она хорошенькая, что Брагин глаз от нее оторвать не может. Так и смотрят друг на друга, пока улыбки медленно тают на губах.
– Значит, комплиментов достаточно?
– Пока да. Тут хоть бы эти переварить.
– И что теперь? Кино?
– И пицца! Я жутко проголодалась. Сделаешь заказ? А я пока выберу, что посмотреть.
– Надеюсь, не мультики, – бурчит Брага.
– Надейся, – мстительно замечает Манюня.
К телефону Арс идет, улыбаясь во весь рот.
– Мань, а ты какую пиццу любишь?
– Да что ж такое-то? Ты делаешь успехи!
– Серьезно?
– Угу. До этого тебе даже в голову не приходило спросить, чего я хочу.
– Правда? Как некрасиво с моей стороны.
– А я о чем?
– Только знаешь, тут есть небольшая несостыковочка. Помнится, когда ты заказывала обед, то тоже ничего у меня не спрашивала.
– Это потому что про тебя все ясно и так. Ты хищник, а значит, мясоед.
– А ты?
– А я люблю пиццу Маргариту. И тебя, конечно.
Маня переворачивается на живот, подтаскивает ноут, видно, чтобы таки найти фильм, а Брага еще некоторое время стоит неподвижно и смотрит на нее, открыв рот. О том, что «люблю» Марфы относится к их давнему уговору, он вспоминает почему-то не сразу.
Несмотря на опасения Арсения, фильм она выбирает хороший. Но смотрят они его все ж не в постели, а на подушках, разбросанных у камина. И это очень хорошо… Просто лежать вот так, с рычанием поглощая пиццу из Манюниных рук и попутно игриво прихватывая губами ее тонкие пальчики, перепачканные соусом. Кто-то, возможно, скажет, что это редкая дурь. Но, во-первых, идите в пеший тур со своим мнением, а во-вторых, когда ему было дурачиться, как не теперь? В детстве? Так того у Браги не было толком... И вообще он же хищник, блин. Надо соответствовать.
– О чем задумалась? – на ушко, а пальцами в волосы. Они у Мани цвета спелой пшеницы. Красивые.
– Над темой нового выпуска.
Обидно. Сам Брага ни о чем, кроме Мани, думать не может.
– И какие варианты?
– Причины перехода к прямохождению. Новые теории.
– Боюсь, я и в старых не силен.
– Ну, вообще считается, что прямохождению способствовала острая необходимость освободить руки. Например, чтобы нести детеныша, который уже не мог удерживать себя сам, хватаясь за материнскую шерсть, или чтобы, например, отбиваться дубиной от каких-нибудь саблезубых тигров.
– Звучит разумно.
– Точно. Вот только близкое общение с тобой наводит меня на совершенно другие мысли.
– Правда? – восхищается Брага. – И на какие же?
– Возможно, дубина могла понадобиться, чтобы отбиваться от озабоченных типов вроде тебя. Ты ж меня ни на секунду не оставляешь в покое!
– Это все потому, что кое-кто утверждал, будто после секса девушке нужно особенное отношение!
– А-а-а, так вот этим всем рукоблудием ты просто выражаешь свое особенное отношение ко мне?
– Фи! Такая умная, а что есть рукоблудие, не знаешь. Я же тебя трогаю, а не себя, Мань… Хотя, когда мы перепробуем все другие способы, можно попробовать и этот. Даже хорошо, что ты о нем вспомнила. Я с радостью понаблюдаю за тем, как ты сама себя ласка…
– Ну, уж нет, – испуганно перебивает Маня. – Спасибо.
– Между двумя любящими друг друга людьми не может быть никаких табу. Это всем известная заповедь, ты разве не в курсе?
Марфа закусывает губу и отворачивается. Но Брага успевает уловить то самое растерянное выражение лица, которое уже не раз у нее наблюдал. И это его беспокоит. Арс чувствует, что делает что-то не так, а что – понять не может. Поэтому его смех в этот раз выходит как будто натужным…
– Очень занятно. И где же это, позволь спросить, записано? В Евангелии от сатаны?
– От сатаны-ы-ы, – хохочет Арс. – Манюнь, я тебе говорил, что ты прелесть?
– Нет. Но спасибо. Ты тоже не так плох, как можно было подумать.
– Эй! А почему это сразу думать обо мне плохо?
– Ну, не знаю… Чего ждать от человека, которому на день рождения решили подарить девственницу? Мне казалось, ты – пресытившийся самовлюбленный циник. Испорченный деньгами донельзя.
– Не так уж ты и далека от правды.
– Да, но… И далека в то же время. Ты не плохой. Я рада, что именно ты стал моим первым мужчиной.
Глотку Арса перехватывает. Он кивает. С нежностью целует Маню в висок.
– Слушай, а ты ведь до сих пор мне не рассказала, зачем тебе понадобилось… хм… вот это. Ты же не такая совсем. В смысле… не продажная.
– Если я скажу, что ради науки, ты мне поверишь?
– В каком смысле? Ты сейчас проводишь какой-то эксперимент? Надо мной?
– Да нет же! – Маня смеется. – Эксперимент я провожу с обезьянами. А твои друзья, считай, его финансируют. К тому же…
– Да?
– Когда я увидела, с кем мне предстоит быть… – Маня пожимает плечами. – В общем, ты показался мне привлекательным.
Напрочь забыв о первой части их разговора, Брага расплывается в широкой улыбке:
– Привлекательным, значит?
– Угу.
– Ты мне тоже показалась привлекательной. Прямо любовь с первого взгляда.
– М-м-м, – невнятно бормочет Маня. – Слушай, а мы же так и не посмотрели твой соляр.
– Кого?
– Ну, помнишь, подарок твоей матери.
– О, нет. Избавь меня от этого. Лучше расскажи мне что-нибудь…
– О чем?
– О чем угодно. О чем мы там говорили?
– О любви, – вспоминает Маня, с неожиданной серьезностью на него глядя.
– Ну, вот о ней и расскажи – ты же все можешь объяснить с точки зрения науки – что это за чувство-то такое – любовь?
– Та же физиология… – Марфа отводит глаза, садится и в задумчивости ведет пальцем по полу.
– Но ее же не было у наших предков?
– Нет. Это физиология более высокого уровня. В этом процессе задействованы прогрессивные отделы головного мозга, появившиеся несколько позже. Есть версия, что именно под действием любовного чувства мозг совершенствовался.
– А я читал, что любовь, наоборот, отключает голову полностью.
– Ты поэтому так боишься влюбиться?
Какой-то странный вопрос. Неожиданный.
– Я не боюсь, Манюня. Я на это попросту не способен. Но разве мы обо мне говорим, м-м-м?
– Нет. – Встает,
