Она надеялась, что это Трэвис, но не глядя знала, это не он. Из-за хлопка двери и хрусту ботинок по гравию, она определила Спенса. К этому и шло. Она была так настроена на него, что узнавала его чертову походку. А он рассматривал ее, как ничего особенного.
Она потерла грудь прямо над местом резкой боли. Она даже не потрудилась встать или взглянуть на него.
— Уходи.
— Это мое место работы.
— Это — моя собственность. Я говорю, кто здесь работает. Ты и твои люди можете идти. Ты уволен. Я пришлю чек, как только подготовлю это место, и оно заработает.
— Ты собираешься заканчивать без меня?
Он навис над ней, его ноги оказались прямо возле ее лица. Его запах окутывал ее, пока ей не пришлось встать, чтобы вырваться.
— Да, Спенс. Как я сказала тебе с самого начала, я не нуждаюсь в том, чтобы ты спасал меня.
Она попыталась пройти мимо него, но Спенс схватил ее за руку.
— Спасал?
— Вот, что это было, верно? Ты бросаешься в это, спасаешь девушку, получаешь немного секса после чего скрываешься. — Теперь она видела все это. Он спасал людей, и тогда она приехала в город вся такая бедная и печальная. Сочетание бедности и неопытности в строительстве, вероятно, оказались слишком серьезными для него, чтобы уйти.
От всей этой ситуации ее тошнило. Она уставилась на его пальцы на своей руке, желая, чтобы ее разум не путешествовал по воспоминаниям всего того, что он мог делать ими.
— Убери свою руку.
— Нет, пока ты не расскажешь мне, где ты набралась этого спасательного дерьма.
— От каждого человека в этом городе. — Рыдания вырвались у нее ни с того ни с сего, но она сдерживалась. — Ты знаешь, как тебя раньше называли?
— Мне на самом деле, наплевать.
— Порочный, но вот новости Порочный вырос и превратился в Крепкого и Молчаливого. Потом в Надежного Спасителя. — Простые прозвища, которым удалось уловить суть человека.
Он скривился, словно попробовал что-то кислое.
— С каких пор, ты слушаешь глупые сплетни?
— С тех пор, как я вышла в город, люди толпились, чтобы рассказать мне о тебе. — она выпалила эти замечания указывая пальцами. — Он ни с кем не встречается. Он никогда не бывает серьезным с женщинами. Его мать травмировала его, когда ушла и никогда не оглядывалась назад. Он не остается ни с кем больше, чем на одну ночь.
— По крайней мере, ты знаешь, что последнее не правда.
Что-то внутри нее опустилось, потому что после всех разговоров, он все еще не понимал.
— Просто потому что ты все еще стоишь здесь, не означает, что ты не сбежишь.
Его лицо исказилось.
— Что, черт возьми, это значит?
О, если он хочет выяснить это, отстаивать это до тех пор, пока ничего не останется от них, она сделает это одолжение. Боль пульсировала в ней, давая всю энергию, которая была ей нужна, чтобы подтолкнуть вперед.
— Я думала, что ты боишься обязательств, но дело не в этом. Ты все время берешь на себя обязательства. На работе, с твоими друзьями, семьей. Черт возьми, в этом городе. Проблема — это женщины. Ты сбегаешь так быстро как только можешь от нас и чего-то серьезного.
— Это не правда.
— Я не твоя мать. — Лила хотела прокричать эту фразу, но вместо это произнесла ее мягким шепотом.
— Я знаю это. Поверь мне.
Она ожидала ярости и отрицания. Даже сейчас, когда нежность заполнила его глаза, она ждала, что он взорвется или сменит тему. Когда это касалось его матери и того, как она ушла, отказавшись от двух маленьких мальчиков ради сказочной жизни, Спенс закрывался. Лиле было больно за мальчика, который потерял так много, и за мужчину, который позволил этому ограничивать себя. По большей части, она хотела найти Миссис Томас и надрать ее жалкую задницу.
Несмотря на спокойствие, Лила отказывалась отвлекаться.
— Ты хотел заняться сексом, потом спрятать меня где-нибудь в шкафу. Выпуская меня, когда это важно тебе, и чтобы никто не видел. Знаешь, что? Хватит с меня дерьмовых отношений, которые требуют от меня жертв.
Черт бы меня побрал, если он не улыбнулся, отвечая:
— Хорошо.
— Что?
Его руки потянулись вниз к ее рукам, пока его пальцы не сплелись с ее.
— Ты заслуживаешь большего.
Надежда ожила, и также быстро она погасила ее. Она открыла дверь, а он с треском захлопнул ее.
Она попыталась стряхнуть его хватку, но он не отпускал.
— Если ты выдашь мне дурацкую речь насчет того, что я заслуживаю лучшего с каким-то другим парнем, я брошу на тебя эти крыши.
Одна его бровь выгнулась, но он стоял там и представлял это.
— Интересный мысленный образ.
— Мне не нужен никто другой, несмотря на твой идиотизм.
На этот раз его руки приблизились к ней, крепче обнимая ее, согревая каждый ее дюйм ощущением его тела и тепла в его глазах.
— Опять же хорошо. Кроме дурацкой части. Я буду работать над этим. Все говорят мне, что я умный.
Она никогда так ясно не понимала разницу между образованностью и здравым смыслом в ее жизни.
— Не когда это касается женщин и отношений.
— Верно, я никогда не учился этому. Когда дело доходит до бизнеса и растений и охраны природы, у меня есть все полномочия и опыт. Женщины для меня загадка.
Последняя злость и боль бурлили и вылились на нее. Она хотела выдать хорошо аргументированное возмущение, но замешательство овладело ее разумом, пока ветер развевал ее волосы.
— В какую игру ты играешь?
— Самую большую в моей жизни. Это все риск и никакого обещания награды. — Он заправил ее волосы за ухо. Погладил ее щеки, пока она не прислонилась к нему. — Это правда, я рассматривал все отношения между мужчинами и женщинами, как имеющие срок годности.
Сомнения снова поднялись на поверхность. Нежный голос, почти любящие прикосновения посылали свет кружиться через нее, но его слова привнесли мрак.
— Что на счет Остина?
— Даже его. До этого Кэрри уходила от него. Невеста Митча, единственная кого он знал задолго до того, как встретил Кэссэди — ушла. Моя мать ушла. Мать Кэрри и Митча хотела уйти, но оказалась достаточно сильной.
Вес всех этих бестолковых женщин давил на плечи Лилы.
— Разумеется над твоей моделью женской роли нужно поработать, а я держу пари в этой истории с Кэрри есть что-то большее, чем ты рассказываешь, но не все женщины уходят. Перестань полагаться на образование и сосредоточься на реальной жизни. Оглянись вокруг, и ты увидишь примеры верности везде. Ты один из самых преданных парней, которых я знаю, и ты слишком упрямый, чтобы увидеть это.
— Я могу сделать лучше.
— Я уже начала сомневаться.
— Когда твоя жизнь основана на предположениях и когда все, что ты видишь вокруг себя походит на испорченное доверие, и ты укрепился в мысли, что неправильно или нет. — Он провел пальцами вниз по обеим сторонам ее лица. — Ты жонглируешь делами и вещами вокруг тебя и сворачиваешь все дела, и уничтожаешь на корню все, что начинается, так что ты никогда не разочаровываешься. Ни одна женщина не причиняет тебе боль.
Она взяла в ладони его лицо, потому что ей нужно было, чтобы он увидел ее, услышал ее.
— Я не единственная, кто заслуживает лучшего. Ты тоже этого заслуживаешь.
— До тебя я развлекался, веселился, потом двигался дальше. Это работало. Это было легко и ясно. Безопасно.
— Одиноко. — Она использовала это слово прежде, чем он смог отмахнуться от этого.
На этот раз он кивнул.
— Одинокий и растерянный достаточно, чтобы несколько месяцев назад поехать в гостиницу с этой невысказанной потребность горящей внутри меня, но не в таком отчаянии, чтобы я мог игнорировать эту горячую брюнетку в баре. Но все же я убедил себя, что те дикие дни не значили ничего большего, чем замечательное воспоминание.
Ее руки скользили вниз пока не разместились на его плечах. Она хотела оттолкнуть его, прежде чем он выскажет свое последнее предложение, которое разобьет ее сердце, просто раскромсав его на куски.
— Я понимаю.
Он притянул ее ближе. Их тела встретились, и его дыхание обдувало ее губы, когда его взгляд искал ее лицо.
