– И поэтому он убил ее? – Кори почувствовала, что ее начинает тошнить от всего этого восточного средневековья.
– Согласно тем законам, при которых он вырос, Рабан имел полное право так поступить. Жена или ребенок являлись такой же его собственностью, как палатка или лошадь. Дэймон некоторое время назад издал закон, запрещающий подобную практику, но до сих пор многие традиционалисты считают, что новые порядки – не для них. И Рабан был одним из таких.
– Но это же ужасно!
– Такова традиция, – пожал плечами Селим. – В прошлом только самые здоровые могли выжить и вести тяжелую жизнь бедуина в пустыне. Всех слабых приходилось уничтожать, иначе из-за них могло пострадать целое племя. Когда рождался больной ребенок, родители оставляли его в пустыне умирать.
– Так случилось и на этот раз?
Селим кивнул.
– Мараин обнаружил это только спустя четыре дня. Племя меняло место для лагеря, и Рабан оставил ребенка где-то по дороге. Мараин уведомил Дэймона об исчезновении девочки, и они отправили поисковую группу, чтобы найти ребенка, но оказалось уже слишком поздно. Девочка была мертва, когда они нашли ее.
– И Дэймон знал, что должен будет приговорить Рабана к смерти?
– В приговоре не могло быть сомнений, – ответил Селим. – Если бы он помиловал Рабана, это стало бы зеленым светом для любого, у кого родится ребенок-калека. Он должен был показать им, что в его глазах каждый ребенок имеет ценность и что любое преступление будет наказано в соответствии с его тяжестью.
– Жизнь за жизнь?
– Эль-Зобар в каком-то смысле еще очень примитивное общество. Здесь понимают, к сожалению, только такой язык.
Тут Кори вспомнила кое-что еще.
– Дэймон передал Мараину, что тот все сделал правильно. Что это значит?
– Окончательное одобрение, – объяснил Селим. – Такова традиция. Это признание того, что ответственность за смерть казненного полностью лежит на Бардоно. Я не ожидал, что Дэймон сможет на этот раз сказать это.
Она вообще не понимала, как кто-то может быть способным на такой поступок. Дэймон корчился от душевной боли и при этом нашел в себе силы произнести слова одобрения и тем самым освободить членов племени от чувства вины за казнь, приняв все на свои плечи.
– Но это же несправедливо – заставлять его делать это! – неожиданно взорвалась Кори. – Они что, не понимали, что это для него значит? Они просто умыли руки и заставили Дэймона пройти через такой ад в одиночку! Это несправедливо, черт возьми! – Селим открыл было рот, чтобы что-то ответить, но она жестом заставила его замолчать. – Вся эта ваша система правосудия хреновая! Почему Дэймон должен был проходить через это? Почему не мог Мараин или…
– Это сознательный выбор Дэймона, Кори, – прервал ее Селим. – Его готовили к такой роли с самого раннего детства. Это его обязанность.
– Тогда он должен быть совершенно сумасшедшим, чтобы позволять выделывать такое с собой.
– Он любит их, Кори.
– Почему? Я видела, как к нему относились в том поселении. Он шел как пария, как изгой…
– Они тоже его любят. Но они не могут относиться к нему как к равному, он же Бардоно, от его решения зависит их жизнь. – На лице Селима промелькнула тень. – А в случаях вроде этого даже решение о том, когда ее отнять.
Кори сжала кулаки так, что ее ногти впились в собственные ладони.
– Но это жестоко по отношению к нему, Селим. Он не должен быть обязан делать подобное.
Селим кивнул.
– Но он не мог сделать ничего другого. Только так он может помочь Эль-Зобару.
– А если что-то подобное произойдет еще раз? – не унималась Кори.
– Он снова вынесет приговор.
– Господи, как это просто у тебя звучит! Почему ты не поможешь ему? – Теперь Кори просто ненавидела этого симпатичного, как ей вначале показалось, парня.
– Здесь я ничего не могу поделать. – Он поднял на нее глаза. – А почему не поможешь ему ты? Дэймон вряд ли примет слова утешения от меня, но ты – другое дело.
Кори почувствовала легкий шок, немедленно сменившийся паникой. Было бы огромной ошибкой с ее стороны отправиться сейчас к Дэймону. Она чувствовала себя слишком уязвимой…
– Но это не мое дело, – неуверенно возразила она.
Селим печально улыбнулся.
– Ты тоже не хочешь ответственности, тоже умываешь руки. Кори? Тогда он остается совсем один, ты не находишь?
Во имя одиночества. Полная изоляция. Искаженное мукой лицо Дэймона.
К черту ее уязвимость! Никто на свете не должен проходить через такое один. Она встала со стола и направилась к двери.
* * *
Кори помедлила у двери в его комнату и сделала глубокий вдох. Это ошибка. Она не должна этого делать. Будь у нее хоть капля здравого смысла, она бы сейчас повернулась и ушла, сказала себе Кори.
Она постучала в дверь.
Ответа не было.
Она постучала громче.
Снова тишина.
Она повернула ручку и открыла дверь.
Сначала она подумала, что его нет в комнате, но потом заметила силуэт на террасе. Дэймон сидел в плетеном кресле и смотрел невидящим взглядом на ярко-алые полосы, озарявшие предрассветное небо.
– Дэймон. – Она остановилась на пороге террасы, думая о том, что говорить дальше. А в самом деле, что? Мол, не волнуйся, Дэймон, все будет хорошо? Но это глупо. Он знал, что ему, возможно, придется повторять такие приговоры и на следующей неделе, и в следующем месяце, и на следующий год. Он знал все, давно принял и смирился с этой пыткой, и нельзя было найти слов, чтобы утешить его сейчас.
И все же она должна попытаться помочь ему. Она просто не могла иначе.
– Можно я зайду и сяду рядом с тобой?
– Нет, я хочу побыть один, – сухо ответил он, не поворачиваясь к ней.
Ее колебания улетучились, она почувствовала облегчение. Такой ответ был слишком хорошо знаком ей. Гарри во время своих приступов депрессии всегда вначале говорил, что хочет побыть один. Ей удавалось помочь Гарри, так что Дэймону она сможет помочь тоже.
– Нет, ты не этого хочешь. – Она быстро прошла на террасу и села на стул напротив него. – Ты хочешь поговорить. Говори.
Он поднял голову и посмотрел ей в глаза.
– Тебе не терпится добраться до моей крови? Кори ощутила резкую боль в груди. Господи, неужели он считает ее настолько бессердечной, способной воспользоваться его нынешним состоянием?
– Нет, у нас снова перемирие. – Она твердо решила убедить его разговориться.
– Почему?
– Потому что я хочу помочь тебе, – мягко ответила она. – Считай, что во мне умирает психолог. Мне нужно помочь тебе, Дэймон. Пожалуйста, позволь мне!
