука дергается на руле и я, забыв, что собиралась сделать, перестраиваюсь в соседний ряд, подрезав черную машину, громкой просигналившую мне.
