роскошную жизнь только потому, что ни я, ни Макс особо не тяготели к роскоши. Нам достаточно было комфорта. Боюсь, у нас вообще были иные пожелания к жизни, но их мы не озвучивали. Я тайно надеялась когда-нибудь уйти в полный фриланс и стать художником. Но не озвучивала этого, ведь агентство и так досталось нам нелегко, Макс для этого постарался. Поэтому я не выказывала недовольства нашим образом жизни.
— Наверное, — ответила я, — но этому есть объяснение. Макс получал премии за свои научные изыскания, параллельно трудился над какими-то то расчетами и проектами, за что ему тоже прилично платили, — я была уверена, что это все объясняет. — Но к чему ты спрашиваешь?
— К тому, что, может быть, ты не все о нем знаешь?
— Назар, к чему ты ведешь? — я напряглась, разговор приобретал интересный оборот.
— К тому, что Макс Рихтер, возможно, не тот, за кого себя выдает.
Я видела, как блеснули глаза Назара, когда он произнес его имя.
— Знаешь, он мне сегодня то же самое сказал о тебе, — я сложила руки на груди.
— Что именно? — спросил Назар.
— Что ты не тот, за кого себя выдаешь, — я смотрела в глаза Назара и не отводила взгляда.
Назар моему заявлению нисколько не смутился, только ухмыльнулся и поднялся с места.
— Отнесу, — он взял со стола пустые тарелки, приборы и понес на кухню.
Я разлила остатки вина по бокалам. Меня тревожило то, что Назар говорил о Максе так, будто давно его знает. Но он ни разу за все время нашего знакомства не обмолвился об этом, что казалось странным.
Назар вернулся, сел обратно и, словно угадав мои мысли, продолжил:
— Я знаком с твоим бывшем мужем. Был знаком до того, как тебя встретил и очень удивился, когда узнал, что ты жена моего соперника.
— Соперника? Что это значит?
— Шахматного соперника, и только. Можешь поинтересоваться историей противостояния Рихтер — Платонов в шахматных турнирах. В гугле все есть. Не сказать, что я хорошо знаю Макса, но достаточно, чтобы понимать — он что-то скрывает. От тебя, по крайней мере точно.
То, что говорил Назар мне и без того было очевидно. Одно то, как Макс поступил со мной, говорило об этом красноречивее всего. Но меня заботило сейчас другое:
— А твоя встреча со мной получается — случайность?
— Что удивительно, правда?
Я внимательно смотрела Назару в глаза и не увидела в них ни доли лукавства. Казалось, он был честен.
— Почему ты раньше мне не рассказывал? Только не говори, потому что я не спрашивала.
Назар усмехнулся.
— Не видел ничего особенного в этом, да и какое дело мне до Макса Рихтера.
А вот в этот момент, когда он сказал про Макса, я заметила, что его глаза будто подернулись пеленой. Так бывает, только когда разговор идет о человеке, который очень неприятен, если не сказать большего.
Но я это отнесла к том, что вряд ли Назару приятно говорить о моем бывшем муже, к тому же шахматному сопернику, как он сказал.
Теперь я поняла, почему Назар временами напоминал мне Макса. Они, грубо говоря, из одного теста.
Ну, а я, конечно, если и могла кем-то хоть немного увлечься, учитывая мое состояние после развода с Максом, так только человеком, если и уступающим Максу, так не во многом.
Вино было допито, разговор получился не таким уж и камерным, в окно глядела глупая огромная луна. Я молчала, думая о своем, молчал и Назар.
Удивительны судьбы человеческие, думала я, удивительны тропы и дорожки, по которым все мы ходим и еще удивительнее то, как эти дорожки и тропы иногда чудно пересекаются. Знать бы, что за поворотом, но тогда, наверное, и жить будет не интересно.
Но, как сказал Назар, может и не надо этого пресловутого интереса, а нужен только лишь покой? Как у Булгакова. Покой, но только для того, чтобы разделить вечность с тем, кого любишь.
А если ненавидишь? Если ненавидишь, ненависть ведь ни с кем не нужно разделять. И для ненависти не нужна ни вечность, ни покой.
— Лора… — прервал мои размышления Назар.
— Да?
— О чем ты думаешь?
— Черт знает о чем.
— Ты спрашивала, откуда я знаю про любовь, если сам сказал, что никого никогда не любил? — спросил Назар.
Сердце мое подпрыгнуло и заколотилось об ребра. Я почему-то догадалась, что сейчас произойдет.
— Спрашивала, — чуть слышно сказал я, словно не хотела отвечать, чтобы не слышать, что он скажет дальше.
— Знаю, потому что люблю тебя.
— Назар…
— Ничего не отвечай, — оборвал он меня. — Я хочу, чтобы ты это знала, больше ничего не нужно.
Он встал с места и подал мне руку. Сердце мое забилось еще чаще и у меня слегка перехватило дыхание.
Я встала. Назар обнял меня за талию и притянул к себе. Он потянулся ко мне. Дотронулся губами до краешка моих губ. Я тонула в его сильных руках, он словно лишал меня собственной воли.
— Назар… — я положила руку ему на грудь, отстраняясь, но он меня не отпустил. Он будто ждал, когда моя воля перетечет вся в него, когда я не смогу уже сопротивляться. Вино кружило голову, медленные касания Назара весь вечер будоражили, скапливаясь в одно жгучее желания — еще, еще. И вот он решил взять свое, требовательно и даже грубо.
— Ты не хочешь? — спросил он и снова провел губами по шее, по лицу. А потом поцеловал в губы — настойчиво раздвинул языком мои губы, вырвав из меня стон. Назар был слишком настойчив, он не остановится. И я испугалась.
— Не сейчас, нет, — я и второй рукой уперлась ему в грудь.
Он еще крепче прижал меня к себе.
— Назар! — я повысила голос.
Он, наконец, выпустил меня.
— Прости, — он провел пальцем по моей щеке, поправил волосы. На его скулах играли желваки. Он старался не смотреть на меня.
— И ты прости, я что-то сегодня совершенно не в себе. Дурной день. Все как-то не так, — попыталась я сгладить обстановку. Мне не хотелось после его откровения быть резкой.
На столе ожил мой телефон. Мы с Назаром одновременно глянули на экран.
«Макс» — высветилось на экране.
Назар как-то странно цыкнул, дернул плечами и пошел в прихожую. Нет, он не был безразличен к Максу, он его ненавидел. Люто. И когда бы эта ненависть в нем не зародилась, она жила в нем до сих пор. Его слова о Максе, о том, что он зарабатывает деньги каким-то неизвестным способом, были правдой или попыткой очернить соперника?
