которую я себе выторговала по очень высокой цене.
Не имею права и не допущу ни единого падения. В первую очередь я буду думать о своем благополучии и безопасности. Это главное. Остальные хотелки должны отходить на второй план.
И Рустам Белов однозначно входит в их перечень.
Натягиваю на себя многочисленную одежку и выхожу через запасной выход, свято уверенная в том, что меня не достать. Вот только сильный захват на руке свидетельствует совсем о другом. Холодок проходится по коже, а и без того рваное дыхание становится надсаднее.
—Ну привет, Василиса, — хрипит в ухо слишком знакомый мне голос.
Я замираю, обледеневаю. На месте прирастаю в пол.
Не может быть, глазам своим не верю. Заледеневшие руки замирают, сжимаясь в кулаки.
—Ты… — сипло выдаю, не понимая до конца, что это реальность, а не долбанный кошмар, явившийся ко мне, чтобы запугать.
Страх тонкой плетью скользит между лопаток, заставляя содрогнуться. Боже. Я не верю, что вижу этого человека прямо здесь и сейчас. Вместо очевидного действия — бежать, я не могу и вдохнуть.
—Как жизнь молодая и зеленая? Цветешь и пахнешь, да?
—Что …ты тут делаешь? — сбивающимся голосом спрашиваю, плавно вырывая руку из цепкого захвата, но куда там. Бывший отчим тянет меня в сторону мусорок, где находится тупик, где даже в лучшие времена мало кто ходит хотя бы просто потому, что тут мало кто бывает чаще двух раз в неделю, когда этот пресловутый мусор вывозят.
Нет! Я пытаюсь вырваться, но мужчина хлестко цепляет меня и пригвождает к грязной и холодной стене. Господи, не может этого быть, просто не может.
—Не ожидала меня тут увидеть, да? Ну что ж, а я вернулся, детка, чтобы забрать свое, — лицо, усыпанное шрамами и морщинами, смотрит на меня злобно. Имеет право, наверное, еще бы, именно я и люди, близкие мне, засадили эту падаль в тюрьму на много-много лет, вот только сейчас он почему-то не там, он здесь, а рядом со мной нет никого, кто смог бы меня защитить.
Всматриваясь в черную бездну его страшных глаз, я беззвучно хриплю:
—Чего ты хочешь?
Однако выходит злобно, воинственно. Я не для того…не для того все это пережила, чтобы сейчас вновь столкнуться с ним.
—Не боишься меня, да? А жаль, стоит ведь, — цокает языком. — За все, что ты сделала со своими сопляками. Стоило бы, стоило бы дрожать и сломя голову бежать. Но не выйдет, детка. Я тебя найду всюду, просто знай. Это на случай, если ты все-таки после нашего разговора захочешь сбежать с тем, что тебе не принадлежит. Знай, что не выйдет. Лучше подобру-поздорову отдай мне все, и тогда я, может быть, забуду о твоем проступке. Может быть, — он прищуривается и наклоняется, сильнее впиваясь взглядом в мои потухшие глаза. Боже.
Что же будет? Пальцы скребут по грязной стенке, пока я раскидываю варианты в голове. Кричать не вариант. Не услышат. Вести переговоры с психом глупо и недальновидно.
Не убьет же он меня в самом деле, раз чего-то хочет? Ему что-то надо. Что. Что ему надо?
Мозг лихорадочно перебирает варианты, но не находит ничего, что я могла бы присвоить. Господи, о чем этот псих? Рука без двух крайних пальцем поднимается выше и умещается на шею, стягивая кожу. Нет. Мои глаза распахиваются шире, а изо рта вырываются полустоны и полухрипы. Он не душит, но показывает превосходство.
— Я понятно объясняю?
—Я…не…понимаю, — приподнимаясь на цыпочках, вытягиваю шею.
—Хорошая попытка, но я не поверил. Старайся лучше, твоя мамаша так же бездарно врала, как и ты. Напомни мне, где она? — выплевывает мерзость мне в лицо и резко отпускает. Внутри все переворачивается, и я плавно стекаю на пол. — В следующий раз, когда я приду, тебе уж лучше все подготовить.
Звонкий стук шагов разносится в моей голове отголосками боли. Вот так вот этот кусок дерьма решил намекнуть мне на другой исход нашей ситуации, вот только я не понимаю, о чем он и что хочет. Взгляд цепляет тучную фигуру, он располнел, и, как говорится, захерел, что, впрочем, неудивительно, ведь в местах не столь отдаленных не бывает сладко, а с его послужным списком, чудо что он вообще выжил. Видит Бог, я не желала в своей жизни зла никому. Но этот человек заслуживает возмездия во всех его проявлениях.
Пальцы дрожат и все тело в огне, мне страшно. Вглядываясь в пустоту, я начинаю терять связь с реальностью, лишь одна мысль настойчиво пульсирует в голове:
«Он вернулся, он вернулся, и так просто он не оставит ситуацию, что тянется из прошлого».
Поднимаюсь и иду, хоть ноги не слушаются. Мне надо позвонить.
Я так надеялась, что все закончилось раз и навсегда, мне обещали, меня заверяли в положительном исходе, и что в итоге? Пять лет вместо положенных двадцати? Серьезно? Глотая слезы, не сразу понимаю, что начинается снег с дождем, и я иду в сторону дома в таком раздрае, что реальность размывается. Холод укутывает меня, утягивает на дно.
А ведь я рискнула всем, даже собой, чтобы наказать этого человека, чтобы заставить его ответить за свои поступки, и за всю боль, что он причинил матери и мне, я пошла на все, свято веря, что он получит наказание за свои грехи, как мне говорили Слава и Женя. Только благодаря им удалось провернуть самое страшное дело в моей жизни, только эти двое знают, чего мне стоило все это. И чего я лишилась.
Мне холодно, ветер задувает мокрое лицо, покрывающееся колючками мороза. Но я упорно иду, находясь в каком-то коматозном состоянии. В руках сжимаю телефон, который, кажется, примерзает к обледеневшей коже. Но так и не делаю ничего, кроме того, что иду вперед, слабо ориентируясь в пространстве.
Когда передо мной резко тормозит черная машина, я смотрю на ситуацию индифферентно. Сквозь поток снега с дождем мне не видно сидящего за рулем, зато я отчетливо понимаю, что мне все равно. Вот так вот. Этот день высосал из меня все соки, и скорее бы ему закончиться, чем продолжать меня мучить.
Пусть уже метеорит в голову прилетит или еще чего, раз пошла такая пьянка. Режем последний огурец.
В следующий момент мой взгляд выхватывает массивную фигуру Белова. Еще бы. Куда ж без него? Это долбанная вишенка на скисшем тортике, без нее никуда, Василиса. И жрать тебе этот тортик еще очень долго, дорогая!
Рустам подходит
