во вполне понятный мне пазл. Почему Гера динамил мои звонки целый день теперь не надо было и задаваться вопросом.
Господи, я первосортная идиотка! А он просто идеальный козёл.
Молча подойдя к кулеру, я налила в пластиковый стаканчик воды и залпом выпила один. Ледяная жидкость помогла заморозить весь эмоциональный шторм, что с каждой секундой накрывал меня все сильнее. Второй стакан с водой я так же молча отнесла воющей Вике.
— Держи и успокаивайся. Тебе нельзя так нервничать.
— Спасибо, — дрожащими пальцами она забрала из моих рук воду.
— Тебе сколько лет? — осторожно полюбопытствовала я, наблюдая, как юное создание делает нервные глотки.
Шмыгнув носом Вика, глубоко вздохнула:
— Восемнадцать.
Твою же гребаную мать! Внутри меня все мерзко слиплось в один ком. Она же действительно ещё совсем ребёнок. Здесь Гере даже повезло, так как возникло непреодолимое желание придушить его расписное тело до конца. И вряд ли бы меня что-то остановило, не находись оно в реанимации.
Чувство беспокойства и страха за него разом сменилось острым и болезненным ощущением дебилизма всего происходящего. Я даже не совсем понимала кто в этой ситуации более жалок: Гера, оказавшийся редким проходимцем, получившим мгновенную карму; Вика, беременная от того, кому на хрен не нужна или я, кто просто по своей дурости попался ему под руку. А точнее под член...
Из дверей приёмного отделения я вышла словно пьяная. Только сознание отправлял не алкоголь, а ядовитая горечь. Вика так и осталась в больничных стенах глотать слезы, а у меня не было желания там находиться и продолжать беседу, как и говорить влюблённой беременной девочке, кто я такая и каким образом оказалась здесь. Да она особо и не расспрашивала. Даже имени моего не спросила. Оно и к лучшему. Этот короткий разговор с Викой вымотал меня до полного бессилия.
Домой я явилась в обнимку со рваным сердцем и бутылочкой шампанского. Фраза: «напиться и забыться», хотя бы до завтрашнего утра, идеально вписывалась в мою опустошенность.
Квартира встретила меня тёмной тишиной. Я беззвучно закрыла за собой дверь и из последних моральных и физических сил проскочила по коридору к своей спальне.
Ветровку, футболку, джинсы скинула прямо на пол, даже не позаботившись, чтобы аккуратно повесить все в шкаф. Хотелось скорее избавиться от этого больничного запаха, как и от любых воспоминаний сегодняшнего дня. Закутавшись в мягкий домашний халат, я с бутылкой в руках забилась в уголок на кровати. Глухой «чпок» пробки от шампанского показался мне охренительно спасительным звуком, обещающим забытье сегодня и головную боль завтра. Да плевать! Лучше пусть трещит по швам мозги, чем будет ныть душа. Было бы из-за кого... Наглый, омерзительный мудак! Ненавижу!
Как же нужно было мне одуреть, чтобы совсем забыть об очевидном? Гера такой же типичный мажорный баловень, как и Егор. Скажи мне кто твой друг, и я скажу кто ты. А чем заканчиваются отношения с подобными экземплярами, знала не понаслышке, до сих пор слушая, как по ночам рыдает Кира.
Усмехнувшись, я жадно отпила шампанское прямо из горла бутылки. Два глотка - и уже ведро слез стекало по щекам. Это был идеальный водоворот жидкости для моего растоптанного чувства доверия и влюблённости.
— Маш, — послышался тихий голос за дверью спальни, — ты не спишь?
Быстро стерев ладонью слезы со щек, я отставила шампанское на пол.
— Нет.
— Можно? — Отворив дверь, Кира осторожно заглянула ко мне. — Просто показалось, я слышала, шаги в коридоре. — Её худенький силуэт в смешной пижаме едва угадывался в темноте, а голос сипел. И явно не от простуды.
— Ты опять плакала? — с укором хмыкнула я.
— Маш... — по комнате рассыпался её тяжёлый вздох.
— Держи. — Моя рука опустилась к полу, обхватила стоящую там бутылку и протянула сосуд с шампанским Кире.
В этот раз я и не собиралась уговаривать её не лить слезы. Рыдать так рыдать. Зато вместе. Немного помявшись в дверях, Кира все же проскользнула в комнату и присела ко мне на кровать.
— Пьёшь прямо здесь? Сама? Ты меня пугаешь...
— Не сама, а уже с тобой. И не пью, а расслабляюсь. Что-то я так устала… — серьёзно заявила я, продолжая держать на весу руку с протянутым Кире шампанским.
Не говоря больше ни слова, она приняла предложенную ей бутылку. Пара глотков, и Кира придвинулась ближе, прильнув головой к моему плечу. Мы так и сидели, прижавшись друг к дружке, не обмениваясь лишними вопросами и разговорами. Мы делились только одним шампанским на двоих. Каждая заливала колючим полусладким что-то свое. Кира всхлипывала в открытую, а свои слезы я украдкой размазывала по лицу.
Погано. Паршиво. И очень больно. Теперь от фразы «ты украла мое сердце» к горлу подкатывал тошнотворный ком. И не потому, что это оказалось гнусным враньем. А потому, что еще в то утро, сбегая от Геры, я сама же оставила свое сердце там…
В его «Клетке».
Гера
«Аппарат абонента выключен или...»
Или я дебил. Отшвырнув телефон в противоположный угол дивана, с рассерженным стоном откинулся спиной на его мягенькие подушки. Прошедшие сутки стали для меня без преувеличения кругами ада.
Нагрянувшая с самого утра проверка, с последующим закрытием моего клуба и штрафом в пять нолей, разбитая машина, причём даже не мной, и развлекательная вечерняя программа по этому поводу в ментовке. Кто может похвастаться таким насыщенным днем? Я.
Куда уже больше? Но хрена с два. Как вишенка на торте - полный игнор со стороны Маши. Да, по ряду выносящих мозг причин, вчера я был не очень общителен. Но, судя по всему, до такой степени, что меня кинули в блок везде, куда добивал интернет, а телефон так долго держали отключенным.
Я пытался дозвониться до нее с того самого момента, как наконец таки выполз из здания районного ОВД. А в итоге что? В сотый раз слышу «...перезвоните позже».
Обиделась. Сто процентов. За молчание? Возможно. Так я не собирался молчать вечно. Написал в сообщении: «Очень занят. Все объясню, но не по телефону». А какие обидки теперь таила девичья голова страшно было и представить. Уж лучше бы Маша обиженно пофыркала мне в трубку на мои объяснения, чем мучила тишиной.
— Гера! — бас Егора из соседней комнаты разлетелся по моей квартире. — Так насколько клуб твой закрыли?
— Пока не заплачу штраф, — устало поморщившись, пальцами обрисовал в воздухе кавычки.
—
