равнозначного обмена.
– Вы большой баловник, господин Ярцев, – говорит серьезно, но черти пляшут во взгляде. – Я девушка скромная. Согласна на фото в дешевом пеньюаре.
– Ты ведь снова меня обманешь. Я просто уверен в этом, – господи, она ведет эту партию. Как так бывает? Я же злой и сильный и всегда держу все под контролем. И этой булке удалось меня нагнуть, как сопливого щенка. Что происходит вообще? Борьку я урою за его игры. Но сейчас меня раздирает азарт другого рода. И это пострашнее Борюсиковых изысканий.
Вера подхватывает с кровати небрежно брошенное кружево, и у меня пересыхает во рту. Сдирает с себя уродские тряпки.
– Отвернитесь, я скажу когда можно смотреть.
Черт, со мной случится инсульт или инфаркт, или и то и другое, если я сейчас что-то не сделаю с этим безумием. Отворачиваться я не стал. Замер истуканом. Просто закрыл глаза, чтобы не сойти с ума. Кажется проходит уйма времени. Что она там копается?
– Я готова, – тихий голос звучит так искушающе. Хрен с ним с Алмазом. Ее надо гнать взашей, или самому бежать не оглядываясь. Усилием воли заставляю себя посмотреть в сторону чертовой бабы.
– Так я и знал, – хохочу, до одышки. Вера стоит в пеньюаре, под которым проглядывается мой костюм для дайвинга. – Вы еще и ворюга. Разгуливали по дому в диванной обивке? И когда вы все успеваете? Где нашли красотищу. Получше-то ничего не было.
– В чулане под лестницей. Так мы будем фотосессию проводить или нет? Я устала, – нервно спрашивает наглая гангрена.
– Ложитесь в кровать, Вера, – выдыхаю отсмеявшись. На безрыбье и рак рыба, как говорится. А в темноте Борюсик может и не поймет, что у девки под пеньюаром резиновый костюмчик с укороченными штанами. Где были мои глаза, когда я его купил? Выкину к чертовой бабушке. А потом, может у нас такие фантазии. – Не бойтесь, на вашу честь я не стану посягать. Я не настолько оголодал, чтобы бросаться на прорезиненную мегеру.
Последнее слово все же остается за мной. Вера молчит, пока я щелкаю камерой на телефоне. И не говорит ни слова, когда ухожу делая вид, что потерял интерес к нашим играм. И слава богу, а то бы я остался, выколупал ее из дурацкого скафандра и…
– Завтра я закажу вам одежду, – говорю уже возле двери, даже не оглянувшись. – И она будет соответствовать моим понятиям о том, как должна одеваться няня моей дочери. А пока скажу горничной, она принесет вам халат и тапки.
– Это будет очень кстати. Спасибо, – ее голос снова звучит бесцветно. Я ей неинтересен. И от этого факта мне чертовски плохо, мать ее ведьму так. Но думать об этом некогда. До двенадцати осталось всего пять минут. И Вера снова превратилась в тыкву.
Вера
– Маза фака, мы с ног сбились ее искамши, а она живет у шикарного мужика и болт клала на наши метания. Как тебе не стыдно, Вера? Я даже деду твоему звонила. Старый хрыч меня послал в такой пеший тур, что решись я на предложенный дряхлым грубияном променад, не одну пару чугунных сапог бы сточила. И не только сапог, – орет мне в ухо Валька, номер которой я умудрилась выколупать из глубин памяти. И теперь уже жалею, что позвонила.
– Валя, зачем деду-то? Я ему неинтересна давно. – ежусь под порывами ветра, от которого не скрывают высаженные вдоль забора участка Ярцева, соосны. В доме поговорить мне не удалось. Проклятый мерзавец не спускал с меня глаз с того самого момента, как вручил мне обещанный телефон и огромный кофр с логотипом известнейшей фирмы, под завязку набитый дорогим барахлом. Из всей одежды я смогла надеть только укороченные брючки, более или менее приличную блузку, единственную у которой нет декольте до пупа, пальто, перчатки из тонкой лайки и берет. Все остальное можно отдавать на благотворительность, проституткам находящимся в сложной финансовой ситуации. – Только любящего родственника и его огромных дрессированных тараканов сейчас мне не хватало. Вы там вообще что ли умом брякнули?
– А потому что в полиции заявления принимают только от родственников. И вообще, это Козы была идея. Короче, рассказывай все в подробностях. Во всех интимных и горячих. Как он? Жеребец? Или все, что про Ярцева рассказывают брехня? – жадно интересуется моя подруга, а мне отчего-то становится неприятно и гадко.
– А что про него говорят? – да, я знаю, что ступаю на опасную дорожку и выпускаю из ящика Пандоры самое страшное из несчастий – поток сплетен от виртуозной собирательницы оных. Но ничего не могу с собой поделать. В конце-концов, любопытство же не порок.
– Он злой и опасный, а еще у него…
– Эй, ты. Ты кто такая?
Я вздрагиваю от неожиданности и поворачиваюсь к источнику звука, чтобы посмотреть, кто отвлек меня от увлекательного разговора.
– Перезвоню, – шепчу в трубку, прежде чем нажать кнопку отбоя.
На меня смотрят злые глаза, в которых явственно читается презрение. Мужчина, стоящий за кованой калиткой красив, но что-то в его облике отталкивает, какая-то небрежность в движениях что ли, а может нервические подергивания небритой щеки.
– Я здесь работаю, – отвечаю спокойно, но уверенной себя не чувствую.
– Тогда шевели своей толстой задницей, если не хочешь вылететь с места. Долго я буду ждать, пока меня впустят в дом родного брата?
Да, теперь я вижу сходство. Братья очень похожи. Только у Макара подбородок более волевой, изгиб губ обозначен четче, и взгляд уверенный. Взгляд человека волка. У мужчины стоящего сейчас передо мной глаза бегают, как у воришки. И это портит его даже больше, чем неухоженная щетина на подбородке и трясущиеся руки.
– Я не могу впустить кого бы то ни было в чужой дом без соответствующего разрешения. Позвоните в домофон, или своему брату, – мой приветливый тон кажется совершенно чужеродным, неприменимым к странному гостю.
– Сука, – голос мужчины дрожит от неприкрытой злости. Если бы взглядом можно было убивать, я бы наверное уже валялась бездыханной на мерзлой земле. Но слава дедушке, у меня иммунитет на подобные выплески отрицательной энергии в мою сторону. Он смотрит мне за спину и меняется в лице.
– Вера, вы свободны, – раздается уверенный насмешливый бас прямо у
