— Чуть больше суток, брат, — отвечает печально. Мои брови подлетают наверх.
Сутки… Целые сутки. Капец!
За это время столько всего могло произойти! Мне даже страшно представить.
Видимо, Дава прекрасно видит ход моих мыслей. Брат с нечитаемым выражением на лице кивает в сторону. Туда, где стоит еще одно кресло.
На котором поджав под себя ноги и положив руки под голову спит Ярослава.
Сердце щемит.
Малышка моя… Нежная девочка…
— С моими все в порядке? — уточняю. Разумом понимаю, что Ахметов вряд ли кого-то еще стал бы посылать следом за Маком. Но лишний раз убедиться не помешает.
Да и беспокойство нужно унять.
— Дом под присмотром, — отвечает уклоняясь от темы. Мне не нравится ни его тон, ни его взгляд.
— Брат! Что случилось? — приподнимаюсь на локтях. Тело простреливает острая боль. Все же обезболивающие действуют недостаточно сильно, раз я ее ощущаю. Или ранение было слишком серьезным.
По своему состоянию понимаю, что скорее всего так и есть. Но пока про себя думать не могу и не хочу. Безопасность Яси и наших с ней сыновей стоит на первом месте.
— С твоей женщиной и детьми ничего, — заверяет меня. Поднимается в кресле, нажимает на мои плечи заставляя снова лечь. — Тебе нельзя напрягаться, швы разойдутся, — предупреждает.
— Тогда рассказывай, что стряслось пока я был в отключке, — не отрываю от брата пристального взгляда. Отмолчаться не выйдет. Я должен знать! — Скажем так, у меня произошел небольшой конфликт с Викой, — говорит тщательно подбирая слова. Ему не нравится поднимаемая мною тема.
— И? — не позволяю Давиду оставить свой вопрос без ответа.
— Все будет в порядке, — заверяет меня брат.
Между нами повисает небольшая пауза. Я не спешу продолжать разговор о чем-либо, он не жаждет озвучивать подробности.
Вижу, как Даве неприятна тема Вики, но не могу понять причину. У моего брата довольно активная половая жизнь, в его постели побывало множество баб. Было время, когда он их менял чаще перчаток. Новая ночь, новая игрушка.
Ничего серьезного. Ничего личного. Просто удовольствие без обязательств. Не более того.
— Марат! — ко мне подскакивает Яся. Огромные глаза наполнены страхом и болью, они полны слез.
Любимая кидается ко мне, принимается проводить своими ладошками по груди, по рукам, покрывает поцелуями лицо. Она действует крайне осторожно и бережно, словно четко знает границы. Где можно касаться, а где — нет.
— Хороший мой, — шепчет сквозь слезы. Прижимает руки к лицу, смахивает слезы, смотрит на меня, снова раздается всхлип.
— Шшш, — нахожу в себе силы, чтобы взять ее за руку. — Все в порядке, — внимательно смотрю в ее глаза. Яся кусает губы, всхлипывает, кивает. — Все будет в порядке, — вкладывая остатки сил произношу не отрывая от нее взгляд.
— Угу, — все, что она может сказать. Затем падает мне на грудь и начинает плакать.
Приподнимаю свободную от капельницы руку, бережно глажу по голове. Маленькая моя…
— Я скоро встану на ноги, — продолжаю успокаивать Ясю. Сердце разрывается от любви и нежности к ней.
— Встанешь, — улыбается сквозь слезы. — Но больше я тебе не разрешаю собой рисковать! — говорит с жаром. Улыбаюсь. Словно она может мне что-то запретить. — Нам еще сыновей воспитывать! На ноги ставить! — находит слабое звено, бьет прямо в цель. — Мальчишкам отец нужен! — продолжает не пряча эмоций. — А мне любимый, — добавляет уже значительно тише.
— Малышка моя, — стираю большим пальцем крупную слезу с лица любимой. Сердце распирает от эмоций, слов не хватает. Прижимаю Ясю к себе.
Глава 32
Глава 32
Яся
Те сутки, когда Марат находился без сознания стали самыми ужасными и длинными за всю мою жизнь.
Когда Лешка попал в реанимацию, я думала, что хуже уже быть просто не может. Может. К тому времени, как я все узнала, мой сын был уже спасен.
В отличии от любимого мужчины.
Бешеное утро, нервы на пределе. Взгляд Давида, полный боли и страха. Он очень сильно переживает за брата, страдает, но никому об
том не говорит.
Не думала, что когда-то увижу столь опасного и властного мужчину таким уязвимым. Оказывается, даже сильные мира сего могут иметь слабые точки.
Я не находила себе места, ходила из угла в угол, плакала. Поддавалась отчаянию. А ведь было нельзя.
У нас с Маратом остались дети. Которые ничего не должны узнать!
Мальчишкам мы о ранении ничего не сказали, поэтому мне приходилось через силу улыбаться, шутить и отвлекать моих шалопаев. Выходило с трудом.
Вадим и Лешка мальчики очень внимательные. Несмотря на свой юный возраст, они подмечают детали, запоминают их, а потом собирают в единую картинку и приходят с вопросами. От которых не отвертеться.
Наши с Маратом сыновья обладают слишком хорошим для своего возраста умением. Они отлично выстраивают причинно-следственную связь. Правда, только лишь там, где им самим нужно.
Я считала каждую минуту, развлекала детей, как могла. Устраивала соревнования, состязания, максимально долго гуляла с ними. Охрана не спускала ни с кого из нас глаз.
Так непривычно ежесекундно ощущать на себе пристальные взгляды посторонних мужчин. Понимать, что следят за каждым твоим движением и шагом.
На этот раз уже никто не стал надеяться на собак. Раз их смогли усыпить единожды, то повторить подобное не составит труда. Да и самим псам еще требуется время, чтобы проспаться.
Бедные животные! Мне их искренне жаль…
Жестокость людей порой не знает границ. Я поражена как далеко они могут зайти в своей мести.
Пока Марат борется за свою жизнь, Давид взял под свой контроль нашу безопасность и охрану всего дома. Здесь он чувствует и ведет себя как рыба в воде.
И если я раньше не понимала, что такого нашла в нем моя сестра, то теперь прекрасно вижу причину.
Серьезный. Властный. Уверенный в себе на сто процентов. Он априори заставляет подчиняться себе и ощущать окруженной заботой со всех сторон.
— Сыновей одних ни на секунду не оставляй, — до сих пор все внутри дрожит, стоит только вспомнить его утренний наказ. — Даже если в туалет приспичит. Поняла? — строгий взгляд карих глаз пробирает до основания души.
— Да, — только и успеваю кивнуть, чувствую себя покорной девочкой. Ощущения просто… ухх!
В Марате все же чуточку больше человечности что ли. А еще света. И добра.
Любимый мой… Как же я по тебе скучаю…
Тора держат в отдельном крыле, под беспрецедентной охраной. Вход строго по личному разрешению Давида.
Я пыталась пройти. Он не разрешил. Сказал, чтобы не забивала голову всякой ерундой и занималась своими сыновьями.
И чтобы не лезла в мужские дела.
Даже Вика и та сидит в своей комнате и носа не высовывает! Видимо, тоже получила от Давы по первое число.
Я хотела зайти к сестре, но она заперлась и не впустила. Даже разговаривать со мной не стала. Ни единого слова не произнесла!
Поэтому пришлось спускаться вниз и идти к мальчишкам. С тяжелым сердцем и разрывающей душу на части болью продолжать улыбаться, шутить и играть.
Так и продержалась весь день. Отвлекая мальчишек, пытаясь переключиться самой. Когда было очень нужно, я писала Давиду. Он приходил, подменял.
Суровый мужчина стал для меня оплотом спокойствия. Смотрела на него и понимала, что с моим любимым все будет хорошо.
Давид такой. Он из-под земли достанет. Горы свернет, но все будет именно так, как он решил.
И если он дал приказ своим людям, не отходить от меня и его племянников, то они четко ему следовали. Чего бы это им не стоило.
Бедные парни, что нас охраняли эти сутки! Мальчики не отходили от них ни на шаг. Засыпали рассказами, заваливали вопросами, то и дело пытались вовлечь в свою игру.
Охранникам ничего иного не оставалось, как отвечать на бесконечные “а почему?” и “а зачем?”, слушать детские басни, браться за палки и представлять, что у них в руках самый шустрый автомат. Вадим и Лешка развлекались, как могли.
