эмоции.
– Подумал? Теперь можешь уходить. Ребенок спит, мне завтра на работу, ты не вовремя. Тебя здесь никто не ждал.
– Не злись, Вика. Ты прекрасно знаешь, что нам нужно обсудить то, что ты мне сказала. Это, знаешь ли, неожиданно – узнать, что у тебя, оказывается, есть взрослая дочь. И что ее мамаша даже не удосужилась сообщить об этом. Я с трудом успокоился, не заводи меня снова, иначе взорвусь.
– Ты не посмеешь оскорблять меня в этом доме!
– Тогда выйдем? – едко спрашивает он, выгибая бровь.
Мы смотрим друг на друга с раздражением, дышим тяжело, потом Руслан отступает:
– Ладно, прости, что сорвался. Ты должна меня понять. Пойдем на кухню, поговорим.
– Не самое подходящее время для разговоров.
– Вика, – с нажимом произносит он и без приглашения проходится по квартире, без особого труда находит, где расположена кухня.
Он садится на табуретку, заполняя собой маленькое пространство помещения. Я остаюсь стоять. Прислоняюсь к косяку двери, плотнее стягиваю на груди халат.
– Не волнуйся, я не собираюсь требовать с тебя алименты либо бежать к журналистам и рассказывать о том, как ты меня когда-то беременную бросил, – мой голос звучит глухо, я стараюсь скрыть от Руслан свои настоящие чувства. – На самом деле нам с Алисой от тебя ничего не нужно. Просто… просто не смогла промолчать. А теперь даже жалею. Наверное…
– Чью фамилию носит Алиса? – его вопрос звучит настолько неожиданно, что я на мгновенье теряюсь.
– Макса.
– Отчество тоже его? – Он сжимает и разжимает кулаки, мышцы на руках натягиваются.
– Она родилась в браке с ним, в свидетельстве о рождении он числится ее отцом.
– Чудесно. Моя дочь записана на какого-то левого мужика, – зло рявкает он, и я подпрыгиваю на месте от неожиданности.
– Алису разбудишь, – сквозь зубы произношу я, потом подхожу к кухонному гарнитуру, включаю чайник, достаю из шкафчика чашки. Стою спиной к Руслану, тяну время, в глаза смотреть ему не хочу.
– Я все обдумал и решил, как мы поступим дальше, – уже более спокойно говорит он, и я резко разворачиваюсь, теряя весь свой страх и неуверенность. Во мне зажигается искра. Я готова отстаивать наши с Алисой интересы, и если он думает, что сможет диктовать условия, то глубоко заблуждается.
– Ну, ты говори, что там решил, но мать Алисы я, вырастила ее я, и последнее слово будет за мной, – с нажимом произношу я, давая понять, что до конца буду отстаивать наши с ней интересы.
– Ты вырастила ее одна лишь потому, что мне ни черта не сказала! – Он звереет на глазах, лицо перекашивает от злости, в глазах укор.
– Ты женился, Руслан! Тем самым дав понять, кого именно выбрал. Я не хотела разрушать вашу семью, не хотела, чтобы на моего ребенка косо смотрели, пальцем тыкали и считали нагулянным. А было бы именно так. Людям только дай повод для сплетен. Тем более Алиса – дочь не простого работяги с завода, – завожусь я.
– Как видишь, семьи давно нет, – разводит он руками, говорит уже чуть спокойнее. – Зато есть дочь. Которая выросла без отца. И я для нее чужой дядька.
– Что ты хочешь от меня, Руслан? – устало спрашиваю я и сажусь напротив него на стул. – Ничего уже не изменить, сам понимаешь. И если бы мне дали выбор пережить то время еще раз, я поступила бы так же. Нам было спокойно без тебя, твоей Софи и еще одной дочери. Говори уже, что хотел, и уходи.
– Завтра мы поедем в клинику и сделаем тест на отцовство, – безапелляционно заявляет он.
Я поднимаю на него обескураженный взгляд.
– И не смотри на меня так. Я не хочу, чтобы еще через десять лет оказалось, что ты случайно ошиблась. Да и нам все равно придется его сделать. Я проконсультировался с адвокатом, он отправил мне перечень необходимых документов для установления отцовства. Я хочу, чтобы дочь была записана на меня.
Мне совершенно не нравится его властный тон. Я привыкла сама решать, планировать, утверждать все важные решения, которые касаются дочери, и заботиться о ней, поэтому появление в наших жизнях Алмазова приведет к полному хаосу.
– Какой ты быстрый, однако, – хмыкаю я. – Хорошо, – киваю, задумчиво глядя перед собой. – Нужно как-то Максу сообщить об этом.
И маме. Но этого вслух уже не произношу.
– Если хочешь, я могу с ним сам поговорить, – предлагает вдруг Руслан.
– Что? Нет, это только между ним и мной, Алмазов, и не смей в это лезть. Я ведь никому никогда не говорила, кто отец Алисы, – с грустью в голосе признаюсь я. – Придумала историю о том, что познакомилась на отдыхе с мужчиной, но… ребенок ему не нужен был, и он дал мне денег на аборт и отступные. Так я объяснила родным наличие на моем счету крупной суммы.
– Чудесно. Просто чудесно.
Злость, исходящая от него, практически осязаема.
– Надеюсь, до Алисы эти разговоры не дошли.
– Слушай, я впустила тебя посреди ночи лишь потому, что надеялась на нормальный, конструктивный разговор, а если ты собираешься кричать на меня, давить на совесть, бросать вот эти уничижительные взгляды в мою сторону…
– Я, вообще-то, сам нагло вторгся в твою квартиру, а не ты меня впустила, – перебивает он, самодовольно ухмыляясь.
– Но я могла даже дверь не открыть, когда увидела в глазок, кто к нам пожаловал. И не смей упрекать меня, ясно?
– Ты такая милая, когда злишься, – неожиданно произносит он хриплым голосом, подаваясь вперед и обжигая меня своим дыханием.
На мгновенье между нами повисает пауза, взгляд Руслана смещается на мои губы. Я непроизвольно облизываю их языком, в горле пересохло. Я вдруг начинаю переживать о своем внешнем виде. Я ведь даже в зеркало на себя не взглянула.
– Щеки надула, на хомяка похожа, – произносит он и встает из-за стола. С невозмутимым видом проходит к столешнице, наполняет чашку кипятком. Я так и не сделала нам чаю.
До меня не сразу доходит смысл его слов. А когда доходит, из горла вырывается возмущенный стон.
– Ну спасибо, что сравнил меня с крысой. Если это все, что ты хотел сказать, то можешь собираться домой, сейчас не время[n5] для чаепития. Время[n6] видел?
– Сама ведь
