– По-моему, у нас есть путеводитель с пешеходными маршрутами по полям былых сражений. Бетти скоро вернется в свой кабинет, в данный момент она с моей женой.
«С моей женой»...
– Знаете, Оуэн, хотя мы с вами разговаривали уже пару раз, мне кажется, вы забыли рассказать мне кое-что важное.
Он не стал притворяться, будто не понимает:
– Я не считал нужным это обсуждать.
– Если бы вы заранее предупредили меня, что ненавидите друг друга до глубины души, это было бы замечательно, хотя и одного упоминания о том, что вы женаты на бывшей жене Рика было бы достаточно. Вы же знали, что мы рано или поздно встретимся в его доме. – Она наклонилась над его столом и пристально взглянула ему прямо в лицо. Гладко выбритый подбородок, морщинки вокруг глаз. В нос ей ударил запах дорогого одеколона. – Вы поставили меня в неловкое положение.
– Энни...
– И у меня такое чувство, что вы сделали это нарочно. Оуэн недовольно поджал губы.
– Мисс Бекетт, это не ваше дело.
Что ж, с этим не поспоришь, и все-таки неприятное ощущение того, что ее подставили, не покидало Энни.
– Оуэн, что здесь происходит? Что случилось?
Энни встала и повернулась. У стола остановилась Карен Декер, держа руку на животе, изящная и бледная, как лилия.
– Доброе утро, миссис Декер, – проговорила Энни. Кивнув женщине, она повернулась к Оуэну, который по-прежнему сидел за столом: – Пойду схожу к Бетти.
У двери она услышала, как бывшая жена Рика взволнованно спросила:
– О чем вы говорили? О Рике? Оуэн, что ты сделал? Поболтав немного с Бетти, Энни решила вернуться на ферму. Она мчалась по извилистой дороге с головокружительной скоростью, опустив окно, чувствуя, как сухой, жаркий ветер развевает ее волосы, обдувает лицо. О Господи! Что сделает Рик, если обнаружит, что она работает с человеком, которого он ненавидит? В лучшем случае разозлится на нее. В худшем – выгонит из дома, да еще и запретит разыскивать Льюиса на своей земле.
Энни глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Что ей сейчас нужно – так это посидеть немного на крыльце в кресле-качалке со стаканом чая со льдом и подумать, как выпутаться из создавшегося положения.
Когда она прибыла на ферму, разборка между отцом и дочерью Магнуссон была в самом разгаре.
– А я сказала, что надену! – донесся из дома высокий злой голос Хизер.
– Только через мой труп. – Голос Рика звучал более спокойно.
– Ну папа!
– Нет! И оставим эту тему.
– Привет! – крикнула Энни, входя в кухню.
Отец с дочерью, обернувшись, одновременно уставились на нее. Бак, лежавший на коврике у раковины, даже головы не поднял. Лишь скосил в ее сторону глаза, словно этот шум-гам не был для него в новинку.
При виде Рика в смокинге – его загорелая кожа на фоне белой рубашки казалась еще более загорелой, а официальная одежда выгодно подчеркивала строгие, хотя и несколько грубоватые черты лица – Энни застыла на месте как вкопанная. Чудо как хорош!
В отличие от отца Хизер выглядела полуголой. На ней было коротенькое платьице, все из узких черных полос, выставлявшее напоказ ее стройную юную фигурку. Девушка была просто очаровательна – нахмуренное полудетское личико, надутые пухлые губки, гладкая, свежая кожа, – и при одном взгляде на нее в Энни проснулись материнские инстинкты.
– Ну как, съездили в город? – прорезал тишину короткий вопрос Рика. Судя по раскрасневшимся щекам, либо ему было жарко, либо он был очень зол. А может быть, и то и другое. – Встретились, с кем собирались?
Энни отвернулась, злясь на себя за невесть откуда взявшееся чувство вины.
– Да, спасибо. Вы оба выглядите просто очаровательно. Хизер, ты собираешься на свадьбу с отцом?
– Только не в этом платье, – отрезал Рик. – Ты будешь сидеть рядом со мной на козлах и сожжешь те части тела, которые положено скрывать и от солнца, и от посторонних глаз.
– А мне это платье нравится. О Господи, ну почему ты вечно обращаешься со мной как с маленькой!
– Потому что тебе шестнадцать, а не двадцать шесть!
– Мама с Оуэном не такие строгие. Оуэн разрешает мне одеваться так, как я хочу.
– Ты моя дочь, а не его, и под моей крышей будешь одеваться так, как я тебе скажу.
Хизер хмуро посмотрела на Энни:
– Я что, выгляжу как шлюха?
– Хизер, я не говорил... – начал было Рик, но Энни его перебила:
– Нет, хотя я считаю, что для свадьбы это платье слишком вызывающее. Ты хочешь хорошо выглядеть, но ведь ты же не хочешь быть в центре внимания на чужой свадьбе, не хочешь, чтобы о тебе думали, будто ты дурно воспитана?
Оглядев свои голые ноги с накрашенными красным лаком ногтями, Хизер повернулась к отцу и ответила:
– Не хочу, достаточно того, что все думают так о моей матери. Пойду переоденусь в какую-нибудь тряпку постраш-нее, чтобы никто даже не взглянул на меня.
Когда сердитые шаги Хизер стихли, Энни повернулась к Рику:
– Она очень хорошенькая, и вы правы, что беспокоитесь за нее, но я выступила не по делу. Простите, что не смогла удержаться.
– Не казните себя. Что бы вы ни сказали, Хизер все равно была бы недовольна. Я хотел, чтобы она осталась дома, но на свадьбе будут ее подружки и друзья, с которыми она собиралась увидеться. – Он помолчал. – Она тяжело пережила развод.
– Она сейчас взрослеет, а это тоже нелегко дается.
– И она так спешит вырасти! Всякий раз, когда к ней подходит какой-нибудь парень, мне хочется схватить его за шкирку и предупредить. – Рик взъерошил руками гладко причесанные волосы и печально улыбнулся Энни. – Знаю я, что у этих мальчишек на уме.
Понимая, как нелегко быть отцом взрослеющей дочери, Энни предложила:
– Я могу спросить Хизер, не захочет ли она помочь мне сегодня поработать.
Рик покачал головой, хотя улыбка так и осталась на его лице.
– Спасибо, но вы сюда приехали не для того, чтобы нянчиться с шестнадцатилетней девицей. – Он взглянул ей прямо в глаза. – Делайте свои дела, а я буду делать свои, и все образуется.
«5 июля 1832 года.
Территория Мичиган
Дикарь... Над смыслом этого слова стоит задуматься. Как его определить? По одежде? Но по одежде и меня сейчас можно принять за дикаря. В таком виде, в каком я сейчас пребываю, меня не пустят ни в одну приличную гостиную. По цвету кожи? Но сейчас и у меня кожа такого же красного цвета, как и у самого старого вождя Черного Ястреба. По языку, на котором он изъясняется? Но и у нас в полку есть солдаты, говорящие на незнакомом мне наречии. Так что я не знаю, кто такой дикарь. Но мне приказано стрелять в него, иначе он убьет меня. Так что, матушка, когда мои друзья и родные будут обо мне спрашивать, скажите им, что я занят охотой на дикарей. Это будет правдой и, кроме того, будет звучать так благородно».
