меня всерьёз. — У меня пистолет, ты что, не видишь? Я сейчас тебя грохну и убегу!
— Ну давай, опыт уже имеется. Беги, — кивнул себе за спину, а потом перевёл взгляд на тарелку: — Сейчас остынет.
Я втянула носом воздух – пахло какой-то рыбой, вроде бы ничего, но какая может быть еда?!
— Вези. Меня. К отцу! — грозно прошипела я, тряхнув для верности рукой с пистолетом. — Не выводи меня, я очень нервная и стреляю метко, поверь.
— Прекрати уже, — по-отечески пожурил меня он. — Пока ещё не время.
— Я считаю до трёх.
— Адель…
— Один.
— Это не смешно.
— Два.
— Ладно, я пойду, подожду, пока перебесишься, — он смело повернулся ко мне спиной, что разозлило меня ещё больше. Он же вообще ни во что меня не ставит, даже с ТТ в руках!
— Три!
Я подняла руку с пистолетом к потолку и нажала на курок… Но ничего не произошло. Только холостой щелчок. Нажала ещё раз – то же самое.
Найк обернулся. В его взгляде не было испуга, только что-то похожее на... разочарование? Удивление? Словно он не ожидал, что я на такое способна.
— Я вытащил из него патроны.
— Давно?
— Сразу, как только узнал, что ты рылась в моей сумке.
— То есть… То есть когда я украла его, он уже был с пустым магазином?
— Именно так, — холодно кивнул он и скрылся за дверью. — Ешь.
* * *
Съела я всё, до последней капли.
Это оказался суп из консервов и картошки, и если с первым всё было понятно – этого добра было полно, то где он взял второе, я не имела ни малейшего представления. Может, отыскал где-то заброшенный огород?
Мне было приятно, что он обо мне позаботился, но снова это двоякое чувство – я же здесь из-за него. Всё это – из-за него!
Но всё равно я была рада, что он жив, и меня очень интересовало, как же он выбрался из подвала.
Когда я вышла из комнаты, держа в руках пустую тарелку, то его нигде не было видно. Смотреть на дверь я даже не стала – она явно заперта, а вот окно, на подоконник которого я когда-то спрятала кочергу, было грубо заколочено какой-то фанерой.
— Пришлось выбить стекло, — услышала я за спиной его голос и обернулась: Найк сидел на кухне, аккуратно обматывая запястье куском бинта.
Рядом на полу валялся кусок марли с засохшими тёмными пятнами…
— Ты же дверь за собой на ключ закрыла.
— А решётки?
— Пришлось сломать.
Я перевела взгляд на пол: коврик аккуратно лежал на прежнем месте.
— А….
— И эту дверь пришлось ломать тоже. К счастью, петли здесь совсем никуда не годятся.
Он говорил об этом так спокойно, без упрёка, что мне сразу стало стыдно. За то, что я сделала. Другой бы на его месте бросил подыхать засранку, которая пыталась его угробить, а он…
А хотя я же нужная для него приманка, совсем забыла.
Я вошла на кухню и, не спрашивая, перехватив из его руки кусок бинта, продолжила перевязывать его рану. Она была небольшая, но довольно глубокая.
— Это ты о стекло?
— Да, нелепо вышло, — махнул свободной ладонью, а потом взял кружку с чаем. — Хочешь чай? Жаль, лимона нет.
Не знаю, что творилось со мной, по логике вещей виноват только он, но виноватой себя чувствовала почему-то я. Что бы там ни происходило, он всегда ко мне добр, даже порой незаслуженно, а я…
— Прости меня, — прошептала, опустив глаза. — Я сначала тебя закрыла и только потом подумала, что ты мог и не выбраться.
— Я бы выбрался. Потому что мне нужно было найти тебя.
— Из-за того, что я твоя заложница?
Всё-таки рискнула взглянуть на него снова, испытав при этом сильную неловкость.
— Из-за того, что ты могла погибнуть там, дурочка, — и улыбнулся.
А я улыбнулась ему в ответ.
Перевязав его рану и выбросив бинты, мы выпили вместе чаю, посидели в тишине. Я хотела спросить, когда же он всё-таки соизволит отправить меня домой, но почему-то не спросила. Я вообще ничего не говорила, как и он, каждый думал о чём-то своём, но мне отчего-то было уютно сидеть вот так, рядом с ним, наблюдая за тем, как на мир опускаются очередные сумерки.
Заканчивались мои четвёртые сутки здесь…
— Как ты себя чувствуешь? — нарушил он тишину и взглянул на меня с таким теплом. — Температуры нет?
— Вроде бы нет. Нормально.
— Я могу сделать для тебя что-то ещё?
— Да. Пожалуйста, отведи меня в туалет, — и мы улыбнулись уже одновременно.
* * *
Кажется, ночью у меня снова поднялась небольшая температура. Состояние "жить можно, но не слишком комфортно". Хотя за последние четверо суток я напрочь забыла, что такое комфорт.
Я лежала и, глядя в тёмное окно, думала о том, почему меня никто не ищет. Ведь если бы искали, уже наверняка бы нашли, со связями моего отца это не должно быть проблемой.
Может, они думают, что меня уже нет, поэтому оставили всяческие попытки? Я же не знала, что именно Найк рассказывает ему по телефону. Я заметила, что он выходит из дома в одно и то же время, отсутствует примерно час, а потом возвращается – и всегда в плохом настроении.
Что там происходит? Почему отец не идёт на его условия и не скажет уже публично, что он там требует? Это же ради меня!
Что это за странные тайны такие, которые дороже жизни единственной дочери?!
А Найк – чего хочет добиться он?
Были бы это деньги, я бы ещё могла понять, но вот это вот всё… Ну не поддавалось это никакому логическому объяснению!
Сколько мне ещё придётся здесь пробыть? Неделю? Месяц? Может быть, год?
Думать так далеко наперёд не хотелось и вообще не хотелось напрягать мозг – болела голова, и было желание принять ту волшебную пилюлю, которую я выпила ранним утром, когда мы вернулись из леса домой. Можно было бы пойти и попросить, но судя по тишине, он спал, будить его мне не хотелось – предыдущая ночь и вообще весь день выдались не из лёгких.
И это было странно. Вот это
