— Только не заставляй меня пожалеть об этом, — предупреждает она.
— Я не буду. Она слишком важна, чтобы снова облажаться.
— Я согласна. Теперь иди и убедись, что с ней все в порядке. Я знаю, что сейчас это может показаться не таким, но ты облегчаешь ей задачу. Она просто отказывается это принять.
Кивнув, и с толикой надежды, текущей по моим венам, я поднимаюсь по лестнице.
Я нахожу ее спящей именно там, где я ее оставил, и, убрав одежду со стула в углу ее комнаты, я опускаюсь, чтобы понаблюдать за ней.
Я понятия не имею, сколько времени проходит, пока я сижу там, ощущая действие виски, согревающего мое тело, и моя голова полна мыслей обо всех вещах, которые я хотел бы сделать с женщиной передо мной, когда она внезапно начинает метаться.
Один быстрый взгляд в окно говорит мне, что скоро наступит утро, прежде чем я сажусь вперед, готовый пойти к ней, если ее кошмар станет хуже.
К счастью, она, кажется, успокаивается, и я почти расслабляюсь, когда она внезапно кричит «Нет» и резко садится прямо.
Ее глаза широко открываются и останавливаются на мне, когда она запускает пальцы в волосы, отводя их с лица.
— Ты убил его, — заявляет она глухим голосом. — Ты застрелил его. Передо мной.
— Чтобы защитить тебя, детка, — тихо говорю я, поднимаясь со стула и подходя к краю кровати.
— Остановись. — Она протягивает мне дрожащую руку. — Остановись, пожалуйста, — умоляет она.
Страх снова тяжело оседает у меня в животе, когда мои глаза умоляют ее не делать этого.
— Джоди? — Я спрашиваю, в ужасе от того, что будет дальше.
Ее глаза наполняются слезами, а нижняя губа дрожит.
— Мне нужно, чтобы ты ушел, — заявляет она.
— Ч-что? Нет. Нет, детка, пожалуйста.
Она качает головой, и мое сердце уходит в пятки.
— Я-я сожалею. Мне не следовало просить тебя остаться. Это было несправедливо.
Слова мелькают в моей голове, все, что я мог бы сказать, чтобы попытаться убедить ее позволить мне остаться, но ни одно из них не сходит с моих губ.
Какой в этом смысл? Мне не нужно было убеждать ее, и я тут же понял, что спасения ее от одного подонка-насильника и всех признаний, которые я сделал о своих чувствах к ней, недостаточно, чтобы заставить ее начать прощать меня.
— Я сделаю все, что тебе нужно, Джоди, — честно говорю я ей, неохотно отступая на шаг от кровати.
Она кивает и глубоко вздыхает, когда до нее доходит, что я не собираюсь спорить.
— Я позвоню тебе позже, — говорю я ей, уже зная, что мне нужно услышать, что с ней все в порядке.
К моему удивлению, она кивает в знак согласия, когда я наклоняюсь, чтобы взять свои туфли.
— Если тебе что-нибудь понадобится. Что угодно. Я на другом конце провода.
— Я-я знаю. — Слезы, которые она сдерживала, наконец-то проливаются, и меня почти убивает мысль уйти от нее, когда я знаю, что она страдает, но что еще я могу сделать? — Черт, детка. Ты хоть представляешь, что делаешь со мной? — Я спрашиваю, преодолевая комок в горле.
— Прости, — шепчет она, прежде чем я, наконец, делаю то, о чем она просила, и выскальзываю из комнаты.
Я ухожу из дома, не оглядываясь, не дыша. И только вернувшись в свою машину, сев за руль, я, наконец, даю волю чувствам.
— Чеееерт, — рявкаю я, ударяя руками по рулю, когда боль пронзает меня изнутри, а глаза горят от усталости и эмоций. — Черт, черт. Черт.
Не слоняясь без дела из-за страха, что я могу проигнорировать ее желания и заставить себя вернуться внутрь, я завожу двигатель и уезжаю.
Я не знаю в виду пункт назначения. Я знаю, что мне следует идти домой, но мысль о том, чтобы прямо сейчас остаться одному в своей квартире, не привлекает меня, поэтому, когда я добираюсь до поворота, я иду в противоположном направлении.
К тому времени, как я въезжаю в ворота нашего старого дома и поднимаюсь по длинной подъездной дорожке к дому, я ничего не чувствую.
Раньше я боялся приходить сюда так, как, надеюсь, никогда больше не почувствую.
Постоянное незнание того, в каком настроении может быть Джонас, а затем, позже, насколько больной я найду маму, которая была заперта в своей спальне, преследовало меня все время, пока меня не было. Но даже сейчас, когда он пуст и заброшен, я не могу избавиться от страха, от ненависти, которую я испытывал к человеку, который безраздельно правил здесь.
Останавливая машину, я лезу в бардачок, чтобы достать ключи и открыть дверь.
Я мог бы пойти куда угодно в городе. И все же я здесь. Место, которое хранит все мои кошмары, вот-вот шагнет за стены, которые не так давно я поклялся никогда больше не увидеть. Но одна плохая ночь, еще один отказ от Джоди, и вот я здесь. В поисках боли, которую это место всегда причиняет мне.
Не обращая внимания на кухню, место всех моих худших ужасов, я направляюсь к лестнице, а затем в свою спальню.
Комната почти пуста, в ней нет всех вещей моего детства, которые когда-то стояли на полках. Все это упаковано либо у Галена, либо у меня дома.
Игнорируя все это, я направляюсь к окну и широко распахиваю его. Запрыгнув на подоконник, я вылезаю на крышу, как делал много раз в прошлом.
Мне было, я думаю, двенадцать, когда я впервые нашел этот способ сбежать, и каким-то чудом он так и не обнаружил его, не разрушил его для меня. Единственный человек, который вообще знает об этом, — Нико. Он всегда знал, что именно там сможет найти меня, если что-то пойдет не так. Не то чтобы он когда-либо действительно знал настоящие причины, по которым я чувствовала необходимость прятаться в собственном доме.
Я опускаю задницу на черепицу и ложусь на спину, когда солнце начинает подниматься сквозь деревья.
Ужасно холодно, мое дыхание вырывается облаками вокруг меня, но я едва чувствую это. Только боль и сожаления пронизывают мое тело, поглощая все остальное на своем пути.
13
ДЖОДИ
Я лежу, уставившись в потолок, пока затянувшийся ужас из моего кошмара обвивает меня своими ледяными пальцами.
Я дрожу при воспоминании о том, как его злые глаза сверлили мои, когда я пыталась вдохнуть необходимый мне воздух, а его грязная рука зажимала мне рот.
Но затем его лицо превращается в другое, которого я боюсь, но по целому ряду других причин.
У меня болит в груди, когда обеспокоенные глаза Тоби сужаются. — Я держу тебя, детка, — говорит он голосом, который звучит настолько реально даже сейчас, когда я проснулась, что у меня по коже бегут мурашки.
Но затем его хватка ослабевает, взгляд исчезает, и он падает к моим ногам.
Мое тело содрогается точно так же, как во сне, когда образ его, лежащего там, заполняет мой разум.
Качая головой, я моргаю снова и снова, как будто это прогонит слишком четкие картинки.
Тоби в порядке. Он был тем, кто стрелял из пистолета, а не тем, кто получил пулю.
Но действительно ли это лучше?
Он убил человека прямо у меня на глазах. Если мне нужны были еще какие-то доказательства того, что Бри сказала мне о нем правду, то, я думаю, это было все.
Он застрелил кого-то насмерть. И не проявил ни малейшего раскаяния по этому поводу.
Мужчина пытался изнасиловать тебя, Джоди. Почему он должен проявлять раскаяние?
Я остаюсь на месте, лежа на спине, долгое время, пока солнце встает за окном, снова и снова прокручивая в голове события ночи. Каждый раз я задерживаюсь на своих последних воспоминаниях о Тоби, и меня терзает чувство вины за то, как я взбесилась и прогнала его этим утром.
Все, что он делал прошлой ночью, это заботился обо мне, защищал меня, говорил мне все то, что я отчаянно хотела услышать.
Я ему поверила. Каждому слову. И я разрываюсь между облегчением и страхом за то, что куда это приводит меня, приводит нас.
Со вздохом я наконец сбрасываю одеяло и перекидываю ноги через кровать. Мой взгляд падает на телефон на прикроватном столике, и я быстро хватаю его и отправляю два сообщения.
