Еще больше вносила сумятицу в голову молодого эмира старуха. Да как она смела? И почему он вынужден был ее слушать?
— Да если бы Ясин знал, где прячется Алия, неужто ты думаешь, мы к тебе бы поехали, Зухария? — сбивчиво вмешался Саид, словами отражая мысли Адама, но старуха сделала вид, что вовсе не услышала его.
— Две капли воды, — продолжила та, — одна от холода едва не превратилась в лед, другая чуть не высохла от яркого солнца. Одна поможет утолить жажду, другая – отравить твое тело. Одна способна воскресить к жизни целую страну, другая — погубить ее навеки. Тебе решать. Только тебе выбирать, какой ты позволишь проникнуть в твое сердце.
— Я не понимаю тебя, — пересохшими губами прошептал Адам. Он не врал. Он действительно, сидя в полуразвалившейся лачуге в самом сердце Блароха, не мог уловить ход мыслей старухи.
— Не понимаю, — повторил он, уловив на себе недоверчивый взгляд Саида.
— Я все сказала и добавить мне нечего, — огрызнулась ведьма, еле встала со своего места и, укутавшись в облезлую верблюжью шкуру, указала гостям на выход. — А сейчас идите вон, оба. Я устала.
¹ Херис — пшеничная каша с мясом, которую тушат более 5 часов. Традиционно ее готовят к праздничному столу.
12. Без выбора
Исландия
Энн
— Милая моя, просыпайся, — ласковый голос Арны сквозь обрывки снов прорывался к сознанию Энн. — Девочка моя, попытайся встать.
Открыв глаза, девушка смогла различить встревоженное лицо матери, постаревшее за эти дни на добрый десяток лет. Солнечные блики игриво переплетались в ее длинных густых волосах, подсвечивая их и придавая образу Арны налет некой божественности.
— Как ты, Энни? — спросила она, с тревогой осматривая дочь. — Давай, я помогу тебе встать.
— Я сама, — искусанными в кровь губами, прошептала Энн и на локтях попыталась приподняться, но каждое движение отдавалось жгучей болью во всем теле. — Папа вернулся?
— Нет, Энни, нет, — еле сдерживая слезы, поспешила успокоить дочь Арна. — После того, что натворил? Боюсь, раскаяние за свой поступок еще долго не позволит ему вернуться. Господи, Энни, за что нам все это?
— Мамочка, — с неимоверным усилием все же приняв сидячее положение, Энни крепко обняла мать. — Я сама во всем виновата, сама. Не стоило мне приезжать, не стоило заводить с отцом этот разговор. Да и с лестницы я сама упала, мам. Не вини его: я просто оступилась.
Арна ничего не ответила, лишь сильнее прижала дочь к груди: в таком состоянии свою девочку ей еще ни разу не приходилось видеть.
— Дай я посмотрю, — уже не стесняясь своих слез, произнесла она, слегка отодвигая край ночной сорочки с плеча девушки: алые разводы вперемешку с синеющими гематомами вдоль спины дочери разрывали ее сердце на части. — Я принесла мазь, сейчас все обработаю.
Энн кивнула: без посторонней помощи справиться ей было не под силу.
Ларус сорвался накануне днем, когда Арна вместе с Оскаром и Петером уехала в город за покупками. Энн к тому времени уже почти неделю жила в родительском доме, вернувшись сразу, как стало известно об исчезновении Хинрика. Разве могла она подумать, что даже в этом отец будет винить ее...
Несколько дней Энн просто была рядом, на подхвате, помогала по хозяйству. Ларусу и Арне было не до того: на след Хинрика выйти никак не удавалось, а размер неустойки, озвученный представителем Адама, рос с каждым часом словно на дрожжах.
В тот день, оставшись с отцом наедине, Энн набралась смелости рассказать ему об афере алмазного короля, но стоило той лишь заикнуться о знакомстве последнего с Ангуром из Дезирии, как Ларус взорвался: схватил первое, что попалось под руку и замахнулся на дочь. Ни с какой лестницы Энни, конечно, не падала, но причинять еще большую боль Арне своими признаниями не хотела.
— Уже не так больно, мам, — Энн пыталась успокоить мать, ощущая как дрожали ее руки, прикасавшиеся к следам дикого гнева Ларуса. — Правда, все хорошо!
Но, чем больше Энн пыталась казаться сильной, тем сильнее сжималось сердце женщины: таким агрессивным и жестоким своего мужа она еще не знала.
— Непокорная, непослушная, своевольная, — причитала Арна, аккуратно распределяя лекарство по коже. — Энни, я же тебя предупреждала, что он не в себе. Не стоило подливать масла в огонь. После того, как Адам Ваха выставил неустойку, Ларус словно сорвался с цепи. А ты...
— А я оказалась не в том месте, не в то время... Почему он во всем винит меня, мам? Нашел бы Хинрика и срывался на нем.
— Мне иногда кажется: будет лучше, если Ларус его никогда не найдет. Если он с тобой сотворил подобное, то с ним что он сделает?
— Отцу нужна помощь, мам. Есть же какие-то курсы по управлению гневом? Ладно я — уеду, но Оскар и Петер останутся...Неужели тебе не страшно?
— Страшно, Энни, страшно. Я поговорю с ним, обещаю.
Девушка улыбнулась, хотя понимала, что все разговоры матери с Ларусом были бессмысленными.
— Ты напоминаешь ему Джоанну, — осеклась было Арна. — Внешностью, характером, поведением. Он до безумия любил свою сестру и возненавидел ее, когда та принесла слишком много боли в наш дом. Думаю, поэтому он перекладывает на твои плечи и свою вину сейчас.
— Тссс, — пискнула Энн, когда мать нечаянно задела ссадину.
— Прости, дорогая, — Арна тут же подула на ушибленное место и продолжила: — Я же говорила ему, много раз просила: отступиться от этого жеребца. Но нет, он втемяшил в свою голову, что его необходимо продать! Все наши беды — от его поспешного решения, а страдаете вы. Прости меня, дочка, что не успела его остановить.
— Все хорошо, мам, — прошептала Энн. — Не переживай так.
— Да как же не переживать, — выдохнула Арна, убирая тюбик с мазью. — До свадьбы заживет!
— До моей? — засмеялась сквозь неприятное жжение в области ссадин девчонка. — До моей точно заживет!
Ближе к обеду Энн все же нашла в себе силы выйти в гостиную: ей очень не хотелось, чтобы младшие братья заподозрили неладное. К счастью, Ларус так и не вернулся домой, скорее всего отсиживаясь у Кристофа.
Так сильно отец Энн сорвался впервые. Наверно, поэтому она не знала, что чувствовать и как реагировать на подобную выходку Ларуса. Конечно, жгучая обида разъедала ее девичье сердце вперемешку с желанием уехать из дома раз и навсегда. Простить подобное отцу было невозможно... Но в то же время, Энн до безумия было жалко Ларуса. Она была убеждена: поднять руку на слабого может только сильно несчастный и обиженный жизнью человек.
Потрепав Оскара по голове, она уместилась рядом с ним на диване и поймала на себе печальный взгляд Петера. Энн все время забывала, что в свои двенадцать он хоть и казался еще ребенком, но многое видел и понимал не хуже взрослого.
— Все хорошо, Петер, — поспешила она успокоить брата. — Правда.
Тот кивнул в ответ, но ничего не сказал. А Энн и не нужны были слова — она видела по глазам: не поверил.
— Я завтра вернусь в Рейкьявик, наверно, уже до начала учебы точно, — придав голосу беззаботности, бросила она.
— Правильное решение, — донесся с кухни голос Арны.
— Не уезжай, — пропищал Оскар. — Что вы все уезжаете? Хинрик, папа, теперь ты, Энн. А как же мы с Петером?
— Вы можете приезжать ко мне в гости хоть каждый уикенд.
— Мама, а можно мы к Энн в гости съездим, — тут же сорвался с места Оскар и побежал к Арне.
— Я ему это не прощу, — дождавшись, когда младший брат доберется до цели, прошипел Петер.
— Ты о ком? — удивилась Энн. По крайней мере, ей удалось сделать вид.
— О Хинрике! Гадкий тролль! Вот он кто!
— Петер, не надо, — попыталась остановить брата девчонка, но тот и слушать не стал.
— Эгоист! Разве животное может быть дороже семьи?
— Думаю, нет. Но у него просто возраст такой — сложный. Не сердись на него.
— Думаешь, я не знаю, что папа вчера наделал? А все из-за него! Украл коня он, а страдаешь ты.
